И многие другие в таком же стиле.
Так жил и работал Батист Линоль, первый трибун и вождь восставших лакеев Штатов. Подробности можно узнать из комплектов изданий газетного треста за тот год, если эти комплекты уцелели от катастрофы, которая, в сущности, является темой этого романа.
* * *
Теперь, отдавши некоторую дань истории, я хочу сказать несколько слов о Ване, который наконец напал на верный след профессора Гранта, заметив номер нужного ему такси.
Ван вскочил в такси, вытолкнул из него какого-то престарелого джентльмена, несомненно едущего к массажисту, и велел шофёру ехать как можно скорее куда-нибудь подальше.
Вскоре за столиком небольшого, но довольно подозрительного трактирчика болтливый шофёр подробнейшим образом рассказал Вану, что пожилой джентльмен в тёмных очках-консервах в сопровождении молодой миловидной дамы действительно нанял его возле Нью-Линкольнского вокзала 11-го числа около трёх часов дня и велел ехать ко Дворцу Центра. Возле Дворца Центра джентльмен, который действительно держал под мышкой довольно странный свёрток, честно уплатил два доллара и вошёл со своей спутницей во Дворец. Это всё, что мог сообщить Вану шофёр за выпивку.
Но этого было достаточно.
Ван немедленно же ринулся по следам, не особенно горячим, но тем не менее верным.
20. Головокружительная карьера Вана
Пейч терпеливо перечитал все издания газетного треста за сегодняшнее число, с трудом выбрался из груды газетной бумаги и набил трубку.
– Довольно, – сказал он, пуская первую баранку дыма. – Положительно, я сделал глупость. Мне следовало просто-напросто взять за воротник этого роскошного молодого человека и вытряхнуть его из Дворца Центра со всеми его смокингами и туберозами. Я упустил момент, и в этом моя ошибка. Но всё это случилось так неожиданно, что я, признаться, растерялся. Ещё бы! Я привык видеть перед собой совершенно определённого врага – Матапаля, короля королей и самого крупного негодяя на земном шаре. Это было абсолютно ясно. Но пылкий юноша с большим розовым бантом на груди ошеломил меня. Ведь трудно же отрицать, в самом деле, что именно он, а не кто другой подкосил Матапаля, если, конечно, здесь… не случилось… чего-нибудь…
Пейч задумчиво остановился посредине комнаты и пустил вторую баранку дыма.
– Если здесь… не случилось… чего-нибудь… совершенно непредвиденного…
Пейч быстро пустил третью баранку, потом четвёртую, пятую, шестую и ловко проткнул их пальцем.
– А вдруг Матапаль и его миллиардеры просто-напросто сбежали в один прекрасный день из Дворца Центра неизвестно куда, и роскошный Батист Линоль по воле непредвиденного случая сделался правителем Штатов? Но куда мог скрыться Матапаль? И, главное, по каким причинам? Вот вопрос.
Пейч чувствовал, что дело неладно. Никаких данных у него на этот счёт не было, но тем не менее он почувствовал непоколебимую уверенность в правоте своего предположения.
– Ставлю голову против субботней получки, что назревают какие-то грозные события… И кроме того, я нахожу, что реформы Батиста Линоля принимают катастрофический характер. Покуда дело ограничивалось смокингами, мы могли ещё терпеть, но оказывается, что Батист привлёк в свой кабинет небольшую, но весьма отборную партию промышленников и банкиров, которые начинают поворачивать руль обратно. Вооружения не уменьшаются. На днях заложено сорок новых супердредноутов. Ни о какой политической свободе нет и речи. Довольно. Пора взяться за Батиста Линоля, пока нам на голову не сели новые короли королей.
С этими словами Пейч надел кепи и вышел из комнаты на улицу.
* * *
Вечером того же дня министр труда Галифакс сказал Батисту:
– В окраинах неспокойно. Пейч ведёт бешеную агитацию против вашего кабинета.
Батист удивился.
– Странно! Кажется, ему предложен очень приличный смокинг на шёлковой подкладке. Ему и всем его товарищам по стачечному комитету. Не понимаю, чего ему ещё нужно?
Галифакс нахмурился.
– Гражданин Батист! По имеющимся у меня агентурным сведениям, рабочие тяжёлой индустрии собираются предъявить новые требования правительству по вопросам разоружения, восьмичасового рабочего дня и политических прав.
– Это мне нравится! – воскликнул Батист. – Бездельники ваши рабочие тяжёлой индустрии, вот что… Так вы им и передайте… Я, кажется, неоднократно указывал, что теперь у нас режим полной свободы. Хотят работать восемь часов в день – пусть работают!
– Да, но предприниматели их увольняют.
– Это дело предпринимателей. Я не могу ограничивать одной свободы за счёт другой. Я справедлив. А что касается разоружения, то опять же это их частное дело. Пусть разоружаются. А мы будем вооружаться, и потом мне надоели эти вечные претензии Пейча.
– Да, но…
– Вы, кажется, мне противоречите? Я начинаю думать, что вы с ними заодно.
– Хе-хе-хе, – сказал Галифакс, изгибаясь перед Батистом. – Я слишком доволен своим жалованием, чтобы быть заодно с этими бездельниками. Но только я хотел вам указать, что с Пейчем надо разделаться как можно скорее. Это очень опасный человек. Верьте мне. Я уверен, что Матапаль бежал из боязни его.
Батист побледнел.
– Что вы говорите? Кто бы мог подумать! На вид такой славный малый… Даже, я бы сказал, трогательный… Вы помните, как он протянул мне руку на глазах у миллионной толпы в тот незабвенный день, когда я стал вождём?
– О нет. Вы ошибаетесь. Пейч – самый опасный ваш противник во всех Штатах. Ему помогают интернациональные вооружённые силы.
Батист тревожно взмахнул рукой.
– Слушайте!.. А может быть… Это самое… Пора уезжать?
И вдруг, поймав себя на слове, воскликнул:
– То есть что это я говорю такое?.. Виноват… Кто такой Пейч и кто такой я? Абсурд! Меня весь народ носит на руках. Я совершил величайшее дело освобождения народа из паутины Матапаля… Я сшил всем гражданам смокинги! Я выдал дамам букеты гелиотропа и детям – бананы. Наконец, я провёл законопроект о повышении чаевых. Нет, нет, Пейч будет уничтожен. Завтра утром мы обсудим этот вопрос на заседании совета министров. А теперь идите. Мне надо продиктовать несколько весьма секретных статей для газетного треста.
Заседание совета министров было в разгаре. Батист размахивал колокольчиком и, простирая левую руку (это был его исторический жест), говорил:
– Я уничтожил Матапаля, я уничтожу Пейча. Только что получены сведения, что этот негодяй отбыл сегодня ночью неизвестно куда. Говоря попросту, он замышляет меня рассчитать. Но, клянусь головой шестого секретаря, это ему не удастся. Я остановлю движение всех воздушных и железных дорог. Я закрою границы. Я, наконец, создам новое министерство розысков Пейча во главе с самым талантливым сыщиком Штатов, но найду его следы!
Батист стукнул звонком по столу и сердито нахмурился. Кабинет лакеев был потрясён.
В этот момент почтительного молчания, воцарившегося после слов Батиста, в зал заседания вошёл Ван. Он обнюхал воздух и деловито сказал:
– Сведения, полученные мною в бюро справок, оказались очень важными. Судя по всем данным, он находится сейчас вместе с Матапалем.
– Вы уверены в этом, молодой человек? – строго спросил Батист. – Прошу не забывать, что ваши слова имеют крайне важное значение.
– Ещё бы не важное! – воскликнул Ван. – От этого зависит не только моя репутация, но также и репутация…
– Мало сказать – репутация! – горячо подхватил Батист. – Мало сказать репутация. От этого зависит счастье всего нашего народа.
– Пожалуй, вы правы, но это не меняет дела. Его надо искать там, где сейчас находится Матапаль.
– Откуда вы это заключили?
– Откуда? Очень просто: у него были какие-то делишки с Матапалем.
Батист воспламенился.
– Видите, господа! Я говорил вам! Теперь всё ясно и понятно: он хочет заключить союз с Матапалем против меня. Его надо разыскать во что бы то ни стало, пока не поздно.
– Совершенно верно, – подтвердил Ван. – Пока не поздно, а то потом будет слишком поздно. Но я найду его живым или мёртвым, прежде чем он успеет наделать шуму. Клянусь в этом своей незапятнанной честью!
Батист прослезился. Он протянул Вану руку и, всхлипнув, сказал:
– Вы благородный молодой человек и патриот. Я доверяю вам. Действуйте. Моя чековая книжка в вашем распоряжении. С сего числа я назначаю вас министром розысков, если вы не имеете ничего против.
– Я? Против? Боже сохрани! Мне очень лестно, тем более что здесь заинтересован не столько я лично, сколько…
– Сколько отечество? Не так ли? Обратите внимание, господа, какой благородный молодой человек, ставлю вам его в пример. Простите, как вас зовут? Сейчас вам изготовят министерский мандат. Садитесь. Индейки с каштанами хотите?
– Мерси, – сказал Ван. – От кусочка не откажусь. Меня зовут Ван.
Пока Вану изготовляли мандат и писали приказ о назначении на пост министра, он ел индейку с каштанами.