Одной из причин, по которой девушка продолжала терпеливо мириться со все усиливавшимися странностями Нади, было именно то, что та усердно училась сама. Рита уважала Надю за то, что, несмотря на внешнюю неказистость, Надя была удивительно эрудированна и, если разговорить ее, заставить на минутку высунуться из скорлупы, становилась знающим и остроумным собеседником.
Но сегодня усердие Нади просто перешло все мыслимые границы! «День чудес», – иронично подумала Рита, когда, мельком посмотрев на подругу, увидела, как истово та записывает каждое слово преподавателя, лишь изредка прерываясь, чтобы преданно поглядеть – нет, не на экран, а на самого Анатолия Сергеевича. Лекция между тем продолжалась.
– Перед лекцией Таня Прохина задала мне очень хороший вопрос, – говорил Анатолий Сергеевич, и Рита, непроизвольно взглянув вместе с остальными на довольно улыбнувшуюся Прохину, тут же отметила, что Надя смотрит на Таню как на смертельного врага. – Ответ на него удачно впишется в тему нашей сегодняшней беседы. Госпожа Прохина, не будете ли вы так любезны повторить его для всех?
– Почему на старинных картинах так часто рисовали голых людей? – поделилась со всеми своей любознательностью Татьяна.
– Потому что порнографических журналов тогда еще не было, – фыркнула сидевшая рядом с Ритой Анеля, явно приглашая соседку повеселиться вместе с ней. Рита сделала вид, что не заметила этого комментария.
– Должен признать, что в формулировку вопроса вкралась неточность, – провозгласил Анатолий Сергеевич. – Ну-ка, будущие искусствоведы, кто укажет нам на нее?
Обычно замкнутая Надя как-то странно содрогнулась и буквально заметалась в кресле; не нужно было быть телепатом, чтобы уразуметь, что девушка хочет привлечь к себе внимание.
– Вы, госпожа Емельянова? – В голосе преподавателя Рита уловила легкое недоумение; действительно, Надина эрудиция обычно раскрывалась лишь в письменных работах. – Ну что ж, ваша активность меня радует. Говорите!
– Я... да, я хочу сказать, – покрывшись от волнения красными пятнами, хрипло забормотала Надя.
– Будьте добры, погромче!
– Анатолий Сергеевич, я... давно хотела вам сказать, что... – Надины слова прозвучали на удивление мелодраматично, точно за этим должно было последовать по меньшей мере объяснение в любви; очевидно, уловив эту несообразность, сидевшие в креслах пять девушек и один молодой человек – собственно, все, кроме Риты и самой Нади, захихикали.
– Госпожа Емельянова, да уж вы закончите, наконец, – почти с испугом отреагировал на неуместный энтузиазм студентки преподаватель.
– Хотела сказать, что картины не рисуют, а пишут! Рисунки – это не живопись, а графика! – на одном дыхании выпалила Надя и плотно сжала губы, точно боялась, что из ее рта вырвется хоть один лишний звук.
– Совершенно верно. – Анатолий Сергеевич явно решил не обращать внимания на вновь раздавшиеся смешки. – Ну а теперь перейдем к сути заданного госпожой Прохиной вопроса... Западноевропейское классическое искусство различало четыре символических значения наготы... Госпожа Вартанян, я не смею настаивать, но было бы неплохо, если бы вы это записали.
– У меня рука болит, – безмятежно отозвалась Лия Вартанян.
– В таком случае включите диктофон.
– Я его позабыла!
– А вот я не позабуду поговорить с вами на экзаменах именно по данной теме... Между прочим, ваш отец не так давно беседовал с ректором и выражал надежду, что знания, которые вы получите в университете, не окажутся липовыми!
– Да выучу я, – лениво отмахнулась Вартанян; Надя метнула в ее сторону взгляд, по сравнению с которым тот, что достался Татьяне, был просто ангельски кротким.
– Итак, я продолжаю, – вновь заговорил Анатолий Сергеевич. – «Естественная нагота» – природное состояние человека, ведущее к смирению. «Мирская нагота» – обнаженность от земных благ, добровольная или вызванная бедностью. Зачастую этот прием применялся при изображении аскетов. «Добродетельная нагота» – символ невинности, и «преступная нагота» – олицетворение суетности, распущенности.
– В общем, как ни крутись, а без штанов нарисуют! – весело заметила вслух Анеля, и даже Рита не смогла удержаться, присоединившись к общему смеху. Анатолий Сергеевич искренне засмеялся вместе со своими студентами, и внезапно Рита осознала, что, в сущности, старательно напускающий на себя строгость преподаватель всего на несколько лет старше ее самой.
Лекция продолжалась; одно за другим демонстрировались изображения знаменитых живописных полотен и фресок, и Рита, увлеченная действительно интересным рассказом преподавателя, уже не находила времени на то, чтобы следить за необычным поведением подруги, а тем более оценивать его.
– Надо же, как интересно рассказывает Толян! Мой папа говорит, что нас здесь учат по облегченной программе – ведь зарабатывать на жизнь все равно не придется... Но, думаю, такую лекцию было бы нестыдно и в МГУ прочитать! – восхищалась в перерыве Татьяна.
– Да уж, – хихикнула Лия Вартанян. – Я вот в этой Флоренции сколько раз была – а кроме кабаков и солярия, и не видала ничего! А там, оказывается, столько всего разного!
– Совсем ничего не видала? – явно намекая на что-то, подначила сокурсницу Анеля.
– Да ну тебя! Кто на римском карнавале напился и в полицию загремел?! Скажешь, не ты?
– Я?! – Пухлое личико Анели выразило непреклонную добродетель. – Никогда! Это, наверное, Валька наговаривает на меня! Что ж, иди поцелуйся с ней!
Ванилла, оживленно болтавшая в кучке своих подруг в нескольких метрах от спорщиц, вероятно, догадалась, что речь идет о ней, и скорчила Анеле противную гримасу; та, не оставшись в долгу, показала сопернице язык.
– Валя? Ты, очевидно, имеешь в виду Ваниллу? – зло усмехнулась Лия. – Вовсе нет! Мне рассказала Шура со второго курса. Вот ее сестра! – С гаденькой улыбкой девица мотнула головой в сторону равнодушно смотревшей на привычную для перемены в университете картину беспредметной ссоры Риты.
– Шерстнева! – В голосе и позе Анели прозвучало негодование, достойное императрицы. – Что я слышу? Что это твоя сестрица себе позволяет?
– Моя сестра может говорить все, что ей вздумается, – сухо ответила Рита, знавшая по опыту, что стоит ей хоть на мгновение не выдержать деловой, отстраненный тон – и ее немедленно втянут в визгливую бабскую склоку. – А если тебе это не нравится, попробуй сказать это Шуре в лицо.
– А ты, выходит, ни при чем?! – повысила голос Анеля.
– Естественно, – старательно напустив на себя выражение брезгливой усталости, отрезала Рита. – Александра – вполне взрослый человек и в состоянии отвечать за свои слова! Впрочем, если ты считаешь, что моя сестра – маленькая шкодливая девочка, можешь пожаловаться на нее своему папе! Он поговорит с моим отцом, и Александру оставят без сладкого!