Но интересно, думала Ильяна, как же мать общалась с Черневогом, когда он был жив? И ее тоже бранили за то, что она вот так же стояла рядом с ним? Конечно, отец это знал…
* * *
Семейная буря начала потихоньку стихать. Ильяна замкнулась в себе, решив не ругаться и не спорить ни с кем.
— Мне лучше самому поговорить с нею, — вызвался Александр, даже не будучи уверенным, что родители Ильяны слышат его. Эвешка, словно застыв, сидела на скамье, глядя на пылающий в печи огонь, Петр, как сел на сундук, положив топор возле себя, так и сидел по-прежнему.
— А… что? — наконец очнулся Петр, ты сходи… да… Только она ведь и самам напугана, что она тебе расскажет? Она сама ничего не знает.
Петр и сам не знал, для чего он это говорит. Может, для того, чтобы успокоить жену? Скорее всего. Саше так именно и хотелось думать.
Впрочем, он и должен это делать — ведь только к мужу Эвешка и прислушивалась, только он мог с нею спорить, она верила только ему…
Теперь же Эвешка станет еще более подозрительной, ей повсюду станет мерещиться опасность Ильяне…
Саша осторожно прикрыл за собой дверь, чтобы не хлопать, и кошачьей мягкой походкой направился к конюшне. Ильяна все еще столяа возле лошади, даже не шевелясь. Саша почувствовал, что что-то здесь не так.
Казалось, что тут была какая-то опасность, непонятная пока угроза.
Что-то знакомое было в этой опасности. Лошади тут же стали топтаться, а Малыш и вовсе заскулил, оглядываясь беспокойно по сторонам.
Что это? Змея? Или водяной выбрался так далеко на берег? Но зачем?
Саша повернулся лицом к реке и тихо заговорил:
— Хвиур, ты все-таки обманщик! Иди восвояси, спи себе на дне! Нечего тебе здесь у нас делать! Гуляй, Гуляй!
И неприятное чувство, подобно змее, сразу же исчезло. Значит, и в самом деле водяной?
Но Саша теперь почувствовал иное — его стало одолевать волшебство Ильяны. Он чувствовал ее энергию. Саша стал мысленно успокаивать девушку, но он не говорил ей о страхе, об опасности, которая может грозить кому угодно. Он просто хотел, чтобы Ильяна успокоилась.
И Ильяна тут же прекратила использовать свои чары.
— Вот и все, девочка, — уже громким голосом сказал Саша., — теперь ты уже стала взрослой! И потому сама должна уже соображать, где таится опасность! Но ты еще многого не знаешь! И потому будь осторожна вдвойне!
— Я уже знаю больше, чем я хотела знать! — закричала Ильяна, и стало ясно, что она сейчас разрыдается, — моя мать его любила! И тогда скажи: чья я все-таки действительно дочь? Отца или…
— Ты дочь Петра! — закричал Саша, — конечно, его, в этом я могу поклясться тебе чем угодно! Черневог уже никак не мог быть твоим отцом, успокойся! И не нужно думать о таких вещах! Мы все одна семья!
— Неужели? Но почему это я должна верить тебе? Вы все обманываете меня!
— Это не так! — дядя прямо взвился, — Ильяна, конечно, мы многого тебе не рассказывали, но мы тебе не лгали! Мы просто придерживали правду до поры до времени!
— Какую правду?
Конечно, теперь она, как осторожная рыбка, будет видеть во всем рыбацкий крючок. И тут ничего не поделаешь — Саша сам учил Ильяну сызмальства этой осторожности. И родители тоже. Поэтому объяснять что-то, в чем-то ее убеждать ее было просто бесполезно. Саша стоял и молчал, даже не зная, что сказать.
Ильяна, отойдя от лошади, пытливо заглянула в его глаза. Конечно, она ждала объяснения.
Конечно, она уже почти обо всем догадалась сама.
— Так и надо делать, мышонок, — проговорил Саша, — чтобы понять, лгут тебе или нет, загляни в глаза! В них ты все увидишь!
И Ильяна поверила ему — она заглянула в глаза дяди и не увидела в них ни следа лжи. Нет, он не мог лгать, ведь он еще ни разу в жизни не обманывал ее!
— Ну что, мышонок, такая вот жизнь, — продолжил дядя Саша, — ты же знаешь, что резкие изменения нам пока ни к чему. Они не принесут ничего хорошего ни нам, ни этому мертвецу.
— Но…
— Хватит! Мышонок, я желаю тебе только хорошего, как и твои родители.
Но иногда это бывает не очень просто! Пойми меня правильно.
— Но это низко!
— Может быть! Чем старше ты становишься, тем больше суровой правды о жизни ты будешь узнавать! А пока ты еще не совсем взрослая. Ты сама, того не желая, можешь причинить человеку серьезную душевную боль, которая будет долго его преследовать. Мне никогда не выпадало такого счастья, какое выпало на долю твоих родителей — любить друг друга…
Но я знаю, что любовь, прявязанность к любимому человеку — вещь очень сильная. У нас же… Мы живем в лесу, вокруг нас нет других людей. И с этм нужно мириться. И мне, и тебе!
— Дядя, но это мне не нравится!
— Я тебя понимаю. Но зато ты у нас чародейка! Когда ты станешь взрослой, ты сможешь осознавать и последствия твоих поступков. и сможешь уже спокойно применять свое волшебство. Но пока ты живешь в доме родителей, ты должна подчиняться им! Даже если они что-то тебе запрещаюти, то это неспроста.
— Но мне надоело быть одной!
— Сама подумай, мышонок, как же ты можешь быть одна всю жизнь? Рано или поздно ты вырастешь, тебе придет время покинуть отчий дом… А пока постарайся почувствовать эту счастливую пору, детство бывает только один раз!
— Но…
— А трудности рано или поздно проходят! Я знаю, ты очень сильная! А вот как раз сегодня тебе нужно почувствовать в себе эту силу! А теперь я должен все-таки кое-что рассказать тебе!
— Что, что мне все же придется всю жизнь просидеть одной в лесу в одиночестве?
— Так, как остался одиноким я? Да. Может быть, ты все-таки останешься одна. Но ведь ты даже не знаешь, что может произойти в следующем месяце, а уж в следующем году — тем более. И вообще, даже самые искусные предсказатели будущего не в состоянии определить, что именно ждет каждого из нас. Ты знаешь, нам всем очень неловко, что мы так перепугали тебя. Нам жаль, что мы вовремя тебя не предупредили. Но мы же не знали, что такое здесь может произойти! Наше волшебство подвело нас, даже мать твою. Поэтому нас нельзя винить в случившемся, как и тебя!
Тут Ильяна не выдержала. Приялонясь к плечу Саши, она пршептала в отчаянии:
— Дядя, я, кажется, люблю его! Я даже не знаю…
— Знаю, знаю… В этом сомнения никакого быть не может — он был очень видным парнем.
— Парнем? — Ильяна посмотрела дяде в глаза. Она была несказанно удивлена.
— Ну конечно! Ему ведь давно за сотню лет перевалило! Впрочем, мышонок, как и твоей маме. Твой отец моложе их ровно в два раза. А я вообще отрок на их фоне, не гоовря уж о тебе! Когда твоей маме было только шестнадцать лет, она умерла…
— Значит, моя мама вовсе не моя мама?
— Что ты, мышонок! Она твоя мама. Но она все-таки умерла тогда. И этот Черневог имеет к ее смерти прямое отношение! Это он ее убил!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});