Читать интересную книгу Беглая книга - Анна Муратова

– Да, такие вот они, – все еще сухо посмеиваясь, сказал Треберн. – Бывало, сплю, а они как начнут полночь бить – в соседней комнате слышно, как будто в медный таз молотком стучат… Да…

– А что, господин Треберн, – продолжил Пауль совсем другим тоном, – Вот вы говорите об этих женщинах в лавках… Разве они не понимают, что война кончится, мы победим, и им станет жить гораздо легче, чем при французах? Мы поможем им выбраться из нищеты, возродим их культуру, язык, сделаем их свободными…

Священник вздохнул, помотал головой, будто хотел избавиться от какой-то навязчивой мысли и ответил:

– Понимают? Не думаю. Они исходят только из того, что творится сейчас. А что творится? Вы знаете, что все наши приморские городки живут за счет рыбной ловли. Все мужчины, которые раньше выходили в море, сейчас на фронте. Нет рыбы – нет денег. Нет денег – нет торговли. И раньше-то во всех этих мелких лавочках зарабатывали немного, а теперь – и подавно. Люди покупают только самое необходимое и то по чуть-чуть. Многим женам рыбаков пришлось пойти работать на завод за гроши. А работа тяжелая. А дома – дети, которые заботятся сами о себе, как могут. Им сейчас не до культуры… Другое дело – те, у кого деньги были и до войны. Они могут и на войне заработать. И после… А, если бы я мог вас познакомить с одним человеком… Вот кому бы вашим слова понравились! Из местного дворянства, причем из настоящего. У нас, знаете ли, особенно там, в лесной стороне, – он махнул рукой в противоположную морю сторону, – отношения сохранились почти феодальные. Да… У него чудный замок, маленький, но уютный. Раньше я часто там бывал, но теперь мне все труднее передвигаться.

– И что за человек? Чем он может быть мне полезен?

– Да вот… Он тоже говорил, что в этой войне надо пытаться взять свою свободу, от кого бы она ни пришла. Во время Столетней войны (уж не знаю, насколько это верно), его предки сражались на стороне англичан. Против французов. И он не прочь бы сейчас сделать то же самое. На вашей стороне. Другое дело, что сейчас не четырнадцатый век и у него нет вассалов, которые бы пошли за ним в бой. Но вот помочь Вам финансами он, пожалуй, и мог бы…

– Так пусть и помогает! С

вященник покачал головой.

– Увы, этот человек не привык первым идти навстречу. Я же говорю Вам, что у нас еще живы пережитки феодализма. Он умный, тонкий, начитанный человек, получил блестящее образование, но иногда ведет себя как мелкий князек. Ни за что не сделает первого шага. Вот если к нему приедут, тогда да! Тогда он и за стол Вас посадит, и будет вежливым и обходительным. Но сам первый и пальцем не шевельнет Глупость, конечно. Но неприятно. Да, жаль, что мы не можем к нему отправиться.

– Не можем? А почему?

– Далековато. Отсюда до его замка двенадцать километров. Когда я был моложе, то вполне мог дойти туда пешком. Но не сейчас, в мои шестьдесят девять… А на велосипеде, простите, я не езжу.

– Если этот человек действительно чем-то может нам помочь, то я могу поговорить с полковником Шмидтом У него автомобиль с шофером. Уж на автомобиле-то Вы поедете?

Священник задумался. Кажется, он слегка колебался.

– Я, конечно поеду… Если ваше начальство согласится.

– Я поговорю с Шмидтом. Нам очень нужна сейчас поддержка.

Поддержка нужна была – и это было еще мягко сказано. Мало того, что вопреки всем ожиданиям местные патриоты-сепаратисты оказались жалкой каплей в море недоверчивых и откровенно враждебных людей, да еще и денег у них почти не было. В придачу к этому в последнее время в окрестностях объявились отряды местного Сопротивления. На дорогах было неспокойно. Если то, что говорит священник – правда, то, возможно, дружба с местным "феодалом" окажется полезной. И не только в смысле денег. Все-таки он здесь свой человек, на его авторитет может быть и можно положиться.

– Что ж, поговорите, поговорите… – улыбнулся Треберн, снова спрятав глаза в морщины.

– 11-

Под раскидистым Чудо-деревом было жарковато. Пахло особыми кухонными запахами, не очень приятными, но ужасно уютными. На газу закипал чайник. Они успели доесть яичницу (дело нехитрое, яичницы было мало и очень есть хотелось), когда на кухню вошел Сашка. Он сморщил лоб гармошкой, вид у него был слегка замороченный.

– Оригинал я не нашел, бардак у меня на столе, конечно. Потом разгребу. Хотел вам показать, как он выглядит. Вот, значит, ксерокс… – он аккуратно стер тряпочкой крошки со стола, для верности еще провел по клеенке кухонным полотенцем, и только потом выложил листок, – А вот мой перевод. Почти дословно, хотя и с претензией на литературность. Маш, у тебя с французским как?

– Вполне осилю, если что, перевод посмотрю, – сказала Дейрдре, но увидев снимок с рукописного текста, все-таки стал читать перевод-распечтку.

Второе письмо Ле Пеллетье.

Любезный мой друг, Спешу принести свои извинения за то, что так долго тянул с ответом. Годы берут свое, и любая поездка меня утомляет настолько, что чувствую себя совсем разбитым. Тем более, что, последнее время мне слишком много внимания приходится уделять тем сплетням и кривотолкам, коих, увы, не удается избежать даже в кругу тех, кто, отринув все мирское, посвятил себя служению Всевышнему. Как ни прискорбно это, даже среди священников встречаются люди, чей разум затуманен завистью и ненавистью. Многие хотели бы занять мое место и обременить себя моими заботами… Ты знаешь, о ком идет речь. Но довольно об этом! Чувствую, что превращаюсь в старого брюзгу, который только и делает, что жалуется на окружающую его вопиющую несправедливость. Уныние есть грех, а жалобы – признак слабости духа. Не стану же поддаваться искушению и впадать в меланхолию, лучше давай-ка переведем разговор в область гораздо более приятную и притом непосредственно тебя касающуюся.

Весть о твоей помолвке не могла не обрадовать меня. Ты человек уже немолодой и тебе впору задуматься о том, что прежде чем покинуть этот мир, ты должен оставить в нем потомков, которые будут носить твое славное имя и приумножать твое состояние (ибо оно, все всякого сомнения, сильно нуждается в приумножении). Но почему же ты спрашиваешь моего совета? Я не видал невесты твоей, хотя и слышал, что она девушка скромная и благочестивая, и семья ее достойна всяких похвал. Вспомни старую притчу: молодой человек пришел к священнику и спросил "О святой отец, я полюбил девушку, а она меня. Она хочет, чтобы мы поженились. Так дай же мне совет: стоит ли мне жениться или нет?" Знаешь ли ты, что ответил ему священник? "Нет, не женись!" – сказал он. "Но отчего же! – возмутился юноша, – Ведь мы любим друг друга!" На что мудрый старец отвечал ему: "Если бы ты и вправду любил ее так, как говоришь, то женился бы на ней, ни минуты не раздумывая, и не стал бы спрашивать у меня совета. Но ты сомневаешься, а значит, не совсем доверяешь своей невесте. А чего ради жениться на женщине, которой ты не доверяешь?" Подумай над этой притчей на досуге, прежде чем делать столь серьезный шаг, более я ничего не могу тебе сказать.

Ты спрашивал меня, как поживают мои драгоценные рукописи? Увы, в последнее время у меня столь много хлопот, что я с трудом нахожу время для того, чтобы посидеть в тишине, склонившись над древними пожелтевшими страницами. Продолжаю переписывать отдельные отрывки из "Любовных похождений старика", однако не осмеливаюсь представить на суд читателей все, что содержит эта забавная, но грубоватая народная пьеса. Сюжет не слишком оригинален и знаком тебе, вне всякого сомнения: богатый гадкий старик задумал жениться на молоденькой девушке. Девушка идет под венец ради его денег, но достается не дряхлому мужу, а молодому ловкому слуге. Фи, скажешь ты, поморщив нос, что за пошлость! Да, дорогой мой, сюжет известен повсеместно. Ничего нового мои бретонцы не выдумали. Но каким хлестким и цветистым народным языком написана комедия! Признаться, я смеялся до колик, читая эту пьесу. Истинное наслаждение получил я от забавной игры слов… Впрочем, ты упорно воздерживаешься от того, чтобы выучить хоть слово по-бретонски и вряд тебе будет понятна вся соль этих шуток.

Да, комедия, несомненно, прекрасна. Но можешь себе представить, что было бы, если бы я переписал ее целиком и представил читающей публике? Боюсь, мне пришлось бы лишиться сана и до конца моих дней служить примером того, как не должен вести себя священник. Посему я лишь скопировал отдельные моменты, остальное же оставил себе, надежно запрятав. Прятанье рукописей – не такое уж приятное дело. Каждый раз, когда одна из них, та, которую нет возможности опубликовать и представить в печатном виде, отправляется на чердак и находит свое последнее пристанище в сундуке, мне кажется, будто я прячу от людей несметные сокровища, по праву принадлежащие моему народу. Конечно, те рукописные книги, которые ничем не грешат против нравов, я передаю своим собратьям в аббатство Ландевеннек, дабы пополнить тамошнюю и без того роскошную библиотеку. Но не могу же я снести туда "Любовные похождения старика"! Бьюсь об заклад, братия будет от души хохотать, читая это пьесу, потом посерьезнеет, а после и прогневается на меня за то, что я ввел их в искушение, подбросив на хранение такую непристойную вещь. Многое, многое из того, что у меня есть, будет веками пылиться на чердаке, пока кому-нибудь из потомков не придет в голову покопаться в моих пыльных сокровищах, если, конечно же, в то время рукописи будут иметь хоть какую-нибудь ценность.