— Не сомневаюсь, — сказала она. — Но передадут ли они нам результаты?
— Я думаю, вряд ли, разве что мы попросим. Но даже если мы пошлем запрос, мы состаримся или вообще умрем до того, как придут ответы. Вильямс нагнулся к ней через стол. — Вопрос в том, зачем нам это нужно?
Какой бы тип биологии мы не обнаружили на Бете-3, мы знаем, что он не будет напоминать наш. Вы просто не хотите утрачивать навыки?
— И это тоже, — признала она. — Кроме того, я считаю, что эти результаты все-таки будут иметь практическое значение. Чем шире будет мой взгляд на жизнь во вселенной, тем лучше я смогу изучать частный случай планеты, куда мы направляемся. Таким образом, мы скорее и вернее узнаем, возможно ли сделать ее нашим домом и домом для тех, кто последует за нами с Земли.
Он потер подбородок.
— М-да, я полагаю, что вы правы. Не думал с такой точки зрения.
За прозаическими словами крылось благоговение.
Как минимум, эти люди проведут еще половину десятилетия в системе Беты Девы, исследуя ее планеты во вспомогательных кораблях «Леоноры Кристины», добавляя то немногое, что они смогут добавить к сведениям, собранным орбитальным зондом. И если третья планета действительно обитаема, они никогда не вернутся домой — даже профессиональные космолетчики. Они проживут там всю свою жизнь, и их внуки и правнуки тоже, исследуя многочисленные тайны нового мира и отправляя информацию жадным умам Земли. Ибо любая планета — это воистину целый мир, бесконечно разнообразный, нескончаемо таинственный. И этот мир казался так похож на Землю.
Люди с «Леоноры Кристины» надеялись, что у их потомков не будет причин возвращаться назад: Бета-3 превратится из базы в колонию, затем в Новую Землю, а затем — в стартовую площадку для следующего прыжка к звездам. Для человека нет другого способа овладеть галактикой.
Как будто устыдившись картин, представших ее воображению, Глассгольд сказала, слегка зардевшись:
— Кроме того, мне интересна эриданская жизнь. Она захватывает меня. Я хочу знать, что… заставляет ее тикать. А, как вы сказали, если мы останемся на Бете-3, то вряд ли узнаем ответы на протяжении нашей жизни.
Он замолчал, поигрывая прибором для титрирования. Наконец шум двигателя корабля, дыхание вентилятора, резкие химические запахи, яркие цвета на полке с реактивами и красителями проникли в его сознание. Он откашлялся.
— Мм… Эмма!
— Что?
Похоже, она чувствовала ту же самую застенчивость.
— Как насчет перерыва в работе? Приглашаю вас в клуб сегодня вечером, немного выпить. Рацион мой.
Она укрылась за своими приборами.
— Нет, благодарю вас, — сказала она смущенно. — У меня… у меня действительно много работы.
— У вас хватит для этого времени, — прямо сказал он. — О'кей, если вы не хотите коктейль, как насчет чашки кофе? Может быть, прогуляемся по саду… Послушайте, я не собираюсь к вам приставать. Я просто хочу познакомиться получше.
Она запнулась, потом улыбнулась и тепло посмотрела на него.
— Хорошо, Норберт. Мне бы тоже этого хотелось.
* * *
Через год после старта «Леонора Кристина» была близка к своей предельной скорости. Ей потребуется тридцать один год, чтобы пересечь межзвездное пространство, и еще один год, чтобы затормозить, когда она приблизится к звезде своего назначения.
Но это утверждение неполно. В нем не учитывается относительность.
Поскольку существует абсолютная ограничивающая скорость (с которой свет путешествует in vacuo; аналогично нейтрино), постольку существует взаимозависимость пространства, времени, материи и энергии. В уравнения входит фактор тау. Если «v» — это (равномерная) скорость движения космического корабля, а «c» — скорость света, то тау равняется:
v^2/(1 — c^2).
Чем ближе «v» подходит к «c», тем ближе тау подходит к нолю.
Предположим, что сторонний наблюдатель измеряет массу космического корабля. Результат, который он получит, есть масса покоя корабля — то есть, та масса, которую имеет корабль, когда не движется по отношению к наблюдателю, — деленная на тау. Таким образом, чем быстрее движется корабль, тем большую массу он имеет, если рассматривать всю вселенную в целом. Корабль получает дополнительную массу от кинетической энергии движения:
e = mc^2.
Более того, если бы неподвижный наблюдатель мог сравнить часы корабля со своими собственными, он бы заметил несогласованность. Промежуток между двумя событиями (например, между рождением и смертью человека), измеренный на борту корабля, где происходят эти события, равен промежутку, измеренному наблюдателем… умноженному на тау. Можно сказать, что на борту космического корабля время идет пропорционально медленнее.
Длины сокращаются; наблюдатель видит корабль укороченным в направлении движения пропорционально фактору тау.
Измерения, сделанные на борту корабля, так же достоверны, как и сделанные в любом другом месте. Для члена экипажа, который глядит на вселенную, звезды сжимаются и прибавляют в массе; расстояния между ними сокращаются; их развитие происходит странно сокращенным образом.
Однако картина в целом еще сложнее. Нужно принимать во внимание, что корабль фактически ускорялся и будет тормозить в соответствии с общим фоном вселенной. Это переносит проблему в целом из области специальной в область общей теории относительности. Положение звезд и корабля относительно друг друга не вполне симметрично. Парадокс близнецов не возникает. Когда скорости вновь уравниваются и происходит воссоединение, звезда прожила больший отрезок времени, чем корабль.
Если тау падает до одной сотой и продолжает падать, вы пересечете световой век за один год вашего личного времени. (Хотя, разумеется, нельзя вернуть столетие, которое прошло за это время дома, где ваши друзья состарились и умерли). Это неизбежно подразумевает стократное увеличение массы. Бассердовский двигатель, черпая водород из космоса, может обеспечить такой полет. В самом деле, глупо останавливать двигатель и причаливать к берегу, когда можно продолжать уменьшать тау.
Таким образом, чтобы достигнуть других солнц за разумный отрезок времени, нужно: продолжать постоянно ускоряться до точки середины пути между звездами, в каковой точке вы запускаете систему торможения в бассердовском модуле и начинаете замедляться обратно. Вы ограничены скоростью света, которой достичь невозможно. Но вы можете приблизиться к этой скорости. Таким образом, вы не имеете предела обратного фактора тау.
За год полета при одном «g» разница между «Леонорой Кристиной» и медленно движущимися звездами накапливалась незаметно. Теперь кривая перешла к крутой части своего взлета. Людям на борту корабля стало казаться, что расстояние до звезды назначения сокращается — не только потому, что они приближались, но и потому, что с их точки зрения изменилась геометрия пространства. Процессы во внешнем мире воспринимались теперь как ускоряющиеся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});