И снова — никакого осуждения, никакой снисходительности во взгляде. А может, она просто надеется отпугнуть его, будучи не в силах признаться самой себе, что испытывает к нему нечто большее, чем симпатию. Ей нравились его сила и стремление во всем быть главным. Приятно, когда мужчина берет на себя твои дела, как, например, поливка деревьев. У нее такого никогда не было. Муж был совершенным эгоистом. Деньги, вернее, их отсутствие лежало в корне всех их проблем. Она часто спрашивала себя: если бы у них не было денежных затруднений, остались бы они вместе?
— Ну что же ты? — Молчание становилось невыносимым. — Говори: «Изабель, ты падшая женщина».
— Нет.
— Почему — нет?
— Потому что я сам бывал женат раньше, — Его взгляд обратился внутрь, к отдаленным воспоминаниям. — Столько раз, что уже всех и не помню.
От неожиданности этого заявления ее охватил смертельный ужас, сердце затрепетало в груди. Один брак — еще куда ни шло, но много?..
— Бармены женили меня десятки раз, но наступало утро — и я снова становился холостяком. — Он провел рукой по мокрым волосам и робко улыбнулся ей, отчего ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. — Все мои так называемые браки были неофициальные. Хотя если бы бармены с большим усердием относились к своим обязанностям, то не избежать бы мне семейных уз. — Его лицо приняло серьезное выражение; губы растянулись в прямую тонкую линию, брови выровнялись. — Все совершают ошибки, Изабель. Не мне тебя судить.
— Значит, тебе все равно?
— Мне не все равно, что тебя бросил муж. Я беспокоюсь о том, сможешь ли ты когда-нибудь забыть эту боль. Все остальное в этом деле для меня гроша ломаного не стоит. Ты есть то, что ты женщина, которую я… — Он замолк, но в воздухе звенели недосказанные им слова.
Изабель надеялась, что вот-вот услышит их, но тут вдруг брезентовая крыша дала течь, и рядом с ними начали быстро образовываться лужи.
Джон вскочил на ноги.
— Достань плащ из моей сумки, — сказал он и вышел под дождь. Изабель быстро отыскала плащ и протянула ему. Несколькими точными взмахами рук Джон распластал его поверх тента и снова забрался внутрь.
С волос его стекала вода. Он выбегал наружу с непокрытой головой — наверное, даже и не заметил. В тени его лицо выглядело не таким жестким, словно выточенным из камня, как в лучах полуденного солнца. Ей даже показалось, что перед ней мальчишка. Изабель улыбнулась ему, и в его ответной улыбке было столько тепла, что она почувствовала себя умиротворенной и… прекрасной.
— Хорошо бы разжечь костер. Пойду посмотрю, может, здесь найдется немного дровишек.
— А я сейчас выставлю чайник под дождь, чтобы вода набралась.
— Ну нет, эдак ты до Рождества будешь ждать, пока чайник наполнится. Давай его сюда, я зачерпну из ручья. Думаю, что вода подобралась уже близко. Один раз я видел, как ливневым паводком несло валуны размером с автомобиль, пока они не разбились о гранитную скалу.
— Правда? А мы достаточно высоко забрались?
— Скоро увидим.
Он ушел, а Изабель стала доставать из сумок и раскладывать провизию. Когда все, что нужно сделать для создания хоть какого-то уюта в тесной палатке, было уже предпринято, она села и прислушалась, ожидая услышать шаги Джона. Но кроме однообразного стука капель по тенту да еще время от времени лошадиного ржания, никаких звуков снаружи не доносилось.
Казалось, прошло несколько часов, прежде чем Джон показался с охапкой веток в руках и чайником, каким-то невероятным образом прикрепленным к его ремню. Он скинул ношу перед входом в палатку и отдал Изабель чайник, а затем пролез внутрь.
Она подала ему накидку, которую он небрежно набросил себе па шею. Сквозь проймы его рубашки были видны мощные плечи, па руках играли точеные мускулы, когда он вытирал влажное лицо и волосы. Оторванные рукава были характерной особенностью его стиля, который она считала обыкновенным неряшеством… до сих пор, пока собственными глазами не увидела каждый бугорок его бицепсов.
Изабель завороженно наблюдала за Джоном. Она не могла оторвать взгляд от пальцев, словно парусники, рассекающих волны темно-каштановых волос, когда он приглаживал растрепанную шевелюру, и, как геометрию в школе, изучала его лицо — линию подбородка и плоскость лба, прямую носа. Сколько времени прошло с тех пор, когда она последний раз испытывала физическую потребность в мужчине? Сейчас Изабель сгорала от желания, но когда вдруг в мгновение ока она очутилась в крепких объятиях Джона, не на шутку перепугалась.
Она не была женщиной легкого поведения. Но если бы в эту минуту Джон Уолкот зашел в «Бутон», а Изабель все еще работала бы там, она не потратила бы впустую ни секунды из оплаченного им часа.
Он посмотрел на нее в упор, и она, покраснев, вырвалась из его рук.
— Я сварю кофе.
Его проницательный, как будто он читал ее мысли, взгляд на миг задержался на ее лице. Затем он отвернулся и взялся за дело: собрал дрова под пологом у входа. Вскоре пламя небольшого костерка весело запылало, и можно было ставить чайник.
Места внутри для двоих было совсем немного. То и дело они сталкивались коленями, потому что сидели в одинаковых позах. Горячей кожей Изабель ощущала влажную, холодную материю платья. Но она не мерзла, вовсе нет. И все же никак не могла справиться с дрожью в руках, наблюдая, как он ворошит и сдвигает в кучу поленья.
— Холодно? — спросил он уже во второй раз. Она покачала головой.
— А тебе?
— Нет. Но в ботинках полно воды. Не возражаешь, если я их тут сниму?
— Пожалуйста. — Она была уверена, что вообще он редко интересуется мнением окружающих, когда хочет сделать что-нибудь в этом духе.
Ботинки один за другим слетели с его ног, и он остался в чулках. На большом пальце одного из них была дыра. Изабель сдержала улыбку.
— М-да, — пробормотал он, смутившись, и натянул мысок чулка на палец так, чтобы дырки не было видно. — Собирался заняться этим, да катушка ниток стоит пятьдесят ягод, а у меня с собой их не было.
— Тебе незачем объясняться.
— Нет уж, давай объясню. Ты ведь считаешь меня свиньей.
— Я так никогда не говорила.
— Бродяга, свинья — одно и то же.
На этот раз Изабель не удалось скрыть эмоции. Покраснев, она сказала:
— Прости… Я тебя тогда не знала.
— А теперь знаешь?
— Вроде да.
— Так, Изабель Берш. — Джон откинулся на спину и вытянул ноги к огню. — Что же вы вроде знаете обо мне?
Затаив дыхание, переплетя пальцы рук и прикусив губу, она сказала:
— Ты одинок.
— Ты так думаешь?
— Я так думаю.
— Почему?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});