– Спасибо, – ответила я.
Можно было подумать, что мы говорим про кусок домашнего пирога. Небо уже светлело, и мы перешли к обсуждению моего гонорара.
– У меня всего-навсего несколько фунтов, – сказал он и принялся выворачивать карманы, как будто я обвинила его во лжи. Для пущей достоверности он раскрыл портфель. Я заглянула в него.
– Можно мне взять сигареты и пакетик конфет? – спросила я.
– Да, – ответил он, – а еще могу дать два фунта.
Он вручил мне монеты, и я прижала их к щеке. Я ела карамель, курила сигарету, а Лесли тем временем рассказывал о своей жене и о том, как сильно он ее любит. Незаметно подкрался день. Стало светло. Мы поднялись с земли.
– Я и не знал, что ты такая прелестная, – сказал он. – У тебя волосы свои?
– Нет, парик, – ответила я и побежала к ограде, взобралась на нее, соскочила и умчалась искать дом профессора Уиллоуби Д’Ерезби.
16. Необычный дом
– Фамилия произносится Д’Арби, – прокашлял профессор Уиллоуби Д’Ерезби, глядя на меня с крыльца своего дома на Гауер-стрит. – Слушайте, как вы блистательно чумазы, а? Вам машины нравятся, да? Их шум и запах?
– Нет.
– Жаль, а вот я весьма неравнодушен к запаху дизеля, и знаете, милая, я просто на седьмом небе, когда под окном кабинета вдруг заскрежещет передачами здоровенный грузовик. Странно, правда?
Со счастливым выражением лица и стараясь набрать в легкие побольше выхлопных газов, он смотрел, как в час пик с ревом несутся по Гауер-стрит потоки машин, потом швырнул горящий окурок в урну возле подъезда, где уже скопились сотни таких же окурков, и кивком пригласил меня в дом. Войдя, он немедленно зажег новую сигарету, закашлял, поперхнулся дымом и сказал, вытирая слезящиеся глаза:
– «Бенсон» курите?
– Да, – ответила я.
– Так я и думал. У меня потрясающий нюх на сигареты.
Его сверхизысканный, аристократический выговор звучал для меня как иностранная речь. Когда он говорил, мне приходилось напрягаться, чтобы его понять.
Я было собралась зайти в кухню, но он, положив мне руку на плечо, остановил меня:
– Вероятно, я должен предупредить вас, что моя жена психолог и дома никакой одежды не носит.
Из кухни донесся дикий смех, потом пронзительный голос крикнул:
– Кончай хренотень городить, Джерард, и тащи ее сюда. Уж голую женщину-то она видела и раньше.
– Опять ты ругаешься, Летиция, а ведь еще нет и двенадцати.
Профессор Уиллоуби Д’Арби потянул меня за собой в кухню и подвел к жене; та опустила газету «Гардиан» и открыла взору свою голову, плечи и груди. Несколько мгновений я приходила в себя, но все же выдавила:
– Здравствуйте.
– Садитесь, милая, – сказала она. – Полагаю, вам надо несколько минут побыть в тишине, чтобы прийти в чувство. Я вас поразила своим видом, правда?
Я сочла за лучшее промолчать.
– Меня безгранично восхищает моя жена, – бросаясь ей на защиту, сказал профессор. – Понимаете, она поступает так, как ей хочется.
– В рамках закона, Джерард, – добавила Летиция, закуривая огромную сигару.
– Ну разумеется, в рамках закона, – растягивая слова, подтвердил профессор.
Я оглядела кухню. Мухи полностью завладели раковиной. Пол был завален картонками из-под восточных «обедов на двоих» из магазина «Маркс и Спенсер». В пепельницах высились шаткие пирамиды из окурков сигар и сигарет. В молочных бутылках клубилось нечто похожее на пенициллин.
Я села за кухонный стол, и мои подошвы тут же прилипли к полу. Я старалась не дышать. Где-то явно забило сток. Летиция Уиллоуби Д’Арби принялась читать вслух заметку из «Гардиан», что-то про плохое обращение с детьми. Ее муж внимательно слушал, то и дело повторяя: «Ужасно! Ужасно!» Прискакала отвратительного вида кошка, терзающая полудохлую мышь, и положила свою добычу у ног Летиции.
– Ах, ты только погляди, дорогая! Тэтчер принесла тебе подарочек!
– Спасибо, Тэтчер, старая шельма, – сказала Летиция. И добавила: – О’кей… хватит, это роскошное дитя больше не должно ждать ни секунды.
Она швырнула «Гардиан» на пол и повернулась ко мне. Привстав, чтобы развернуть стул и сесть ко мне лицом, она открыла взору седые волосы на лобке и пятнистые бедра. Я опустила глаза…
– Как видите, мы гнусные лентяи. Хозяйством не занимаемся вовсе. Готовить не умеем. Завзятые курильщики, а я вдобавок хожу и болтаю старыми обвисшими сиськами. Не можем удержать прислугу, правда, Джерард?..
– Не можем раздобыть прислугу, дорогая, – сказал Джерард, нежно улыбаясь усатой жене.
Летиция улыбнулась в ответ и продолжала:
– Мы положим вам сорок фунтов в неделю, питание бесплатное, а вы будете держать дом в порядке и время от времени готовить нам поесть… И что же скажете вы нам?
– Скажу «да».
– О, это суперэкстрапотрясон.
– Жена! – пророкотал Джерард. – Чтобы я этого слова больше никогда не слышал. Оно претенциозно, оно имеет обратный эффект, оно вообще неуместно.
– Вы видели «Мэри Поппинс»? – живо спросила меня Летиция.
– Четыре раза, – ответила я.
– Я в кино смотрела одиннадцать раз и хрен его знает сколько еще по видео. Я нахожу, что наивная, чтобы не сказать идиотическая, непритязательность этого произведения совершенно обворожительна. – Голос ее изменился, глаза сузились. Она повернулась к мужу: – И это, черт подери, вполне подходящее слово, оно есть в «Оксфордском словаре английского языка»… Мне кажется! А если нет, так должно там быть. Как тебе отлично известно, я пользуюсь этим словом постоянно.
Она встала. Я закрыла глаза.
– Ну, Джерард, вперед – пошли наверх по этой чертовой лестнице! – сказала она.
Сопя и пыхтя, Летиция с Джерардом поднимались передо мной. Я с большим интересом наблюдала, как раскачиваются и покрываются рябью ягодицы Летиции; в общем, похоже было, будто движутся два серых бланманже. Когда мы повернули по лестнице еще выше, к мансарде, я подумала: «Видел бы Дерек, как я иду, почти уткнувшись носом в голый зад Летиции».
От одной мысли о том, что Дерек вообще мог бы очутиться в этом доме, я громко расхохоталась, и мои спутники, повернувшись ко мне, тоже стали смеяться, но никаких пояснений не потребовали.
– Мы сюда никогда не поднимаемся, – непонятно зачем объявила Летиция, оглядывая две аккуратные комнатки и не усыпанные пеплом ковры. – Так что можете устраиваться на свой вкус, проигрывать модные пластинки, заниматься модной гимнастикой… или что там у вас, молодых, сейчас принято.
– Мне почти сорок, – заметила я; это было первое сведение, которое я сообщила добровольно.
Они так и не спросили, кто я и откуда.
– Если б ты надела очки, Летиция, ты бы заметила морщинки на лице этой милой девушки. Тщеславие, Летиция, тщеславие.
Профессор Уиллоуби Д’Арби любовно погладил жену по ягодицам. Несколько мгновений они стояли, забыв обо всем, потом Летиция, колыхаясь, забегала по комнате, стала открывать окна и стеклянные люки в потолке, извиняясь по ходу дела за надписи на белых стенах:
УДИРАЙ ПОКУДА ЦЕЛА!
Кэролайн
ОНА ПОЛОУМНАЯ. ОН ПСИХ.
Джоанн
БЕРЕГИСЬ СЫНКА.
Глория
Джерард, улыбаясь, смотрел на надписи.
– Мы привыкли, что нас называют психами, да, дорогая?
– О да, – улыбнулась Летиция. – К тому же я прежде работала у Ронни Лэнга, известного психоаналитика.
– Так у вас есть сын? – поинтересовалась я.
Лица их помрачнели. Они сразу стали старыми, грязными и вонючими. Плечи их опустились, они завздыхали.
– Кир, – с грустью произнес профессор Уиллоуби Д’Арби.
– С ним очень трудно войти в контакт. У него состояние онтологической тревожности, – добавила его жена.
– Где же он живет? – спросила я, чувствуя внезапное беспокойство.
– Этажом ниже, – ответил Уиллоуби Д’Арби, закуривая новую сигарету и швыряя окурок предыдущей в сверкающую чистотой раковину. – Нам пора на работу. Вот, купите себе все что нужно, порошки для чистки, черные полиэтиленовые пакеты для мусора… – Голос его замер: в домашних делах профессор чувствовал себя неуверенно. Он порылся в карманах и вытащил пачку пятидесятифунтовых купюр.