– У меня, собственно, все.
– Как это «все»!?
– Ах, да! Еще осталась поездная бригада фирменного поезда Нижний Тагил – Москва… Девятого октября отсюда отправлялась бригада, где начальником поезда был (кстати, азербайджанец) некий Исмагилов. Он, что вполне естественно, такого подростка не видел. Однако и вся бригада проводников не видела парнишку, изображенного на фотографии – ни во время посадки здесь, ни в пути следования, ни во время прибытия поезда в Москву и высадки пассажиров. Никто из них даже сомнений не выразил. Все они уверены: этого парня в глаза не видели.
– Согласись, Александр Сергеевич, это очень странно. Город, насчитывающий четыреста тысяч населения, и никто, ни один человек не видел парнишку. Чертовщина, не иначе. Либо тут поработали инопланетяне, либо он обратился в человека-невидимку. Как ты, но я не могу в это поверить. Я уверен, что есть люди, которые видели подростка после школы. Просто – либо мы их «прошляпили», либо не столкнулись еще с тем, с кем нужно. А твоя хваленая интуиция что говорит?
– Моя интуиция, которая никогда не подводила, говорит следующее, Илья Захарович: мы где-то совсем-совсем рядом крутимся. Я только никак уловить не могу, где? И от этого чувствую себя совершенно беспомощным. Знаешь, точно те же ощущения я испытал, когда отец в детстве закрыл меня в пустом и темном чулане. Шаришь, шаришь руками, а вокруг – гладкая поверхность стен и больше ничего.
– Да, я тебя просил анализировать ежедневные сводки на предмет того, что может объявиться труп или его остатки.
– Пока – ничего. Боюсь, что только весной мы сможем обнаружить труп подростка… Если только он существует.
– Кто-то работает по версии сексуального маньяка?
– Отрабатываем. Хорошо в этом помогает городское управление внутренних дел. Оно сделало полную выборку всех потенциальных насильников за последние десять лет. Пока у всех – алиби… Один смешной случай, – Фомин, вспомнив, громко рассмеялся.
– Твое веселье, голубчик, неуместно.
– Нет ты, Илья Захарович, только послушай… Сижу я в управлении, роюсь в бумагах. И вдруг забегает парнишка, лейтенант, хватает меня за рукав и тащит в дежурную часть, а по пути твердит: «Он, он готов дать признательные показания!» Пришли в дежурную часть, там сидит мужик лет так тридцати пяти. Лейтенант, притащивший меня, докладывает: сей тип проходил по делу об изнасиловании, причем именно об изнасиловании подростка. Когда его взяли, привезли сюда, то тот заявил, что, да, он совершил преступление и готов дать показания, но только по всей форме. Чтобы ему засчитали это как явку с повинной. Я обрадовался такой удаче. Правда, где-то внутри не давал покоя червь сомнения. Что я сделал. А то, что и должен был. Дал ему несколько листов бумаги, ручку и сказал, чтобы тот писал «явку с повинной». Писал он долго. Я все ёрзал на стуле, умирая от нетерпения. И, наконец, его «явка с повинной» у меня в руках. Читаю, но сразу не врубился. Перестал читать. Гляжу грозно (ну, ты знаешь, как это я делаю) на мужика и спрашиваю: ты чего тут понаписал? Он мне в ответ: написал, мол, чистую правду; три дня назад, мол, грабанул торговую палатку на Стахановской, унес с собой пять банок растворимого кофе, две бутылки коньяка, пять блоков сигарет «Бонд», две тысячи сторублевыми купюрами. Он смотрит на меня, видит, что я ему не верю, начинает приводить детали совершенного преступления, точное время, место, где находится та торговая палатка. Дежурный по управлению стал листать свой журнал происшествий за тот день и действительно: подобное преступление зарегистрировано, причем все совпадает. Мне осталось только рассмеяться. Раскрыто преступление, но не мое. Мужик, когда его заграбастали, не догадываясь, об истинной причине, решил, что все, пропал, что милиция его вычислила и поэтому остается одно – каяться в содеянном.
– Да, веселую историю ты рассказал, но обидно, что она нам ничего не дает. Знаешь, подполковник, хотел я сегодня вечером собраться с оперативно-следственной бригадой на совещание, но сейчас расхотелось.
– Почему?
– Думаю, что бесполезно. Что толку от совещаний?
– Не скажи, Илья Захарович. Обсуждение, да в твоем присутствии, – лишний стимул.
– Нет-нет. Лучше я приглашу на допрос классного руководителя восьмого класса… Сначала хотел поручить это сделать следователю городской прокуратуры Овсянникову… Теперь – передумал. Сам допрошу. Хорошо, конечно, давать поручения и следить за их исполнением, но и самому что-то делать надо. Учительницу вызвали на четыре по полудню.
– Жаль. Мои оперативники одолели: когда да когда будет совещание? Я уж и не знаю, что им говорить.
– Объясни… Скажи, что пока не время, что я в курсе всех их дел; что очень доволен работой. Идет?
– Придется, – Фомин состроил недовольную гримасу и притворно вздохнул. – Как-нибудь выкручусь. Я – что? Меня видят каждый день. А тебя только раз и видели… Я пошел?
– Иди-иди. Вечером, в гостинице договорим. Заходи. В конце концом нам надлежит не совещаться по всякому поводу, а носом землю буровить, не так ли?
Конец ознакомительного фрагмента.