Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В нашей «епархии» – то же.
– А, – Алексеев махнул рукой, – к черту философствования. Что, нам нечем больше заняться? Вон, дело, вроде бы, самое пустяковое, а голова от миллиона вопросов пухнет. И чем дальше, тем больше.
– Я, собственно, Илья Захарович, и зашел-то за тем, чтобы доложить…
– В чем же дело? Я тебе не даю?
– Нет, вина моя. Это я увел разговор в сторону… Мои парни, Илья Захарович, начали агентурную работу. А я пошел к школе, где парнишка учился, и повертелся несколько часов, особо не привлекая внимания, пообщался с прохожими, жителями окрестных домов, а также и со школьниками. В целом, конечно, это ничего не дало. Однако, Илья Захарович, несколько человек, совершенно несвязанных друг с другом, упомянули, что обратили внимание в тот злополучный день на мужчину лет тридцати, с узким вытянутым лицом, темными волосами, острым носом, черными глазами, роста примерно ста семидесяти или ста восьмидесяти сантиметров, то есть, как они выразились, похожего на типичного кавказца. Впоследствии, как они пояснили, больше этого крутящегося у школы типа не встречали.
– Ты, надеюсь, не говорил, в связи с чем интересуешься? – подозрительно глядя на Фомина, спросил Алексеев.
– Обижаешь, Илья Захарович.
– Брось ломаться, как красна девица.
– Есть бросить ломаться! – шутливо отрапортовал Фомин. – Итак, крутится у школы некто с лицом кавказца, крутится не один час, тем самым невольно привлек к себе внимание. Что он там делал? Что ему надо было?
Алексеев пошутил:
– Пойди и спроси.
– Охотно бы, но… Илья Захарович, у меня родилась мысль, как мне показалось, стоящая: а что, если чеченцы захватили в качестве заложника, вывезли к себе в горы и держат мальчишку в каком-нибудь «зиндане»?
– Допускаю в качестве гипотезы. Но тогда у меня есть встречный вопрос: почему до сих пор не проявились? Почему не подали никакого сигнала родителям? Почему не выдвинули требования? Два месяца – срок немалый даже для чеченцев, которые известны тем, что запрашивают выкуп неспеша, по истечении длительного времени. Кстати, тактика глубоко продуманная, психологически выверенная, можно сказать, изуверская.
– Ты думаешь?
– Конечно! С родственниками, потерявшими всякую надежду, отчаявшимися вконец, легче работать: при первом сигнале о судьбе похищенного, узнав, что он жив, пойдут на все, буквально на все. Тонко работают, сволочи!
– Все равно не все ясно.
– Например?
– Судя по той информации, которую я имею, похищают обычно детей состоятельных родителей, родителей, имеющих крупный бизнес, родителей, которые смогут заплатить выкуп.
– С одной стороны, так. Но, возможно, похитили с какой-то иной целью.
– С какой?
– А хрен их знает, – в сердцах бросил Алексеев. – Предполагать можно все, что угодно. Больше двух месяцев прошло… Сколько за это время воды утекло… Если бы по горячим следам! Просмотрел внимательно материалы уголовного дела. Слов нет! Если бы мог, взял бы и обматерил последними словами. Прежде всего, твою родимую милицию, господин подполковник.
– Ну, твоя прокуратура, – Фомин ухмыльнулся, – тоже выглядит не в лучшем свете.
– Друг друга стоят, – Алексеев не стал возражать. – Ты читал рапорт участкового?
– Имел честь познакомиться.
– И что скажешь?
– Бред сивой кобылы.
– Оценка предельно точна. Что он пишет? Был в школе, разговаривал с преподавателями, школьниками. И делает вывод: ничто не указывает на совершенное преступление, а посему имеет место широко распространенное среди подростков «вольное путешествие по стране». С кем конкретно разговаривал участковый? Неизвестно. Какие показания людей, знавших пропавшего без вести, указывают на то, что не было совершено преступление, что он просто-напросто убежал? Рапорт не отвечает и на этот вопрос. Я даже склонен думать, что участковый в школу не ходил, а рапорт сочинил, не отходя от рабочего стола.
– Не исключено. Я бы таких людей гнал из органов поганой метлой.
– И, слава Богу, что бодливые коровы обычно комолые. Дали бы тебе власть, и в милиции не осталось бы никого.
– Преувеличиваешь, Илья Захарович. В милиции есть и работящие лошадки. Ваш покорный слуга – яркий тому пример.
– Знаешь, интеллигентные люди обычно плохо о присутствующих не говорят, а присутствующие никогда не воспринимают все, что говорится, по своему адресу.
– Я же пошутил.
– А я что?
– Шутки шутками, а вопросы остаются. Вот ты, Илья Захарович, сказал, что похитители никак не проявили себя. А мы знаем? Лично я, правда, проведя кой-какие оперативные мероприятия, попытался осторожно прощупать почву на сей счет.
– Ты о чем?
– Я сказал сам себе: к родителям обратились похитители, и что они должны были предпринять? Ответ: поскольку, как я установил, родители очень стеснены в средствах, то они в первую очередь начали занимать деньги, прежде всего у родственников, пытаясь таким образом собрать требуемую сумму.
– Логично.
– Еще бы! После разведки у школы я отправился к некоторым родственникам Чудиновых и, так ненавязчиво, не вызывая подозрений, попробовал выяснить, не обращались ли те за деньгами. Результат: ни к кому из родственников за деньгами не обращались. Вывод: пока речи о выкупе не шло. Следовательно, или не было похищения, или было похищение, но не с целью выкупа, или еще похитители не дали об этом родителям знать. И как, Илья Захарович, мои умозаключения?
– Вполне приличные. Тем более, что я их могу подтвердить.
– Каким образом? – Фомин удивленно смотрел на следователя.
– Я, как и ты, время не терял даром, и познакомился с семьей Чудиновых.
– Вызывал в прокуратуру?
– Что ты! Я побывал у них дома. С отцом, к сожалению, не довелось побеседовать, так как он на работе во вторую смену, а вот с другими…
– Ну-ну!
– Никаких «ну», понял?! – Алексеев широко улыбался.
– Не понял, что тут такого веселого?
– И не поймешь, поскольку понять тебе не дано… Одна юная особа заявила мне, что чрезмерное употребление частицы «ну» в устной речи, как, впрочем, и в письменной, свидетельствует о засорении русского языка; частица «ну» – это речевой «сорняк», который следует безжалостно искоренять. Как, понял теперь что-нибудь?
– Вроде бы… Тем более, что я и сам всю жизнь борюсь с подобного рода речевыми «сорняками». Ну…
– Ха-ха-ха! Плохо борешься, как посмотрю.
– Скажи мне сейчас же, кто та «юная особа» и где ты с ней успел познакомиться?
– О, это сказочной красоты особа!
– Уж не влюбился ли в студентку местного пединститута? Смотри, скажу супруге, а уж она-то с тобой разберется.
– Скажи, скажи, – Алексеев вновь расхохотался. – То-то смеху будет.
– Боюсь, смех твой сквозь слезы. Все начинается с хихонек, но заканчивается семейными драмами.
– Ты, что, серьезно все воспринял?
– Почему бы и нет? Мужик ты видный, солидный. Таких студенточки любят. Скажешь им пару слов – они у тебя уже на шее… Гроздьями!
Алексеев все еще улыбался.
– Хорошо, раскрою тебе страшную тайну, только, чур, строго между нами, понял?
– Я в таких делах нем, как рыба.
– Клянешься?
– Честное пионерское! Могу даже отсалютовать.
– Так вот: той юной особе всего-навсего десять лет и зовут ее Светланой, а фамилию носит Чудиновых.
Фомин разочарованно произнес:
– Черт, разыграл. И как это я «клюнул» на заброшенную «наживку»?
– Будет, пошутили. Теперь – серьезно… Мать пропавшего без вести уверяет, что никто к ним не обращался, то есть она не верит в версию похищения с целью выкупа и начисто отвергает, что и является подтверждением твоего умозаключения. Правда, подтверждение пока лишь косвенное, поскольку мать может и не сказать. Но, сопоставив твою информацию и мою, полученные параллельно, я начинаю верить, что Нина Викторовна говорит правду.
– Илья Захарович, а мне нравится…
– Что тебе «нравится»?
– То, что мы думаем и мыслим одинаково, не сговариваясь, делаем одно и то же. Признайся честно, ты решил всерьез отрабатывать версию о чеченском следе?
– Признаюсь. Эта идея родилась в моей голове как-то неожиданно, во время посещения Чудиновых. Я и сказать точно не смогу, в какой момент в голове возник чеченский след.
– Согласись, редко такое бывает, чтобы у двух разных людей почти одновременно рождалась одна и та же идея.
– Ты прав, редкая удача. Так что, как говорится, тебе и карты в руки: всерьез отрабатывай чеченский след со своими сыщиками. Версия слишком серьезная, чтобы ею пренебрегать.
Фомин, глядя на Алексеева, хитро сощурил глаза.
– Настала пора и моих признаний.
– Ты что-то не то сделал?
– Не думаю.
– Признавайся немедленно, в чем дело?
– Дело – в шляпе.
– Оставь на потом свои поговорочки.
– Хорошо… Я, Илья Захарович, уже работаю в этом направлении.
- Смертельный нокаут. Уральский криминальный роман - Геннадий Мурзин - Русская современная проза
- Воскресенье, понедельник, вторник… - Сергей Черепанов - Русская современная проза
- Проходя мимо. взгляд на мир - Олег Устинов - Русская современная проза
- Эдичка - Зоя Грэй - Русская современная проза
- Круиз для среднего класса - Михаил Щербаченко - Русская современная проза