– Все вон, – тихо скомандовал король, и через пять минут трактир опустел. Марту это не понравилось. А Ли даже счел нужным это продемонстрировать. – О боги, это вы…
– Нет, мы точно не боги, – возразил Март и подумал, что стоит вовсе не перед Бертом, а перед королем Бертином. Отчего-то сделалось грустно. А разве ж должно быть иначе? Он – король, ему и положено. Вспомнил, узнал – и то ладно. Ли усмехнулся, надевая маску принца Линнара.
– Здравствуй, Берт.
– Здравствуй, Ли.
Они постояли еще немного, но все же обнялись. А вот с Мартом король обниматься не стал, хотя руку сжал крепко. Обидно кольнуло, но Март обиду подавил. Он – король и герой легенд. А ты как был безродным бродягой-охранником, там им и остался. Ли глянул искоса, но промолчал.
– Сегодня годовщина битвы, – пояснил Бертин. – Я каждый год в этот день приезжаю сюда. Не могу не приехать.
– Сближаешься с народом, – понимающе кивнул Ли, снова усаживаясь на лавку. Март подождал, когда Бертин тоже сядет, и устроился рядом с другом. Ли разлил вино по трем стаканам. – Ну что, помянем?
В разговор короля и принца Март не встревал. Даже почти не слушал. Он смотрел на короля и не видел в нем Берта, который варил для него замечательную кашу и не ленился собирать ежевику, чтоб было еще вкуснее. Это, наверное, нормально. Он так и предполагал, когда узнал, что Берт – не совсем Берт. То есть не просто Берт. Их свела судьба… нет, их свели боги. Ли и Марту предоставили выбор – идти или умереть, а Берту – так еще хуже. Зачесалось правое запястье, и Март не сразу вспомнил, что на нем когда-то красовалось кольцо сдерживания. А вон на той лавке сидела худая седая женщина, которая на самом деле мужчина. А на эту сел император Харт, чтобы через какое-то время растаять по частям. Жутковатое, надо признать, было зрелище.
– Что ты вспоминаешь, Март? – тихо спросил Бертин. – Битву или конец Игры?
– Конец Игры, – признался Март, никак короля не называя. Похоже, ему не понравилось бы услышать свое имя в исполнении простолюдина. – Как иголка хрустнула, а он таять начал.
– А я вспоминаю битву… в которой не участвовал. Ветеранов осталось всего ничего.
– Ты им, наверное, пенсии назначил, – как-то подначивающе предположил Ли. Король кивнул. А что ж не назначить, если их действительно всего ничего. Кто не погиб, того повесили. Никакой армии живых. Нет, ясное дело, кому-то и спрятаться от хартингов повезло, да только немногим. – Знаешь, мы тут с Мартом гадали, расписаны ли стены у тебя во дворце эпизодами из Игры? – Король снова кивнул, а голос Ли стал почти медовым: – И какое место там занимает Март? А ты не лягайся, – бросил он, потому что Март пнул его под столом.
Бертин долго молчал. Ответ уж был ясен, но Ли терпеливо дожидался. И зачем?
– Нет там Марта, Линнар. И ты отлично понимаешь почему.
– Не понимаю. Он – понимает. А я – нет. Тупой от рождения. Черт с ней, с Игрой. Но Март за твою страну под Сторшей дрался, и поверь, дрался хорошо, он иначе не умеет. Он с тобой рядом всю Игру прошел, спину тебе прикрывал и не один раз жизнь спас. А ты его из легенды вычеркнул, потому что он простой охранник. Негоже ему рядом с королем стоять.
Бертин опять долго молчал, не сводя глаз с холодной физиономии Ли, а потом все ж ответил:
– Из легенд его стерли и без меня. Да, я не настаивал на том, чтоб его имя непременно было в песнях, а его лицо – на фресках. Я король, и тут ничего не поделаешь. Король же, который участвовал в Игре богов, да на победившей стороне, – это тройная удача для государства.
– То есть тебе мало было твоей доли славы? – поднялся Ли, упираясь руками в столешницу. Март изготовился его хватать, ежели что. Бертин кивнул в третий раз. Ну честен, не отнимешь.
– Мне лично славы хватало с лихвой. Но я должен думать и о своем королевстве. Король Бертин не может делить славу с Мартом. А Берт готов отдать ему свою.
– Нет больше Берта, – страшным голосом произнес Ли. – Один Бертин остался. А мы с ним не знакомы.
Он схватил свой мешок и стремительно направился к дверям. Марту только и оставалось, что свой поднять и потопать следом, виновато разведя руками. Берт не шевельнулся. А его взгляд Март чувствовал еще долго. Очень долго.
Ли шел быстро. Да ведь как ни спеши, от себя самого не убежишь. Март сначала выдерживал темп, а потом начал сдавать. Надо же, вроде и рана пустяковая, и практически уже зажила. В конце концов он взмолился вслед Ли, и тот остановился, как вкопанный, медленно повернулся и сообщил:
– Я дурак и скотина. Прости.
– Дурак – это понятно, – усмехнулся Март, – а скотина-то почему?
В город они вернулись еще засветло, нашли постоялый двор, сняли комнатку – одну на двоих, конечно, они всегда так делали, и давненько уже никто не подозревал их в противоестественных отношениях. Видно, в возраст вошли. Ли купил здоровенную бутыль с вином и повторил в ответ на укоризненный взгляд, которого не сдержал Март:
– Мне надо напиться. Сейчас. Один раз. Я понимаю, что ты боишься, но я клянусь тебе нашей дружбой, больше я не стану пить… так.
– Может, вместе?
Ли оценивающе его осмотрел и милостиво кивнул.
* * *
Они покидали Найкон, чтобы никогда не возвращаться. Конечно, Марту было неприятно. Казалось бы, он все понимал, знал, что именно так и будет, а если не точно так, то похоже, только сидела где-то надежда, странная, смутная надежда вовсе не та то, чтоб быть героем легенд или присутствовать на фресках. На боевое братство, что ли. Как бы там ни было, когда-то они дрались плечом к плечу, прикрывали друг другу спину, спасали жизнь – в общем, делали то, что всегда делают честные мужчины на войне. И, наверное, именно на это эхо дружбы втайне и надеялся Март. Не публично, а наедине. Ему было бы куда лучше, если бы Берт – не король Бертин, а именно Берт – на мгновение обнял его и дружески хлопнул по спине. И все.
Однако Март страдал от этого куда меньше, чем Ли. Тот вообще большую часть времени отмалчивался, даже когда они старательно и безуспешно напивались, и потом, когда они устраивали привал для очередного охраняемого путника. То есть болтать-то они вроде и болтали, и охраняемый не чинился, тоже охотно с ними беседовал, что-то рассказывал, о чем-то расспрашивал, вспоминал войну, нутром угадав в них ветеранов. Он-то не воевал, молод был тогда, но отец его пал при Сторше. «Повезло, – буркнул Ли, – а то б повесили». А потом взял да и поведал работодателю, как их самих вешали и как Март посмеялся стилистической ошибке хартинга. Нанимателя больше всего удивило, что Март настолько грамотен, что с тонкостях стилистики разбирается, а Ли, зараза, подначил Марта на чтение стихов. В красивой книжке была не только трагическая история о двух влюбленных, а еще десятка два избранных сонетов. Ли говорил, что сонет – это всего лишь стихотворная форма, очень трудная для поэтов. Наниматель слушал с удовольствием. Здорово Марта хвалил: мол, не опускается, что редко бывает в его положении и в его возрасте. Это почему-то задело. Далеко не всякий охранник непременно опускался при подходе к пятидесяти годам, а Март не был такой уж культурный, а если и был, то исключительно благодаря Ли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});