Иногда Эвелин нужно, чтобы я оставалась с ней, пока она засыпает, и сегодня я очень на это рассчитываю. В конце концов, мы в новом доме, в новой постели. Ей должно быть немного страшно.
К сожалению, как только она оказывается под одеялом, то закрывает свои маленькие глазки и засыпает в считанные секунды. Полагаю, все волнения этого дня утомили дочь.
Жаль, что я не так устала, чувствуя себя бодрой и возбужденной, словно под кофеином.
Тем не менее, я долго лежу рядом с ней в постели, не желая идти к Люциферу, не желая снова оставаться с ним наедине.
Смотрю в потолок, заново переживая свой день. Это все так странно, что кажется нереальным. Все это произошло на самом деле, или я сошла с ума?
Может, это какой-то кошмар, и я проснусь в постели рядом с Маршаллом.
Но разве это не будет другим кошмаром?
Наконец, после того как пролежала с Эвелин в постели около часа, я не могу больше лежать.
Напоследок поцеловав ее в лоб, вылезаю из постели и беру в руку туфли.
Босиком я тихонько иду по застеленному коврами коридору, надеясь, что Люцифер не будет ждать меня за дверью спальни. Я была занята так долго, что мне должно повезти и ему стало скучно или он устал от ожидания.
Глубоко вздохнув, собираюсь с силами и поворачиваю ручку. Дверь легко распахивается, и я вхожу внутрь.
Люцифер сидит на краю массивной кровати с балдахином, возвышающейся над комнатой, склонившись над моим телефоном.
Когда я вхожу внутрь, он поднимает голову.
— Закрой дверь.
Боже, я действительно не хочу оставаться с ним наедине, и это не потому, что ему не доверяю, а потому, что не доверяю себе.
Люцифер опускает мой телефон на колени и повторяет:
— Закрой дверь, Лилит.
Толкаю в отчаянии дверь, и та захлопывается чуть громче, чем рассчитывала. Я вздрагиваю от звука, и ледяные глаза Люцифера сужаются.
Он немного раздвигает ноги.
— Подойди сюда.
Мое тело замирает, и я просто не могу заставить себя сделать первый шаг вперед, хотя в его голосе есть что-то, что тянет меня, заставляет ему подчиняться.
— Я думал, мы собирались поговорить. Подойди сюда, Лилит, — снова требует Люцифер.
Снова это тянущее ощущение. Нити внутри меня натягиваются.
Качаю головой. Я не могу...
— Лилит, — нетерпеливо рычит он.
Мои пальцы расслабляются, и туфли падают на пол.
— Я устал повторять.
Я снова качаю головой.
— Не заставляй меня идти за тобой.
Бл*ть. Если я побегу, он погонится за мной?
Мужчина встает с кровати одним плавным движением, и мой инстинкт борьбы или бегства срабатывает. Прежде чем я даже понимаю, что делаю, разворачиваюсь и открываю дверь.
Люцифер хватает меня прежде, чем я даже успеваю переступить порог. Просто между нами было недостаточно места, чтобы дать мне хорошую фору.
Схватив меня за бедра, мужчина рывком дергает меня на себя и захлопывает дверь. В какой-то момент мои ноги отрываются от пола, и меня грубо толкают к двери, прижав щекой к дереву.
Он рычит мне на ухо, прижимаясь бедрами к моей заднице.
Черт, я думаю, что возбудила его, ощущая, как об меня трется что-то твердое.
— Это было не очень разумное решение, — выдыхает Люцифер, и я чувствую, как его зубы смыкаются на моей шее.
— Пожалуйста, — ною я и застываю. Этот укус отзывается в моей киске пульсацией.
Мой разум и тело находятся в состоянии войны.
Знаю, что он отвратительный человек, несмотря на то, как добр был к детям, и я боюсь, что для него все это какая-то извращенная игра.
Здесь мы в безопасности только до тех пор, пока ему не надоест или случится еще что-нибудь похуже.
— Пожалуйста, что? — спрашивает он, обжигая своим дыханием влажное пятно, которое он оставил у меня на шее.
— Пожалуйста, отпусти нас.
Он сильно прижимается бедрами к моей заднице и холодно говорит:
— Нет.
— Почему? — кричу я в отчаянии.
Давление его бедер исчезает и Люцифер отстраняется, а я чувствую безумную надежду на то, что он меня отпустит. Но затем мужчина хватает меня за бедра и разворачивает к себе лицом.
Люцифер толкает меня назад, и мои ладони хлопают по двери.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он подается вперед, заключая меня в плен своих рук. Наклонив голову, почти касаясь своим лбом моего, мужчина смотрит мне в глаза и говорит:
— Потому что я не хочу.
Смотреть ему в глаза – все равно, что смотреть в бездну. В них есть сила, которая высасывает мою борьбу. Мою волю.
Становится все труднее и труднее оставаться сильной.
— Ты не можешь этого сделать, — слабо говорю я.
На его губах появляется самодовольная улыбка.
— Могу.
Это самодовольство сразу же вызывает у меня сдерживаемый гнев. Мне отчаянно нужен гнев. Мне нужен огонь ярости, чтобы защитить свое сердце.
— По какому праву?
Его взгляд падает на мои губы.
— По праву сильного. Я могу делать все, что захочу.
Словно в доказательство своей точки зрения, его губы прижимаются к моим губам, и он целует меня так сильно и глубоко, как будто пытается поглотить мой рот.
Его губы на моих губах.
Его язык прижимается, настойчиво ища вход.
Он такой мягкий, его щеки, его губы.
Его язык.
Мои губы поддаются ему, и я чувствую, как открываюсь, желая быть попробованной им.
Желая быть им «съеденной».
Люцифер целует меня до тех пор, пока из меня не исчезает все сопротивление, пока я не сползаю по двери. Мои колени слабеют. Он целует меня до тех пор, пока я не начинаю задыхаться, заставляя цепляться за его рубашку.
Люцифер медленно отрывается от меня, его глаза закрыты, а губы опухли и блестят.
Подняв руку, он нежно убирает волосы с моих глаз, и это настолько нежно, что становится больно.
Он относится ко мне с большей заботой, с большей любовью, чем когда-либо это делал Маршалл, но, похоже, ему все равно, чего хочу я. У меня нет выбора. У меня нет силы.
Но моему телу все равно.
Часть меня хочет уступить. Прекратить ссору. Растаять в его руках.
Зачем продолжать бороться? Почему бы просто не насладиться моментом? Было бы так легко жить настоящим и забыть о завтрашнем дне...
Но я делала это раньше. Игнорировала свои лучшие инстинкты. Позволяла мелочам ускользать, пока они не превратились в серьезную проблему, которую я больше не могла контролировать.
И куда это меня привело? Сюда.
— Это неправильно. Разве ты не видишь этого? Ты не можешь просто владеть человеком. Я не домашний питомец, мои дети и я не животные. Ты не можешь удерживать нас или вести себя так, будто владеешь нами. Это неправильно.
Люцифер удивленно моргает, а затем хмурится. Его взгляд становится жестким, а голос холодным.
— Это неправильно… для тебя, — соглашается он, удивляя меня. — И мне плевать, правильно или неправильно, черное или белое. Все зависит от того, как на это посмотреть. В моем мире я вижу то, что хочу, и беру это. Я взял тебя.
Мои глаза наполняются слезами, и я говорю:
— Это не значит, что тебе все сойдет с рук… Даже если ты не видишь, что это неправильно, это не значит, что для тебя не будет последствий.
Люцифер медленно кивает головой, а затем его палец скользит по моей щеке, собирая слезу. Он засовывает палец в рот и усмехается мне.
— Так устроен мир, Лилит. Никто меня не остановит. Сильные берут, а слабые – ну, они делают то, что считают правильным. Вот почему они слабые. Подумай хорошенько. Что ты получила от правильных поступков?
Я даже не могу ему ответить, потому что именно то, что было правильным всю мою жизнь, привело меня сюда. Но делает ли это его слова правдой? Не уверена. Не знаю, попала бы я сюда, если бы поступала неправильно.
Мои слезы заливают глаза, затуманивая зрение, и теперь я рыдаю по-настоящему. Все это полный пиздец, и я полностью потеряла всякую надежду на то, что мужчина передумает и решит нас отпустить. Он искренне считает себя неприкасаемым.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Люцифер вздыхает и притягивает меня к себе, обнимая. Я слаба, и мне нужно его прикосновение, его тепло. Его утешение. Я зарываюсь лицом в его грудь и плачу ему в рубашку. Одна рука успокаивающе потирает мою спину, а другая нежно гладит меня по волосам.