Дом разобрали и перевезли в Козельск. Говорят, он и сейчас цел. Известен и адрес. Кроме того, точно такой же дом, копия, есть тут же в Шамордине вблизи бывшей гостиницы. Так что на худой конец можно было бы и его перенести, чтобы восстановить это замечательное, памятное место в прежнем виде. Да и Козельск не за горами: каких-нибудь четырнадцать километров.
От места, где жила Мария Николаевна, мы вполне логично перешли к месту, где она упокоилась после смерти. Тут сложнее...
Доподлинно известно, что ее могила была около липы, известна и эта липа. Но участок земли вместе с липой отдали одной семье для постройки дома, и дом построили. Дом - обыкновенная деревенская изба, двор, садишко, огородишко и еще наружный дворик для хозяйственных нужд. На нем размещены (свидетельствую под любой присягой) собачья конура, поленница дров и куча навоза. Как раз посреди всего этого и оказалась старая липа. Она цела, чего не скажешь про холмик - постепенно сровнялся. Только считанные люди, вроде Василия Николаевича (да теперь вот еще нас с Десятниковым), знают, что под хозяйским двориком, на глубине трех аршин лежит любимая сестра Льва Толстого.
Памятник с могилы увез один смекалистый человек. Он забил надпись на камне и поставил его на могилу своей бабки на сельском кладбище, село известно. Найти не составило бы труда.
Василий Николаевич Сорокин сказал:
- Все думаю - не раскопать ли могилу и не перенести ли прах Марии Николаевны в другое место.
Правильно ли, нет ли, но мы стали горячо отговаривать от этого шага. Не прах надо переносить, а вернуть этому месту достойный или хотя бы пристойный вид. Неужели легче перенести прах человека, разворошить его кости, чем с места на место перенести избу? Земли, что ли, мало у нас в государстве? И без того Гоголя перенесли, Аксакова перенесли, Державина перенесли... Не довольно ли?
Что касается многих, больших и крепких, монастырских строений, то они приспособлены кое-как под кое-какие нужды. В главном соборе расположено (по знакомой нам схеме) сельскохозяйственное училище. Из храма, перегородив потолком, сделали два этажа, но все же надо сказать, что, хоть и много разных учреждений ютится в подобных зданиях, все-таки они, кроме всего прочего, очень неудобны для посторонних целей. И под мастерские неудобны, и под разные канцелярии. Даже и под склады [В Москве,тоже в бывших церквах, например, фирмы "Мелодия", "Мультфильм", "Диафильм" - ужасно все там неудобно, сам бывал и сам видел]. Ребятам надо учиться в современном, светлом здании с просторными классными комнатами, сухими и теплыми, а не в огромном соборе, обширнейшая крыша которого, конечно же, протекает во многих местах, постепенно размягчая и размывая кирпич.
Зашли мы и в "Футляр", где сохранялась "хибарка" старца Амвросия. Прочное кирпичное здание, достаточно большое для того, чтобы в нем разместилась высокая и островерхая изба, да еще чтобы можно было обойти эту избу кругом, да еще и цветы (комнатные) росли вокруг избы. Позже тут ремонтировались тракторы и грузовики. Все пропахло бензином.
Судьба дома известна. В двадцатые годы в ближней деревеньке (там, где Лев Толстой пытался снять угол) случился пожар. Сгорело несколько изб. Одна семья погорельцев перевезла на место своего сгоревшего дома "хибару" старца Амвросия. Мы сходили и посмотрели ее. Она в прекрасном состоянии. Внутри нас поразила высота потолков, столь несоответствующая и столь неожиданная в крестьянской избе.
- Она ведь и не по делу нам, изба-то такая, - жаловалась хозяйка, пожилая женщина, старуха, можно сказать. - Не приспособлена она к нашему обиходу. До потолка вон, доведись паутину смахнуть, не дотянешься, приходится длинной палкой. И площадь такая нам не нужна, топить ведь надо. Да вот досталась ничего не поделаешь.
Пока мы шли до этой деревни, Володя Десятников без конца "разжигал" Василия Николаевича выкупить у старухи для Козельского музея деревянный писаный крест, принадлежавший старцу Амвросию и доставшийся новым владельцам вместе с домом.
- Василий Николаевич, точно вам говорю, пропадет крест. Или выбросят, после того как старуха умрет, или жулики-фарцовщики опередят и купят или обманут как-нибудь, а то и ограбят. Пока не поздно, забери, дай ей пятерку, зарегистрируй. Потомки спасибо скажут.
Василий Николаевич решился и, кажется, припас даже пять рублей.
Хозяйка показала нам крест, как будто вовсе не придавая ему никакого значения. Крест, безусловно, был тот самый, неоднократно описанный в разных описях, книгах и даже попавший на некоторые фотографии, на которых изображалось внутреннее убранство Амвросиевой кельи. Например, крест этот отчетливо виден на той фотографии, где старец лежит на диване, а крест висит на стене у него в головах.
Cлова старухи о доме, что он-де неудобен и вроде как и не нужен, и то равнодушие, с которым она показала крест и даже отдала его нам подержать в руках, обнадеживали двух искусствоведов. Как о решенном деле, Десятников сказал:
- Василий Николаевич - директор музея. Продайте ему этот крест...
Тут я увидел мгновенное преображение старухи: ничего как будто не изменилось, но в чертах лица, в глазах, в оттенке голоса сразу появилось что-то каменное, железное, с каким шли на костры, поднимая два пальца кверху.
- Ну нет... - только и сказала она.
Машина мчалась назад к Москве. Говорили о том, что видели (а видели мы в сто раз больше, чем здесь написано), и о том, как с этим быть.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Десятников. - Надо бы решать эту проблему широко и комплексно. В самом деле. Приедут туристы такую даль посмотреть Оптину (когда ее восстановят), так почему же не показать им заодно и Березичи, и Шамординский монастырь, и козельскую старину... Но знаешь ли, в чем главная тут проблема? Не столько в охране памятников, сколько в их использовании. Ну хорошо, давай восстановим всю тысячу российских монастырей, десятки тысяч церквей и усадеб, а что с ними делать дальше? Как использовать? Размещать те же РПТУ? Музеи? Склады? Гостиницы? Выставки? Дома художников? Эту проблему надо решать в первую очередь.
Нет, в первую очередь надо восстановить и сохранить. Деньги будут оправданы по статье туризма. Красота не обязательно требует утилитарного применения. Я и еще раз повторю. Для того, чтобы вокруг памятников старины создалась общая благожелательная атмосфера, общий благоприятный климат, нужно авторитетное широкое решение о массовом их восстановлении.
В конце концов, это красота нашей земли, это наша культура, это мера нашей цивилизованности...
...- А что это за стишок, - заговорил через некоторое время Володя, передал тебе Василий Николаевич, когда прощались? Неужели свой?
- Еще не читал. Возьми посмотри, - я достал из кармана и протянул Володе небольшой блокнотный листок, сложенный вдвое.
- Некто Татьяна Александровна Аксакова, ленинградка, по-видимому старушка, - сказал Володя, заглянув в конец записки и быстро пробегая глазами по строчкам. - О Достоевском, об Оптиной...
- Давай вслух.
Я держался за руль и смотрел вперед, а Володя читал.
Он сроднился с обстановкой сельской,
Полюбив тех мест простор и ширь,
Где стоит под городом Козельском
Знаменитый Оптин монастырь.
Целым рядом русских поколений
Та земля считалася святой,
Шли сюда для высших откровений
Гоголь, Достоевский и Толстой.
А весной так радостно-влекомо
Распустились клейкие листы,
И плескалась рыба у парома,
И цвели шиповника кусты.
И ночное небо, все в алмазах,
Говорило тихой глади вод:
"Неужель Алеша Карамазов .
По траве росистой не пройдет"