Читать интересную книгу Время собирать камни - Владимир Солоухин

Узнав, что в Оптину (1877 год) едет Лев Николаевич Толстой, Оболенский выслал в Калугу к поезду лошадей и таким образом как бы заранее ангажировал великого гостя. Правда, первую ночь с дороги Лев Николаевич ночевал все-таки в Оптиной, но на другой день точно был гостем старого князя. В Березичах в прекрасном дворце Толстой слушал игру Николая Рубинштейна, а сам прочитал несколько отрывков из "Анны Карениной", из романа, который он в то время писал.

Софья Андреевна записала в дневнике (со слов Льва Николаевича?): "У Оболенского было очень весело: добрая жена, много молодежи, радушие хозяина и прелестная игра на рояле Николая Рубинштейна - все это доставило большое удовольствие Льву Николаевичу".

О том, какое он сам доставил всем удовольствие, читая "Анну Каренину", гадать не будем.

И вот и мы тоже ходим по этому именью, по этому парку.

Судьба у подобных имений складывалась чаще всего (если они уцелели) по следующей схеме. Пока именье (дворец и службы) оставалось в хорошем состоянии, в нем располагался дом отдыха или санаторий. Постепенно строение (а также пруды и парк) теряли первоначальную ухоженность, начинали выглядеть подзапущенными, не соответствующими своим видом дому отдыха или санаторию. Тогда их передавали местному совхозу или МТС. Это не улучшало ни внешнего вида, ни общего состояния архитектурного комплекса. МТС, как известно, были ликвидированы. В именье обосновывались ремонтные мастерские или какие-нибудь школы трактористов, сельскохозяйственные училища, специальные школы-интернаты. Не единично. У нас в соседнем селе, в Черкутине, в бывшем барском доме (Салтыковых) - такая школа, здесь, в Березичах, по совпадению, тоже оказалась такая школа. Ее разместили после того как именье побывало и в ранге санатория, и в ранге совхозной усадьбы. Все по схеме.

Директор школы как раз и вышел нам навстречу, едва мы ступили под широкую сень парка, вернее сказать, тех деревьев, которые некогда были парком, а теперь просто росли, не образовывая уже ни аллей, ни полян, ни живописных групп.

Школа размещалась сначала в самом дворце, но несколько лет назад случился пожар. Его потушили, но все же временно ни жить, ни заниматься во дворце стало нельзя. Тем временем окрестные жители начали пользоваться тут чем можно. Сейчас от дворца осталась одна только коробка без крыши, без полов. Все это случилось в последние несколько лет. Володя Десятников в свой прошлый приезд видел дворец целым и невредимым.

Для школы-интерната построили новое здание - длинный одноэтажный дом из серого силикатного кирпича.

- Ну, и как вы думаете, что теперь делать с бывшим дворцом? - спросили мы директора школы.

С металлическим эзучанием голоса и как бы уже привыкнув отстаивать свое мнение, директор изрек:

- Сносить, и только сносить. Чтобы и следа не осталось.

Директора можно понять: постоянная угроза происшествия. Снести остатки дворца - и будет спокойнее жить. Действительно, когда-то находившийся на чердаке, а теперь просто висящий в воздухе и неизвестно на чем держащийся, торчит над скелетом дворца огромный многотонный железный бак для воды. Конечно, если он рухнет (а он непременно рухнет) и если под ним окажутся дети... Так что же, некому его заблаговременно снять? Некому в целом районе? В целой области?

А между тем основное все еще цело, крепко, устойчиво и даже красиво: фундамент, стены, проемы окон, этажные перекрытия. Приложить руки, вложить определенные средства - и будет опять прекрасный дворец. Дешевле же, чем построить такой же новый. Да и кто сейчас построит такой новый дворец. И разве хуже было бы нашей земле, если бы на ней стоял такой дворец...

Мы обошли вокруг обширную коробку дворца. Не слышно звуков рояля, не слышно отрывков из бессмертного романа. Кое-где грудами лежала зеленая обливная черепица - остатки кровли. Кусты сирени, бузины и шиповника, беспорядочно разрастаясь со всех сторон, штурмовали заброшенные руины. Бельведер, отделявший некогда дворец со стороны фасада от остального парка, утрачен, кирпич крошится от времени и дождей. От каменных лестниц, ведущих в парк, не осталось и следа. Мы вышли на край парка, на край холма, и перед нами раскинулась внизу обширнейшая долина с рекой и озером, с дальними деревеньками за этой долиной, на других холмах. Каким прекрасным было и могло бы быть это место!

Прощаясь с нами, директор школы, желая заполучить нас в потенциальные союзники по сносу дворца, говорил:

- Мои ребята, они вполне хорошие ребята. Они только самую малость... того совсем чуть-чуть...

- Да дай им бог здоровья, ребятам! Но почему в зависимость от них надо ставить судьбу дворца и целого места, судьбу драгоценного создания рук человеческих, историческую и культурную ценность, которая существовала за столетия до них и до всех нас?

...Сама Оптина пустынь тоже прошла по этой схеме. Началось все домом отдыха, потом был совхоз, а теперь СПТУ, в расшифровке (если не напутаю) сельское производственно-техническое училище. Между этими точками были еще какие-то стадии, но какие - никто в точности рассказать не мог. Как-то вылетело у всех из памяти. А ведь именно при прохождении через эти безымянные стадии комплекс монастыря утратил весь свой архитектурный облик [Впрочем, один человек, мой знакомый, попросив меня не называть его имени, рассказал, что участвовал в снятии креста с Введенского собора, когда а Оптиной был еще дом отдыха. "Подходит ко мне инструктор по физкультуре Петька Соколов (зто имя подлинное) и говорит, что ему поручили снять крест с собора и чтобы я ему помог. Ну, я согласился. По молодости. И надо сказать, что пережил в связи с этим одну из самым страшных минут в своей жизни. Пока мы отвинчивали гайки, мы держались за крест, а когда он полетел на земно, нам держаться стало не за что, я думал, что поседею"].

Борис Петрович и Тамара Петровна Розановы - мои друзья - жили около Оптиной в начале тридцатых годов. Каждый рассказывает о своем. Борис Петрович ходил в Березичи играть в бильярд. Он был тогда молодым человеком, парнем. В Жиздре ловили стерлядь и огромных жирных лещей. Рыбу били острогой, и был еще способ ловли, оставшийся от монахов. Называлось ловить "на сежу". Очень сложный способ с перегораживанием реки еловым лапником, но рассказано мне в подробности.

Тамара Петровна говорит, что все тогда в Оптиной было еще цело (то есть здания), только во всех помещениях дома отдыха сильно пахло ладаном. Никак не могли этот запах выветрить. И могилы все около собора были целы. Внутри помещений и в церквах ничего монастырского не оставалось. Было повыброшено. Кое-что разобрано окрестными жителями. Некто Захаров, принимавший участие в изъятии монастырского имущества, навешал у себя дома ковров. А это оказались не ковры, а попоны с монастырской конюшни. Курьез. Сразу после ликвидации монастыря прямо на папертях собора был устроен аукцион по распродаже имущества: мебели, посуды, одежды... Пафнутьев колодец, считавшийся святым и целебным, а на деле бывший глубинным сернистым источником, забили цементом, потому что к нему продолжалось паломничество за водой. Но родник пробился в новом месте и нашел себе выход на самом берегу Жиздры в нескольких метрах от воды, в маленьком овражке в густых кустах...

Этот колодец и этот родник и было первое, что мы увидели в бывшей Оптиной, еще не дойдя до монастырской стены. Колодец представляет сейчас из себя открытый небу квадратный сруб площадью метров шестнадцать, наполненный желтоватой, стоячей, мертвой, я бы сказал, водой с плавающим на ней неподвижно мелким мусором. Значит, эта вода насочилась и накопилась поверх цементного кляпа. Хорошо видно, что некогда излишки воды постоянно вытекали из сруба ручьем в сторону реки. На пути ручейка были устроены углубления, где вода накапливалась и где можно было умыться, а при желании окунуться. Над срубом была раньше часовня.

Постояв над срубом с мертвой водой, мы прошли к живому роднику, пробившему толщу земли в новом месте. Вода под ивовым кустом бурлила, вздымалась бугром, крутя в светлых струях песок какого-то неестественного серого цвета. Мы попробовали воду, но она настолько богата разными минеральными солями, что ее можно вот именно только попробовать, а не пить.

У обширных и все еще светлых бывших монастырских прудов сидела на зеленом бережку пожилая женщина в белом платочке. Мои товарищи - Володя Десятников и Василий Николаевич - пошли вперед, к монастырской стене, а я задержался около женщины и разговорился с ней. Оказалось, что она помнит монастырь до его ликвидации и видела, как его закрывали...

- Интересно? - спросил у меня Володя, когда я их догнал и присоединился к ним.

- Захватывающе. Вернусь в Москву, обязательно пошлю проект, чтобы молоко нам за вредность... хотя бы по четвертинке. А пока дай мне таблеточку валидола.

...Как сказать одним словом про то, что представляет из себя сейчас Оптина пустынь? Слово такое есть - обломки. Остатки красной кирпичной стены как бы размыты сверху, как бы обтаяли. Точно так же размыты и обтаяли монастырские башни. Про главы Введенского собора, что он "обтаял" сверху, сказать нельзя, это было бы слишком слабо. Он обезглавлен и торчит в небо бескупольными барабанами. Точно так же обезглавлена Казанская церковь к югу от собора. Владимирская церковь (больничная) исчезла совсем. Растаяла. От церкви Марии Египетской остался бесформенный остов, обрастающий кустами неприхотливой бузины.