Я услышала, как он отходит к дальней части хижины, заскрипела металлическая стена, на которую он облокотился. Он, как и всегда, остался наблюдать за мной. Я не знала, делал ли он это, чтобы удостовериться, что я в порядке, или потому что он наслаждался тем, как я сворачиваюсь в клубок и плачу, пока во мне ничего не останется.
Слезы по Коннору. По брату, которого потеряла и скучала каждое мгновение. Слезы по другим девочкам, которым Робби причинил боль. Слезы по Деку. Да, я плакала по нему, потому что знала, под маской несгибаемого мужчины есть боль из-за того, что он видел в своей жизни.
Эмоции охватили меня. Вина. Боль. Ярость.
И, наконец, принятие.
Поэтому мне нужно очищение, доказать себе, что я сильная. Отпустить бессилие, которое я так сильно ненавидела. Помнить, кто я сейчас.
Прошло достаточно времени, прежде чем обнаженные эмоции снова вернулись под контроль, и я была в состоянии сделать глубокий вдох без затруднений в горле. Я чувствовала освобождение, как шарик, отпущенный на волю по ветру — свобода. Эта эйфория абсолютно ненормальна, но это моя ненормальность и то, что произошло здесь, работает для меня. Я могу уйти сильной и неуязвимой к ужасу, который разрушил ту, кем я была.
Это мой способ спрятать мое прошлое подальше в уголок разума и не выпустить снова, пока я не вернусь сюда.
Я села на пятки, слушая его приближающуюся мягкую поступь, прежде чем он аккуратно наложил бинты на порезы. Они не были глубокими, и скорее всего даже не останется шрамов. Робби тоже был предусмотрителен в этом. Раны, которые заживут, чтобы моя спина могла снова стать пустым холстом, но моя память никогда не исцелится.
Я терпеливо ждала, когда он закончит, и после подобрала рубашку и надела ее через голову. Я почувствовала запах скотча. Он, должно быть, пролил на ткань. Я смотрела, как его длинные пальцы застегнули две пуговицы вверху, и его большой палец под моим подбородком поднял мою голову, чтобы я посмотрела на него.
Он всегда так делал. Смотрел мне в глаза, будто читал все, что происходило в моей голове. Он никогда ничего не говорил, и я подозреваю, что это было для того, чтобы удостовериться, что я в порядке.
Он взял мою руку и помог подняться на ноги; мы вышли наружу. Солнце светило так ярко в лицо, что я не могла видеть несколько секунд, пока зрение не приспособилось. При каждом шаге, который я делала, порезы на спине терлись под бинтами. Я научилась надевать просторную одежду, когда прихожу сюда. В этот раз… на мне рубашка Дека. Она пахла им, хотя скотч пропитал ткань. И все же, если я опускала подбородок вниз, я могла вдохнуть запах Дека и почувствовать себя… снова цельной.
— Быстрее, чем обычно, — услышала я Таннера, когда мы приблизились к машине.
Он хмыкнул, и когда я взглянула на него через разделенные голубые пряди волос, я поймала агрессивный взгляд, который он послал Таннеру. У меня было впечатление, что ему он очень сильно не нравился, но Таннер был с нами с самого начала. Это странно. Если ему он не нравился, почему Таннер все еще часть этого?
— Верни свою голову в работу, Хаос, — сказал он.
Я открыла пассажирскую дверцу и проскользнула внутрь, осторожно оберегая свою спину от соприкосновения с кожаным сидением. Как всегда, мой разум затуманен эмоциями, пытаясь блокировать воспоминания, и вернуть меня к бесчувственному выживанию.
— У тебя есть история для прикрытия?
Я кивнула.
— Лучше, чтобы она была убедительна. Вик не глуп. — Он взглянул на Таннера, потом на меня. — Тебе нужно найти баланс в том, что ты делаешь.
Я знала, что это означает. Вернуть выпивку.
Он всунул бутылку в мою руку и закрыл дверцу.
Проклятье. Ненавижу вкус скотча. Ненавижу запах, и ненавижу все, связанное с ним.
Я открутила крышку и жадно припала к ней, игнорируя обжигающую боль в горле и выпивая столько, сколько могу.
— Вау, Хаос. Полегче. Ты не слышала, что он только что сказал? Тебе нужно быть пьяной, а не в состоянии комы.
Дверца Таннера захлопнулась, и он завел машину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дорога обратно в город займет только полчаса, и мне нужно быть достаточно разбитой к тому времени, когда мы прибудем. Единственный день в году, когда я по-настоящему пьяная. Все остальные разы… да, это видимость, хитрость, но не сегодня. Напиться у надгробной плиты Коннора и на такси вернуться домой — наше прикрытие. Я спрячусь в своей спальне, и никто не побеспокоит меня в течение суток.
Еще один год прошел. Еще один год, наполненный ложью.
Быть тем, кем я должна быть.
Идеальным хаосом.
Дек
Я вынужден осознанно расслабить хватку на моем мобильном, прежде чем он сломается под давлением.
Чертова Джорджи.
Я должен был знать, что она сделает что-то глупое, как это. Дерьмо, я знал. Поэтому и оставил Вика с ней. Каждый год она напивалась у могилы Коннора, и каждый год я сваливал, не желая быть рядом, чтобы не видеть ее сломленной. У меня нет способа прекратить ее боль, и это терзало меня так сильно, что я не мог дышать, думая об этом.
Я точно знал, что произойдет, если я увижу ее расстроенной — я бы взял от нее то, что всегда хотел, и что никогда не могло случиться.
Тайлер, Джош и Сэм облокотились на покрытую трещинами стену разбитого дома и наблюдали, как я спокойно принимал новости, которые Вик вываливал на меня. Они знали меня достаточно хорошо, я, может, спокоен внешне, но, на самом деле, я просто в ярости.
— Как давно? — спросил я Вика.
— Пару часов. Она зашла в кафе, схватила бутылку скотча и села в такси. Определил компанию, водитель был на вечеринке в честь дня рождения его ребенка. Подходит под ее описание, но ее имя было Голди. Не уверен, для чего она уехала туда.
Голди.
— Иисусе. — Имя ее чертовой золотой рыбки, которую Коннор похоронил на заднем дворе. — Следуй за наводкой. Это она.
— Понял.
Я услышал визг шин, как если бы Вик делал быстрый поворот.
— И Вик?
— Да, босс.
— Когда найдешь ее… Запри ее.
Это обостряется. Как, если ей плевать на себя. Это не она и все же… Джорджи стала другим человеком, когда я вернулся через два года после смерти ее брата. Жестче. И мягкость, которую я раньше видел в ее глазах, исчезла.
— Понял.
Я нажал «завершить» и швырнул телефон на импровизированный стол. Тревожное чувство медленно ползло вниз по позвоночнику, желудок скручивало, сердце колотилось.
Почему я не мог, черт возьми, достучаться до нее?
Дело не только в ее брате. Что-то еще играет с ее разумом, заставляет ее хотеть не чувствовать, используя алкоголь.
Не сходится.
Она сильнее, чем это. Где та девочка, которую я знал раньше?
Это как если ее относит дальше и дальше от меня год за годом. Она прячется. Я знал об этом годами. Но, что я не знал — это от чего.
Какого хрена я буду делать с ней?
Это дерьмо длится слишком долго. Возможно, сейчас время отпустить ее, как и говорил Вик.
Облегчал ли я ей жизнь, защищая ее?
Возможно, но мысль потерять Джорджи, будто отрезать ногу. Я не мог сделать это медленно и легко, это должно быть безжалостно.
— Бл*дь.
Это миссия слишком важна, чтобы не задействовать каждого, имеющегося в наличии человека, а у меня один из лучших людей наблюдает за Джорджи.
Я провел рукой вниз по лицу и собрался. Я не провалю это.
— Все хорошо, босс? — спросил Тайлер.
Я встретил его взгляд, а затем посмотрел на Джоша.
— Провал недопустим. Мы вернем нашего парня домой.
Прошло всего лишь два часа, когда все полетело к чертям. Осведомитель был обнаружен в крови и его пытали. Широко раскрытые глаза безжизненно смотрели. Записка, приколотая к его рубашке, написана кровью.— Иисус Христос, — сказал Тайлер, согнувшись рядом с искалеченным телом. — Босс, ты действительно думаешь это Коннор? И кто, черт возьми, Хаос?