Читать интересную книгу Севастопольские письма и воспоминания - Николай Пирогов

Я писал тебе уже, что Главнокомандующий морскими и сухопутными силами больше не острит; последняя его острота осталась, кажется, с октября на счет здешнего коменданта Кизлера, толстяка такого, что в дверь не пролезет, и седого, как лунь. Этот дородный господин, увидав телеграфический знак 50, принял зюд-ост за число 50 и прибежал к Меншикову, запыхавшись, объявить, что 50 неприятельских пароходов приближаются. Меншиков, поняв в чем дело, назвал его "ветреной блондинкой". Это была последняя острота.

Видаюсь нередко и с Нахимовым, который, как и все благомыслящие, называет Меншикова скупердяем.

Я тебе писал уже, что наши взорвали неприятельскую мину с успехом. Недавно (третьего дня) повторили еще взрыв, а на днях французы ошибочно взорвали собственную мину, думая, что мы в этом месте ведем контр-мину. Не забудь, что это все делается на шесть сажен в глубину, под землей. Говорят (пленники), что у французов сделано слишком двадцать галлерей, и все около четвертого бастиона, к которому они всего ближе (на шестьдесят сажен) подошли. Но покуда они новым десантом не отрежут нам дороги от Перекопа, бояться нечего; говорят, что англичане наняли сардинцев и хотят сделать, кроме Евпатории, еще десант в Алуште на южном берегу и отсюда двинуться к Симферополю, чтобы окружить нас, тогда как Омер-паша (Омер-паша (1806-1871)-командующий турецкими войсками в Крыму и в Азии.), который также в Евпатории, на пароходах пойдет из Евпатории, чтобы окружить таким образом Севастополь со всех сторон. Qui vivra, verra (Поживем-увидим)

Вот тебе почти все наши новости.

Начатое нужно кончить. Покуда я чувствую, что здесь полезен и покуда меня не прогнали отсюда, я должен начатое уладить и не возвращаться домой без результата; я ехал в Севастополь не для того, чтобы только сказать, что был здесь. Успокойся же, моя душка, помни, беспрестанно помни, что твоя твердость, твое спокойствие - это моя сила. Портрет твой и детей я ношу, как талисман, всегда при себе возле самого сердца.

Целуй и благослови детей.

Шульцу дай прочесть написанное. (Все дальнейшее, до конца абзаца, написано по-немецки.)

Нельзя ли приготовить разрез глаза в различных направлениях. Попытайся-ка.- Сделайте разрезы (продольные) носового канала с пометкой, принадлежал ли череп неделимым с коротким носом (калмыкам) или же с длинным носом. Не забудьте сделать, сколько только возможно продольных разрезов женского таза.

Прощай, моя несравненная. Спешу отправить письмо, фельдъегерь едет.

No 16.

Севастополь, 15 февраля [1855 г.]

(Подлинник письма No 16 в ВММ (No 15628), на одной странице; конверт-с обычным адресом.)

Не писал к тебе уже полторы недели; это оттого, что, во-первых, было множество дела: ночью было нападение на редут, и французы отбиты с уроном, а во-вторых, я в это время несколько прихворнул своим обычным недугом и теперь засел дня на четыре дома [...].

Скажи Сартори, чтобы он обратился, как можно скорее, в конференцию; я писал Пеликану с этим же письмом [...].

Я не знаю, получила ли ты все мои письма; нужно бы было счесть. Не помнишь ли ты, сколько я денег пожертвованных имел при себе, 4000 ровно или с чем-то? Письма должны лежать у меня в столе, справься (О деньгах, переданных П. от учреждений и частных лиц для раздачи больным и раненым воинам, об использовании их ).

Посланных вещей по почте еще не получил [...].

No 17.

Севастополь, 19 февраля [1855 г.]

(Подлинник письма No 17 не найден)

На письмо твое, касающееся дел Березина, спешу отвечать следующее. Держись всех этих дел дальше. Я в молодом Березине не имею ни малейшего доверия; я знал его, когда мальчишкой он еще долги делал; выросши, играл, проигрывал все, что отец давал; брал у всех, никому не отдавал [...]. Н. И. Пущин добр и благороден, но суждения его о людях не всегда справедливы.

Вся эта наследственность частей для детей состоит из шести тысяч р. серебром или 64 душ; Березин (С. Д. Березин - брат первой жены П.) просит семь тысяч, которые после передаст моим детям.

Нет, этому человеку я ни на волос не верю. Итак, чтоб и помину не было об этом [...].

Я сижу все еще дома, мой желудок все не в порядке. Ослизнение такое, что все - язык, зев - как будто покрыты слоем этой поганой тягучей слизи, и я думаю просидеть еще недели три дома; мне кажется, это необходимо.

Между тем, здесь дела обстоят по-старому. Недавно, однакоже, придумали построить такой редут под носом у неприятеля, который, если окончится благополучно, то, по уверению ваших, будет обстреливать все английские редуты; этого мало; заложив его, принялись еще и за другой выше и тот отоварили.

В первую ночь после заложения редута французы сделали нападение и ворвались в него, но с одной стороны наши пароходы, а с другой - штыки так их отжарили, что, по словам пленных раненых, les russes se sont battus comme des lions (русские дрались как львы) ("Под Севастополем у нас беспрестанные вылазки, которые очень тревожат утомленного неприятеля" (В. С. Аксакова, 11 февраля 1855 г., стр. 52).).

У Евпатории там наши были отбиты без результата. Эта евпаторийская экспедиция, которая в Петербурге представлена как рекогносцировка, очевидно, была самая глупая штука (Дело у Евпатории-атака 5 февраля 1855 г., предпринятая по желанию Николая I. Экспедицию эту Меншиков поручил храброму и распорядительному генералу С. А. Хрулеву (1807-1870), отличившемуся еще в 1854 г. на Дунайском фронте. Но в Евпатории неприятель имел огромный перевес в живой воинской силе и пользовался мощной поддержкой своих кораблей. И хотя меткость нашей артиллерии и стрелков нанесла ему большой урон, Хрулеву пришлось отказаться от штурма. "Несмотря на просьбу солдат вновь идти на штурм, начальник отряда приказал продолжать отступление", которое "было произведено в примерном порядке" (Е. В. Тарле, т. II, стр. 268 и сл.).).

Интриги! Какому-нибудь генералу непременно захочется что-нибудь схватить, вот он ищет и домогается, пока ему дадут чем-нибудь поковырять, а на поверку выйдет плохо.

Я во время моего затворничества буду писать к тебе чаще, но понемногу; не о чем много. Между сестрами множество больных и здесь, врачи также прихварывают. Главнокомандующий также болен. Нахимов прислал мне из библиотеки много разных книг, и я, оставаясь дома, если не сплю, наклонность ко сну есть,- то читаю; главное, лишь бы господь бог мне вкус поправил, которого почти совсем нет, и я, кроме чаю, почти ничего не ем; но так ничего не могу сказать, чтобы где бы болело или что беспокоило; короче, ты знаешь мою историю,- когда ослизнение у меня разгуляется, то считай на несколько недель.

Надобно иметь терпение (Об этой своей постоянной болезни П. пишет в дневнике).

Прощай, мой милый ангел. Друг мой неоцененный, моя ненаглядная Саша. Целую тебя и прижимаю крепко, крепко к груди [...].

No 18.

Севастополь, февраля 22 [1855 г.]

(Подлинник письма No 18-в ВММ (No 15629), на двух страницах.)

Хожу по комнатам с сигарой и с стаканом воды. Вот уж выпил два стакана натощак прекраснейшей воды, авось, послабит. Вчера в первый раз ел суп с курицей; вкус чая еще не могу провкусить, но слизи начинает, слава богу, менее отделяться. Вчера я принял третью морскую ванну, и действие их, очевидно, благодетельно: как сядешь в ванну, так как будто в раю. Сижу минут пятнадцать, потом обливаю себя ведром холодной морской воды и снова сажусь минут на пять. Кофе еще не пробовал; но сегодня или завтра попробую и думаю, что также теперь пойдет на вкус. Впрочем, сон довольно спокойный.. Мне прислали из библиотеки множество книг, и я обыкновенно читаю, но, устав читать, засыпаю.

Вот тебе, моя милая душка, бюллетень моего здоровья, из которого ты видишь, что, слава богу, идет лучше. Погода стоит здесь прекрасная, покуда сухая, солнечная и теплая. Во время моей болезни заболело еще четыре медика, и Обермиллер отличается истинно своей деятельностью: он и на перевязочном пункте, он посещает этих врачей и шесть сестер, занемогших тифом.

Вчера навестил меня Сакен, но застал меня в ванне. Меншиков отправился отсюда в Симферополь и сдал команду Сакену, на долго ли-неизвестно; у него разболелся пузырь: прежняя, давнишняя его болезнь; он мочился кровью и с жестокими болями. Все этому очень рады, и он хорошо бы сделал, если бы совсем не возвращался из Симферополя.

Вот нам бы твой желтый чай по почте поскорее приехал, не худо бы было.

Посылаю письмо Даля (Вл. Ив. Даль (1801-1872)-писатель, составитель "Толкового словаря живого великорусского языка", автор беллетристических очерков преимущественно этнографического содержания; писал бойко, с юмором. Д.- товарищ П. по учению в Юрьеве. Их дружеские отношения поддерживались после переезда П. в Петербург, где Д. служил при министре внутренних дел Л. А. Перовском в качестве заведующего его особой канцелярией. Д. участвовал в пироговском кружке врачей (ферейн). Разностороннее образование Д., его глубокие познания в естественных науках (до университета он окончил Морской корпус, несколько лет служил во флоте) не мешали ему быть в некоторых отношениях последователем мистика Сведенборга.), его взгляд на наше положение; к чему он приплел Сведенборга (3. Э. Сведенборг (1688-1772)-шведский ученый; начал свою деятельность в качестве натуралиста, а затем стал мистиком; в своих писаниях утверждал, что его посещают видения с божественными откровениями, что он был "в сердечной области бога, в левом желудочке", и т. п. бред.), уж бог его знает; но "наши кишки и тонкие, да долгие, хоть жилимся, да тянемся", по-моему, содержит истинную правду.