корейским родо-племенным группам вэймо, соседствовавшим с ними на юге — фуюй, воцзюй, Когурё. С большим основанием можно говорить о несходстве его с языком кочевых племен степей Внутренней Монголии — сяньби. Отсюда можно сделать вывод о том, что строй языка сушеней, по всей видимости, тунгусо-маньчжурский. Речь сушеней обращала на себя внимание краткостью и сдержанностью. Что касается их облика, то физический тип сушеней, по чисто внешним наблюдениям (сообщения "Вэйчжи"), не отличался от фуюй.
Экономика сушеней характеризовалась разносторонностью занятий населения, а также динамичностью изменений в них, что можно объяснить оживленными контактами с соседними культурно-хозяйственными ареалами Дальнего Востока. Некоторые различия в описании хозяйства разными источниками можно объяснить также тем, что записки о сушенях делались в разное время, да и племена их могли специализировать свои занятия в зависимости от особенностей географического окружения и климата, далеко неодинаковых в разных местах центральных районов Маньчжурии. Сушени умели обрабатывать землю ми, сеяли пять родов хлеба, то есть пшеницу, гаолян, просо, рис и сою.. Из домашних животных они особенно любили разводить свиней, но содержали также быков и лошадей. Среди ремесел особое развитие получило, очевидно, ткачество, поскольку в источниках отмечается умение сушеней делать из волокон нити и изготовлять пеньковые ткани. Сохранились также сведения, что ткань изготовлялась из щетины свиней, а волосы пряли для приготовления материи. Возможно, в последнем случае имеется в виду шерсть овец, но утверждать это с уверенностью нельзя, ибо в "Цзинь ши" отмечается, что таких животных сушени не содержали. Важнейшей отраслью хозяйства оставалась также охота, в частности, промысел пушного зверя. Особой популярностью на востоке Азии пользовался соболь.
Жили сушени разрозненными и не очень многочисленными родо-племенными коллективами. Возглавляли их вожди, которые ко времени эпохи Цзинь уже не избирались соплеменниками, а передавали свою власть по наследству от отца к сыну, что свидетельствовало о господстве патриархально-общинного строя. Ранее независимые друг от друга, они к концу III в. подчинялись "Великому предводителю", то есть, очевидно, главе общеплеменного союза, настоятельная необходимость создания которого в тот период диктовалась политической обстановкой на Дальнем Востоке. В источниках содержатся также факты, свидетельствующие о появлении на рубеже II — III вв. социального и имущественного неравенства. Так, жилище семьи вождя отличалось значительными размерами, а при захоронении знатных членов рода количество погребальной пищи увеличивалось во много раз. О появлении частной собственности, возможно, свидетельствует наказание казнью каждого, кто совершит грабеж, что, впрочем, в стране не наблюдалось. Приобретение кем-либо из сушеней повозки или колесницы считалось признаком большого богатства. Своей письменности сушени не имели, поэтому при заключении договоров довольствовались словесными уверениями. Вообще, так называемый "восточный церемониал" сушеням был неведом, почему считалось, что законы и обычаи у них не установлены. В частности, удивление и даже осуждение путешественников вызывало отсутствие при потреблении пищи обычных среди восточных иноземцев кухонных досок, то есть небольших столиков цзу и сосудов для мяса доу. Соседей шокировало также "некультурное обращение" друг с другом, не очень опрятный вид тела и одежды сушеней, а также неприятный запах, который будто бы исходил от них. Следует, однако, иметь в виду, в каких тяжелых условиях приходилось жить сушеням, а также учитывать сравнительно низкий уровень развития экономики и культуры, достигнутый ими к первым векам нашей эры. Приступая к описанию обычаев и образа жизни сушеней, как они представлялись участникам военной экспедиции Ван Ци и лазутчикам, подосланным к илоу и замыслившим захват власти Сыма Чжао, следует остановиться на том, что доставило подлинную славу и гордость древнему народу Дальнего Востока — древки из дерева ку и наконечники из камня ну. Ведь и то, и другое, из-за нерушимой традиционности поднесения их в дар соседям (в том числе Китаю), представляло собой своего рода "визитные карточки" сушеней. Что же это за дерево ку, из которого они предпочитали изготовлять древки стрел, и какая порода камня скрывается за названием ну? Судя по разрозненным и порой противоречивым сведениям, рассыпанным по летописным источникам, дерево ку весьма напоминало так называемый "волшебный прут", иначе говоря, тысячелистник сибирский. Внешне ку походило на ццзинь — кустарник терновника красноватого цвета, а листья напоминали более всего листья вяза[42]. Китайцы назвали дерево ку сушеней чживэйцзин, что в буквальном переводе означает "фазанье хвостатый терновник". Высота его достигала 3,5 м. На прутьях терновника колючек не было. Древесина ку не случайно привлекла особое внимание воинов и охотников сушены она, как выяснилось, отличалась исключительной прочностью и упругостью, а также, что не менее важно для поддержания в постоянной готовности боевого снаряжения, почти совсем не подвергалось влиянию колебаний влажности и сухости воздуха. Что касается территории распространения ку, то деревья такого типа наиболее характерны для Дальнего Востока. В источниках заросли его упоминаются при описании танскими авторами Ляодуна, а также юга Маньчжурии, в частности, священных Небесных гор — Буханьшань. Здесь на северных, густо поросших лесами склонах, в местности Хэйсунлин ("Лес черных сосен"), как утверждается, росло множество деревьев ку. Обычно они встречались у подножия скалистых обрывов, где рос также орешник. Следует, однако, подчеркнуть, что ку вообще обычны для территории Маньчжурии, а также, очевидно, и для прилегающих к ней районов Дальнего Востока — Приморья и Приамурья. Ареал распространения дерева ку охватывал, по-видимому, и некоторые районы бассейна р. Хуанхэ. Известно, например, что в Шаньси и Шэньси — местах противоборства степных кочевников Центральной Азии и земледельцев — из прутьев ку любили плести корзинки, а также, после соответствующей обработки ("изгибания"), изготовляли заколки для волос. Однако лишь в Маньчжурии и на Дальнем Востоке и только сушени использовали прутья из дерева ку для изготовления древков стрел. Традиция такая сохранялась достаточно долго. Во всяком случае, в VII в. и позже, когда возвысились мохэ — потомки легендарных сушеней — и те, кто составили затем ядро чжурчжэньского племенного союза, согласно летописным известиям, к востоку от одного из мохэских племен (фуне) продолжали применять древки с каменными наконечниками. Дерево ку не случайно использовалось для древков стрел: подобное оружие считалось на востоке непревзойденным по силе и прочности. Воины полагали, что такие древки лучше по качеству, чем изготовленные из бамбука ли или дерева цзюнь.
Не меньший интерес вызывает ответ на вопрос о том, что представлял собой камень ну. Несмотря на противоречивость сведений древних авторов, включая эпоху Мин, можно воссоздать особенности сырья, которое использовалось народами Дальнего Востока для изготовления наконечников стрел, поскольку камень ну и в последующие эпохи по традиции привлекал внимание аборигенного населения. Оно хранило его как необычное сокровище. Камень ну можно было купить только за