одной женщине в моей жизни было не под силу вызвать настолько острую реакцию.
Торопливо отстраняюсь, пока не стало хуже.
Хотя куда уже хуже.
Я вляпался в редкостное дерьмо и с каждым шагом увязаю всё глубже.
Уэнсдэй делает шаг к столу — я следую за ней словно на невидимом поводке, готовясь в любой момент предотвратить нападение или отразить удар. Но ничего не происходит. Она просто усаживается на стул, который так любезно отодвинула Энид, и кладёт связанные руки поверх белой скатерти. Поспешно отодвигаю от неё нож с вилкой и усаживаюсь рядом, ни на минуту не сводя с Аддамс пристального взгляда. Её поза выглядит обманчиво-расслабленной, на бесстрастном личике не двигается ни один мускул, но я слишком хорошо знаю, что наигранное спокойствие мгновенно может обернуться смертоносным броском.
Синклер же, по простоте душевной, принимает это за растерянность.
— Не волнуйся… — блондинка ободряюще улыбается, заглядывая в лицо проклятой стервы. — Ты наверняка очень голодна. Ешь, не стесняйся. Может, принести что-то ещё?
— Спасибо, Энид, — с готовностью отзывается Аддамс таким механическим тоном, словно она и вправду фарфоровая кукла, выдающая заранее записанные фразы при нажатии на кнопку. Тоненькие пальчики на секунду касаются зелёного листа салата, лежащего на краю тарелки. — Столовый этикет в этом доме предполагает необходимость есть руками?
— Я ни за что не дам тебе вилку, — решительно отрезаю я, отодвигая столовые приборы как можно дальше.
— Ксавье! — Синклер возмущенно хмурит брови. — Господи, ну что она сделает со связанными руками? Подай ей вилку. Нельзя так издеваться над человеком!
— Спасибо, Энид, — черт побери, эта фраза скоро станет моим личным триггером.
Едва не скрипя зубами от раздражения, буквально швыряю в сторону Аддамс злополучную вилку — она ударяется о бортик тарелки и едва не летит на землю, но Уэнсдэй ловко предотвращает падение. Быстрота её реакции одновременно восхищает и пугает.
Моя ладонь невольно ложится на рукоять ножа.
— Спасибо, Ксавье, — проклятая стерва выделяет моё имя какой-то особенной интонацией, не предвещающей ничего хорошего. Вежливость в её исполнении настораживает в разы сильнее, чем самый ядовитый сарказм.
Неловко обхватив вилку маленькими пальчиками, Аддамс накалывает на неё кусочек огурца и отправляет в рот. Я не могу избавиться от дурного предчувствия — сжимаю челюсти с такой силой, что становится больно, а лицевые мышцы сводит от напряжения.
Единственный человек, кто не ожидает подвоха и выглядит абсолютно расслабленной — Ниди.
— Сегодня такая жара, правда? — блондинка тянется к салфетке и начинает ею обмахиваться. — В такую погоду хочется круглые сутки сидеть возле бассейна…
— Полностью согласна, Энид, — кивает Уэнсдэй, не отрываясь от еды.
Черт побери, да она издевается.
Это совершенно невыносимо.
Синклер кладёт салфетку рядом с Аддамс — та случайно задёвает её локтем, и белый бумажный квадратик слетает со стола.
— Ой, я сейчас подниму! — восклицает Ниди, и прежде чем я успеваю возразить, быстро ныряет под стол.
Пристальный взгляд чернильных глаз мгновенно перемещается вниз, а бледные пальчики стискивают вилку до побелевших костяшек.
Мышечные рефлексы срабатывают быстрее мозга — и я резко подаюсь вперёд, мёртвой хваткой вцепившись в тонкое запястье Уэнсдэй.
— Мне больно, — но она лжёт.
— Ксавье! — Энид выпрямляется и укоризненно качает головой, взирая на меня с разочарованием. — Боже праведный, зачем ты так с ней? За что?!
— Ниди, тебе пора домой, — я больше не в состоянии выносить этот театр абсурда.
— Но…
— Ниди! — мой голос почти срывается на крик. Всего за двадцать четыре часа проклятая Уэнсдэй Аддамс благополучно расшатала всю мою гребаную нервную систему. — Пожалуйста, иди в машину. Сейчас же.
— Ты ведёшь себя просто ужасно! — щеки Синклер вспыхивают пунцовым румянцем. Пылая праведным гневом, она подхватывает со стола миниатюрный клатч и, резко развернувшись на каблуках, быстро покидает террасу.
— Твоя подружка? — безэмоционально роняет Уэнсдэй. От напускной вежливости не осталось и следа. — Как считаешь, я должна была рассказать ей, что ты мечтаешь меня трахнуть?
— Заткнись, Аддамс. Просто заткнись.
Нет. К черту. Я больше не хочу приближаться к ней даже на расстояние пушечного выстрела.
Плевать на приказ отца. Аякс абсолютно прав — пусть этим дерьмом занимаются капореджиме.
Силком дотащив несносную стерву до подвала, я резко захлопываю тяжёлую металлическую дверь, дважды проворачиваю ключ — и быстро поднимаюсь наверх, чтобы всучить его первому попавшему охраннику.
— Передашь Гамбино, ясно?
— Сэр, но его сейчас нет, — коренастый парень без единого проблеска интеллекта на туповатом лице непонимающе хлопает глазами.
— Значит, передашь кому-то другому. Или оставь себе. Мне наплевать. Делай, что хочешь.
Избавившись от ключа, я чувствую себя так, словно с плеч рухнул Сизифов камень.
Но даже оставаться в одном доме с Аддамс подобно пытке — она в любой момент может начать барабанить в дверь, не позволяя забыть о своём существовании ни на секунду.
Нет. К черту.
Что там Петрополус вчера говорил про возможность хорошенько развлечься?
Часы на телефоне показывают всего одиннадцать утра, но в блядском Вегасе многие злачные места работают круглосуточно — пожалуй, единственная причина ненавидеть этот гнилой город чуточку меньше.
Аякс с готовностью поддерживает мою отчаянную идею накидаться вхлам в середине буднего дня, и уже через час мы оказываемся в Космо. Пафосным заведением владеет двоюродный дядя Петрополуса, а потому для нас всегда забронирован лучший столик в вип-ложе.
Здесь останавливается время.
Здесь жизнь замедляет свой ход.
Здесь воплощаются в реальность все варианты смертных грехов — от чревоугодия до прелюбодеяния. Неоновые огни страбоскопов вместо солнечного света, дым от кальяна заменяет кислород, горящий синеватым пламенем Б-52 — воду.
Вульгарно размалёванная брюнетка рядом со мной быстро кладёт на язык розовое сердечко экстази, пока моя рука похабно сжимает её оголённое бедро. Я не помню её имени, а завтра не вспомню даже лица — но мне плевать. Аякс одобрительно присвисывает, обнимая её подружку, декольте которой глубже Марианской впадины.
— К тебе или ко мне, красавчик? — девица пошло прикусывает нижнюю губу и прижимается теснее, обдавая приторно-сладким ароматом духов.
— Не торопись, детка, — сам не верю, что говорю это, но её парфюм слишком тошнотворный, а близость тела в блядском коротеньком платье не вызывает ничего, кроме безотчетного раздражения.
Залпом опрокидываю в себя очередной яркий шот с пафосным названием — градус алкоголя в крови повышается, разум должен вот-вот отключиться… Но нихрена не помогает.
Похоже, зараза под названием Уэнсдэй Аддамс въелась в мой мозг гораздо глубже, чем я предполагал — настолько, что прикасаться к другой женщине мне неприятно.
Я хочу только одну. Только её.
Великолепную надменную суку с осколком льда вместо сердца.
Напиться было огромной стратегической ошибкой — если на трезвую голову мне