Путешествие по ночной Варшаве в дрожках
Варшава, я тебя люблю легко, печально и навеки.Хоть в арсенале слов, наверно, слова есть тоньшеи верней,но та, что с левой стороны, святая мышца в человекекак бьется, как она тоскует!.. И ничего не сделатьс ней.
Трясутся дрожки. Ночь плывет. Отбушевал в Варшавеполдень.Она пропитана любовью и муками обожжена,как веточка в Лазенках та, которую я нынче поднял,как Зигмунта поклон неловкий, как пани страннаяодна.
Забытый Богом и людьми, спит офицерв конфедератке.Над ним шумят леса чужие, чужая плещется река.Пройдут недолгие века – напишут школьникив тетрадкепро все, что нам не позволяет писать дрожащая рука.
Невыносимо, как в раю, добро просеивать сквозьсито,слова процеживать сквозь зубы, сквозь недоверие —любовь…Фортуну верткую свою воспитываю жить открыто,надежду – не терять надежды, доверие – проснутьсявновь.
Извозчик, зажигай фонарь на старомодных крыльяхдрожек.Неправда, будто бы он прожит, наш главный полденьна земле!Варшава, мальчики твои прически модные ерошат,но тянется одна сплошная раздумья складка на челе.
Трясутся дрожки. Ночь плывет. Я еду КраковскимПредместьем.Я захожу во мрак кавярни, где пани странная поет,где мак червонный вновь цветет уже иной любвипредвестьем…Я еду Краковским Предместьем.Трясутся дрожки.Ночь плывет.
Белорусский вокзал
Здесь птицы не поют,деревья не растут,и только мы, плечом к плечу, врастаем в землю тут.Горит и кружится планета,над нашей родиною дым,и, значит, нам нужна одна победа,одна на всех, мы за ценой не постоим.Нас ждет огонь смертельный,и все ж бессилен он.Сомненья прочь. Уходит в ночь отдельный,десятый наш, десантный батальон.
Едва огонь угас —звучит другой приказ,и почтальон сойдет с ума, разыскивая нас.Взлетает красная ракета,бьет пулемет неутомим,и, значит, нам нужна одна победа,одна на всех, мы за ценой не постоим.Нас ждет огонь смертельный,и все ж бессилен он.Сомненья прочь. Уходит в ночь отдельный,десятый наш, десантный батальон.
От Курска и Орлавойна нас довеладо самых вражеских ворот… Такие, брат, дела.Когда-нибудь мы вспомним этои не поверится самим,а нынче нам нужна одна победа,одна на всех, мы за ценой не постоим.Нас ждет огонь смертельный,и все ж бессилен он.Сомненья прочь. Уходит в ночь отдельный,десятый наш, десантный батальон.
«Я вас обманывать не буду…»
Я вас обманывать не буду.Мне вас обманывать нельзя:обман и так лежит повсюду,мы по нему идем, скользя.
Давно погашены улыбки,вокруг болотная вода,и в том – ни тайны, ни ошибки,а просто горе да беда.
Когда-то в молодые годы,когда все было невдомек,какой-то призрачной свободыдостался мне шальной глоток.
Единственный. И без обманасредь прочих ненадежных снов,как сладкий яд, как с неба манна,как дар судьбы без лишних слов.
Не в строгих правилах природыошибку повторять свою,поэтому глоток свободыя долго и счастливо пью.
«Поэтов травили, ловили…»
Поэтов травили, ловилина слове, им сети плели;куражась, корнали им крылья,бывало, и к стенке вели.
Наверное, от сотворенья,от самой седой стариныони как козлы отпущеньяв скрижалях земных учтены.
В почете, и всё ж на учете,и признанны, но до поры…Вот вы рядом с ними живете,а были вы с ними добры?
В трагическом их государствеслучалось и празднествам быть,и все же бунтарство с мытарствомпопробуй от них отделить.
Им разные тракты клубили,но все ж в переделке любойглядели они голубымиза свой горизонт голубой.
И слова рожденного сладостьбыла им превыше, чем злость.А празднества – это лишь слабостьминутная. Так повелось.
Я вовсе их не прославляю.Я радуюсь, что они есть.О, как им смешны, представляю,посмертные тосты в их честь.
«Немоты нахлебавшись без меры…»
Немоты нахлебавшись без меры,с городскою отравой в крови,опасаюсь фанатиков верыи надежды, и поздней любви.
Как блистательны их карнавалы —каждый крик, каждый взгляд, каждый жест…Но зато как горьки и усталыокончания пышных торжеств!
Я надеялся выйти на волю.Как мы верили сказкам, скажи?Но мою злополучную долюутопили во зле и во лжи.
От тоски никуда не укрыться,от природы ее грозовой.Между мною и небом – граница.На границе стоит часовой.
«Долго гордая упряжка…»
Виктору Забелышинскому
Долго гордая упряжкачерез жизнь меня везла,и счастливая ромашкана пути моем росла.
Ехал я, еще не старый,якоря свои рубя,и какие-то гитарыпредлагали мне себя.
Что-то бури предвещало,бормотало все о том…Время сказок не прощало —это скажется потом.
Все потом: и сожаленье,что не выпало посметь,и везенье, и прозренье,и раскаянье, и смерть.
И пронзенный этим знаньем,все запомнив назубок,перед главным наказаньемпризадумался ездок,
не прося услад у Бога,не прельщаясь на обман…Все равно одна дорога —пыль, разлука да туман.
«На углу у гастронома…»
Д. Самойлову
На углу у гастронома,на стеченье мостовыхкак два древних астронома —два печальных постовых.
Что ж вы дремлете, ребята?!Собирайте-ка отряд:недалече от Арбатаснова в Пушкина палят!
Похудевший и небритый,приложась щекой к земле,он о п я т ь лежит убитыйс грустной думой на челе.
Пистолет старинный рядом,весь сюртук уже в крови,где-то, за потухшим взглядом —крик надежды и любви.
Пушкин, Пушкин, счет обидам —очень грустная статья.Но неужто быть убитым —привилегия твоя?
Пистолет стреляет прямо,да молва спешит в обход…Ах, ни бронза и ни мраморне спасают от забот.
И опять невежда скромныйвыбегает на Тверскойи огромный перст погромныйводружает над Москвой.
И опять над постаментомторопливым инструментомводружают монумент,как эпохи документ.
Большая перемена
(школьная песенка)
Долгий звонок соловьем пропоет в тишине,всем школярам перемену в судьбе обещая.Может, затем, чтоб напомнить тебе обо мне,перемена приходит большая.
Утро и ночь проплывают за нашим окном.Хлеб и любовь неразлучными ходят по кругу.Долгий звонок… Мы не раз еще вспомним о нем,выходя на свиданье друг к другу.
Время не ждет. Где-то замерли те соловьи.Годы идут. Забываются школьные стены.Но до конца… Это, видимо, в нашей кровиожиданье большой перемены.
«Среди стерни и незабудок…»
Ю. Мориц
Среди стерни и незабудокне нами выбрана стезя,и родина – есть предрассудок,который победить нельзя.
«Живые, вставай-подымайся…»
Живые, вставай-подымайся,будь счастлив, кто снова живой,на первый-второй рассчитайся,ряды поредевшие сдвой.
Чисты ваши тонкие руки,ясна ваших глаз синева.Цена на минувшие мукиничтожна, как дым и слова.
Чем дальше от юности дерзкой,тем ближе мы к черной земле,и отсветы бури вселенскойлежат как печать на челе.
И все неподатливей струны,и с каждой минутой труднейувидеть в усмешке фортуныулыбку надежды своей.
Но если сержанта былогоиз тьмы появляется лик,душа моя, честное слово,опять замирает на миг.
И если учитель ворчливыйк доске предлагает пройти,иду я, как мальчик счастливый,и верю, что всё – впереди.
«Песенка короткая, как жизнь сама…»
Песенка короткая, как жизнь сама,где-то в дороге услышанная,у нее пронзительные слова,а мелодия почти что возвышенная.
Она возникает с рассветом, вдруг,медлить и врать не обученная,она как надежда из первых рукв дар от природы полученная.
От дверей к дверям, из окна в окновслед за тобой она тянется.Все пройдет, чему суждено,только она останется.
Песенка короткая, как жизнь сама,где-то в дороге услышанная,у нее пронзительные слова,а мелодия почти что возвышенная.
Арбатский романс