Демелса снова обняла Файерберда.
— Я знаю, что ты выиграешь! — прошептала она и почувствовала, что тот будто приосанился, ободренный ее доверием.
На обратном пути она снова зашла в стойло к Крусадеру, а перед этим полюбовалась отлично подобранной четверкой гнедых лошадей, на которых граф Треварнон прибыл в Лэнгстон-Мэнор.
— Редко можно встретить четырех столь похожих лошадей, — удивленно воскликнула девушка. — Смотри, Эббот, они прямо как близнецы!
— А конюх его милости говорил, что та гнедая четверка, на которой его хозяин выезжал из Лондона, — еще лучше. Дескать, барин несколько раз отказывал, когда у него хотели их купить за двойную и даже тройную цену, — сообщил старый Эббот.
Демелса рассмеялась:
— Кто же не предпочтет лошадей деньгам?
Про себя она подумала, что ее брату Джерарду пригодилось бы и то и другое. Она посочувствовала юноше: как он, бедный, вращается среди чрезвычайно состоятельных друзей, имея всего одну лошадь и считая каждый пенс.
Она еще долго обсуждала с Эбботом предстоящие состязания, а потом вдруг испугалась, что вот-вот могут вернуться конюхи Треварнона, и опрометью бросилась назад к дому.
Однако было еще не так поздно, как ей показалось.
Проходя потайной лестницей к себе наверх, девушка услышала смех и громкие мужские голоса, доносившиеся из большой столовой.
Она не устояла перед соблазном снова взглянуть на графа Треварнона. Демелса вышла на этот раз в галерею, где обычно во время пиршеств находились менестрели, примыкавшую к большой столовой, которая некогда служила монахам трапезной.
Галерея менестрелей была пристроена к дому в семнадцатом веке, после Реставрации, когда с возвращением «веселого монарха», короля Карла II, всем вдруг захотелось танцевать от радости.
Над украшением галереи работали лучшие мастера той эпохи. Галерея была расположена выше столовой, и те, кто собрались там на обед, не могли из-за стола заметить, что за ними кто-то, внимательно наблюдает сверху.
Демелса, выглядывая из-за шелковой ширмы, сразу же увидела графа Треварнона. Как хозяин на этом обеде, он сидел во главе стола, на том самом резном стуле с высокой спинкой и зеленой бархатной обивкой, где раньше сидел ее отец.
Демелса в первый раз увидела мужчин в таких элегантных вечерних костюмах.
Когда отец собирался на какое-нибудь торжество, его наружность всегда производила на Демелсу, еще девочку, сильнейшее впечатление, но теперь она понимала, что ему было далеко до лондонских денди.
А такой джентльмен, как граф Треварнон, несомненно, выделялся среди других мужчин и восхищал своим видом всех даже на королевском балу в замке Виндзоров.
Теперь, когда девушка смотрела на него сверху вниз, он показался ей моложе и добродушнее. Глубокие складки у рта, придававшие его лицу циничное выражение, как будто разгладились.
Слуги уже ушли, и джентльмены коротали время за портвейном. Некоторые кололи грецкие орехи, которые были насыпаны в пару серебряных блюд, принадлежавших к числу самых любимых вещей ее покойной матери.
Ими редко пользовались даже в прежние времена, а теперь Демелса считала их семейной реликвией.
«Не забыть бы сказать Нэтти, чтобы попросила джентльменов обращаться с ними поосторожнее», — подумала девушка.
Свечи, освещавшие стол, горели в массивном серебряном канделябре, принесенном из отцовского кабинета. Что касается сочных персиков и роскошных гроздьев винограда, то они никак не могли быть выращены в поместье, где стекла в теплицах были давным-давно перебиты.
Но кушанья гораздо меньше интересовали Демелсу, чем человек, сидевший во главе стола.
Она смотрела и смотрела, не в силах отвести глаз. Вначале разговор мужчин сливался для нее в сплошной рокот, из которого выделялись лишь отдельные слова, произнесенные более громко или пришедшиеся на тот момент, когда остальные голоса смолкали.
Но, прислушавшись, она стала разбирать, о чем беседуют гости, и вдруг, к своему удивлению, услышала, что граф Треварнон спросил у Джерарда:
— А в этом доме нет случайно какого-нибудь призрака?
— Их здесь не менее дюжины, по лично мне ни один из них не знаком, — пошутил Джерард.
— А чьи это призраки? — не отступал граф.
— Есть какой-то монах, повесившийся, так как ему стала нестерпима мысль о его тяжких грехах, — ответил Джерард. — Ребенок, которого инквизиция королевы Марии сожгла на костре вместе с родителями. Ну и, конечно, Белая Женщина.
— Белая Женщина? — переспросил граф. Его вопрос прозвучал как-то слишком заинтересованно.
— Согласно местным преданиям и суевериям, это наш самый знаменитый призрак, — улыбнулся Джерард.
— Расскажите о нем, — попросил граф Треварнон.
Джерард рассказал печальную историю о том, как Белая Женщина ищет, не зная покоя, своего пропавшего возлюбленного.
Глядя, с каким любопытством слушает историю граф Треварнон, Демелса сделала вывод, что он заметил се утром в галерее.
«Интересно, признается ли он, что успел познакомиться с местной достопримечательностью», — подумала Демелса.
Но графа Треварнона волновало другое:
— А если человек видит Белую Женщину, это к добру или к худу?
Опередив Джерарда, лорд Рэмджил пояснил:
— Эта дама показывается тем, кто будет бесконечно искать свою любовь, которая будет неизменно ускользать от него.
Он расхохотался:
— Тебе, Вэлент, это не грозит.
— Если бы ты хоть раз из дичи превратился в охотника, это пошло бы тебе на пользу, — добавил Ральф Миэр.
— По-моему, это так же невозможно, как и то, что Крусадер проиграет Голд Кап, — заметил лорд Рэмджил.
— Я полагаю, вы все поставили на него? — спросил граф.
— Ну конечно, — сказал лорд Ширн. — Хотя ради этого приходилось и поспорить. Все настолько уверены в победе твоего жеребца, что букмекеры очень неохотно принимают ставки.
Обводя взглядом компанию, Демелса заметила, что сэр Фрэнсис Вигдон был очень немногословен.
Он сидел, оттопырив по привычке нижнюю губу, что придавало ему презрительное выражение.
«Этот мне не нравится, — подумала Демелса. — В нем есть что-то неприятное, даже отталкивающее».
Остальные джентльмены скорее напоминали ей отцовских гостей, чем столичных «ветреников», как называла их Нэтти. По мнению Демелсы, все это были порядочные люди, увлекавшиеся спортом. Что касается сэра Фрэнсиса, то он выделялся из компании собравшихся.
Беспокоясь за брата, девушка пришла к заключению, что среди его приятелей только этот может представлять какую-то опасность.
Демелса и сама не знала, отчего у нее родилась подобная неприязнь к совершенно незнакомому человеку, однако она обладала очень тонкой интуицией, которая, возможно, развилась у нее благодаря тому, что она слишком много времени проводила в одиночестве и много читала.