Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Предположим, их удастся убедить. Я говорю, предположим… Что они могут сделать? Снарядить экспедицию и отправиться вниз? Нет. Плохо. Вообще плохо. Плохо, если получится, плохо, если не получится. Выбор из двух зол. Что тогда? Оставаться здесь и ждать? Поддерживать силовые поля? Но как?
— Ган, о чем вы говорите?
Полено упало в очаг, вначале пламя было белым, потом постепенно краснело и краснело. Морщинистое лицо Олд Гана освещали вспышки пламени.
— Но как долго? Рано или поздно они вынуждены будут остановить генераторы. Нет, нет… С какой стороны я ни подхожу: нет. — Он резко встал. — Ну, день уходит, день приходит, бог посылает воскресенья. И каждый день нужно есть. Сати, Норна?
Он не повторил сказанного и ничего не объяснил.
— Рорки, — сказал он после ужина, беря в руки наконечник копья и точильный камень. — Там, на Севере, ничего не знают о рорках. Мы их здесь знаем. Знаем так же хорошо, как людей Флиндерса. Но… Они умеют разговаривать. Я имею в виду не Флиндерсов, а рорков. О, смейтесь, если хотите. Я тоже не верил, когда впервые приехал сюда. Но это правда.
Ран тихо сказал:
— Вы слишком долго находитесь здесь.
В глазах Норны вспыхнул гнев.
— А я говорю, что он тут не очень долго! Они умеют говорить! Люди слышали! И, больше того, у них есть город…
— О, перестаньте! — полуизумленный, полувозмущенный, воскликнул он. Я знаю их немного. Я сам видел старые ленты о рорках. Откуда у них город?
Отец Норны медленно утвердительно кивнул:
— Разумеется, в это трудно поверить. Но люди слышали, как они разговаривают. Никто не видел их город днем, но его огни видны ночью с одного места, называемого Тигги Хилл, далеко в Роркленде. Люди редко забираются туда, лишь иногда, собирая краснокрылку; если они задерживаются, то устраивают лагерь на этом холме и всю ночь жгут костры и дежурят, можете быть уверены, очень внимательно. И в такие вот ночи бывают видны освещенные окна и улицы большого города… Это место называют долиной огней. Но если там живут не рорки, то кто же? Люди? Такой большой город нуждается в огромных полях для прокормления и должен иметь большое население. Мы же не видели никаких признаков этого. Нет, не нужно недооценивать рорков, Ранни.
Ночью, после долгого напрасного ожидания, которое он сам признал глупым, что Норна придет к нему, Ломар уснул на жесткой узкой койке. Во сне он увидел внизу огромного серовато-коричневого рорка; его маска сверкала, и он говорил хриплым, ревущим голосом. И вот что он говорил:
— Спускайся… Спускайся… Убью… Убью…
— Они исключены, — сказал Олд Ган, беря мушкет и протягивая Ломару второй.
— Что это значит? — спросил Ломар, беря мушкет и с любопытством разглядывая его.
— Я сделал их сам, и они не входят в список старого мистера. Я хочу сказать, что они исключены из войн. Это только охотничье оружие, и я поклялся кровью, что они ни в коем случае не будут нацелены на человека. Я сделал это перед всеми кланами на последнем совете несколько лет назад, и все знают об этом. Это значит, я в любое время могу идти с ними куда угодно, и никто не подумает, что я иду убивать, так что я в безопасности. Но в то же время это означает, что если кто-то нападет на меня и нацелит мушкет, и зажжет фитиль, я буду перед ним все равно что безоружный. Я не могу использовать эти мушкеты даже для самозащиты. Они исключены.
Запальный фитиль из трута и древесной губки и горел плохо. Олд Ган сказал, что мог бы сделать получше, но предпочел не нарушать традицию. К тому же он не хотел совершенствовать искусство войны, и так уж слишком распространенное среди диких токов. Всегда ночью можно определить, где стоит враг, ибо он вынужден поджигать фитиль и следить, чтобы тот не погас, а уж искры сыплются во все стороны.
— Не говоря уже о запахе, — сухо добавил он.
— Я сам делаю и порох, — продолжал он, — но когда они просят меня сделать его для них, я говорю, что он достаточно силен для охотничьего выстрела, но не может убить человека.
Пороховой «рог» (на самом деле это была деревянная бутылка) и патронташ обычного рисунка и формы, сделанные ремесленниками клана. На патронташе нарисован рип и грубо, но различимо слово «кусаюсь»; на роге фигура рорка и надпись «предупреждаю».
Две длинные ножки выступали из массивного корпуса мушкета, чтобы поддерживать его, когда мушкетер зажигает фитиль и целится; иначе ему потребовалось бы три руки.
С архаичным оружием на плече, с пороховым рогом и патронташем у пояса, Ломар чувствовал себя героем какой-то древней драмы, например, «Первые люди на Марсе» или «Месть Клеопатры».
— Полагалось бы для полноты набедренную повязку, — сказал он, улыбаясь, — если бы не так холодно.
Олд Ган, однако, не улыбнулся в ответ и повторил правила безопасности, о которых он говорил раньше. В конце концов он согласился, что они могут выступать.
— За какой же дичью мы идем? — поинтересовался Ломар. Они спускались по склону холма, удаляясь от моря; лагерь за ними скрылся из виду за скалами. Снег почти полностью растаял, и снова преобладающим цветом стал черный — влажные листья под ногами, черный — стволы обнаженных деревьев, черный — мох, растущий на стволах и на черных скалах.
— Что найдем. Прыгунов, ползунов по деревьям, может быть, диких свиней — все они годятся в еду, хотя вряд ли ваше небо, привыкшее к станционной пище, обрадуется им. Может быть, дневные летучие мыши. Рипы сам я никогда не ем рипов, но многие здесь едят, и, поверьте мне, они рады этому… Рорки? — Он произнес слово, которое все время витало в воздухе. Не сейчас, в холодное время. Они не полностью впадают в спячку, лишь частично. Медленные, неповоротливые, слабые… Я знаю, что иногда молодые парни отправляются в холодное время туда и притаскивают молодого рорка. Совсем молодого, но как бьют они при этом себя в грудь, будто совершили великий подвиг.
Прирученные токи верят, что когти рорка — амулеты. И прирученные и дикие считают, что что их вареные пальцы пригодны для… прирученные называют это любовью, а дикие, которые гораздо откровеннее, — течкой. Иногда эти создания притаскивают сюда не совсем умершими; их режут живьем… пытают… я не могу смотреть на это…
Местность стала более ровной, деревья вокруг больше. Все вокруг было усеяно орехами, несъедобными для людей, а древесные существа, питающиеся ими, спускались на землю для сбора.
— Это свора бандитов, ваши друзья по клану, — сказал Ломар.
Олд Ган кивнул, пожал плечами.
— Обстоятельства сделали их такими. Вы не знаете их настоящей жизни и не можете составить себе представление о ней по моему дому. Я живу как король. Сам старый мистер не ест лучше и не спит мягче и теплее, чем я. Можете себе представить, как они живут. А клан Малларди один из самых богатых. Каждый кусок пищи приходится выбивать из тощей скалистой земли или из моря… а море здесь совсем не кишит рыбой. Думаю, что добрая половина из них ни разу в жизни не была сытой. Подумайте, как было здесь раньше, до того, как они адаптировались, акклиматизировались… когда краснокрылка снова стала лишь растением и потеряла всякую рыночную стоимость, потому что не стало рынка. Пустое небо над их головами и лишь грязь под ногами. Ожидание, ожидание, ожидание, но помощь так и не пришла. Добродетель должна была умереть. Приходилось и собак есть, коренья, свиней… друг друга наконец — или умереть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- «Если», 1995 № 11-12 - Аврам Дэвидсон - Научная Фантастика
- О всех морях с устрицами - Аврам Дэвидсон - Научная Фантастика
- Избранник поневоле - Александр Рибенек - Научная Фантастика