фотографий.
– Блин, Галя. За кого ты меня принимаешь? Почему разводом попахивает?!
Впрочем, за кого она меня принимает, мы уже определились. За человека, у которого примерно такая логическая цепочка: «Просят грудь показать? Как здорово. У меня как раз есть одна!»
– Ты подумай. Кому в здравом уме нужно облагодетельствовать тебя?
– Егору, – ворчливо созналась я. – В баре.
Галина лицо переменилось, посветлело, и на губах заиграла широченная улыбка.
– Соглашайся.
– А если он попросит раздеться?
– Раздевайся, – подсказала. – Егор такая лапушка. Его нельзя упускать. Глядишь, поработаете бок о бок, ты его и охмуришь. – Она осмотрела комнату, к которой мы прикипели. – На всё лето, говоришь… С жильем… – Галя так тянула гласные, будто в ней зажевало пленку. – Может быть, твой благодетель и меня пристроит? Мне достаточно одеяла и подушки. Могу спать на полу.
Она приняла такой жалостливый вид, будто вот-вот расплачется. Губы дрожат, брови сложились домиком. Вот что с ней делать?
Мы ведь сдружились за эти дни. Удивительно. Никогда не думала, что могу так запросто прикипеть к человеку. Оказалось, достаточно пару деньков пожить с ним в одной спальне – и всё.
– Ничего не обещаю, но поговорю с ним.
– Ура!!!
Галя кинулась мне на шею. Навалилась всем своим весом. Опасно хрустнули кости. Ещё чуть-чуть, и остаток лета я проведу в больнице.
Когда можно прийти на собеседование?
Хоть сейчас.
«Хоть сейчас» было без двадцати минут полночь. Приличные девушки не шляются по неприличным заведениям в такое время.
Потому мы перенесли встречу на завтрашний день…
* * *
Я старательно готовилась к первому в своей жизни собеседованию. Интересно, как они проходят в барах? Как одеться? Строго или свободно (бар-то нетипичный)? Может быть, выучить меню и блеснуть знанием салатов?
В итоге с семи утра я нарезала круги по комнате под бодрый храп Гали, которую пушечным выстрелом не разбудишь.
Сходила в душ.
Причесалась и накрасилась.
Осмотрелась.
В порыве смыла всю косметику и ушла намывать волосы, которые показались мне недостаточно чистыми.
О, у Гали маска для лица какая-то лежит. Обещают, что кожа после неё будет сиять, сверкать и очаровывать.
Очаровывать – именно то, чего мне по жизни не хватает.
Я воровато огляделась по сторонам (хотя мы с Галей не делили вещи на своё и чужое) и убежала на общую кухню, откуда принесла стакан для размешивания маски. Всё по инструкции: теплая вода, быстро перемешать до желеобразного состояния, нанести на лицо.
С последним возникли проблемы.
Маска стекала ручьями. По лицу, по телу, раковине, кафельному полу. От желе не осталось и напоминания. Стоило ей соприкоснуться с кожей, как она начинала плыть.
Может быть, надо подождать, пока застынет? Написано, что снимается тонкой пленкой.
Следующие десять минут я честно свешивалась над раковиной, ощущая, как лицо сковывает месиво.
Так. Пора сдирать.
В прямом смысле этого слова, потому что пленкой маска не снималась. Она не снималась вообще. Отскабливалась – более точное слово.
Я стояла, измазанная в ней как в цементе. В итоге плюнула и начала смывать водой.
Тут-то маска и вспомнила, что она не хухры-мухры, а полноценная пленка. Слезла и… забила сток в раковине.
Красная, расчесанная я стояла и пялилась на раковину, что заполнялась водой.
Прощай, собеседование. Такими темпами Золушка освободится к ночи и благополучно превратится в тыкву.
День не задался.
Следующие полчаса я драила душевую от розовых потеков, которые – разумеется! – размазывались, но не оттирались.
В итоге не успела ни накраситься, ни собраться толком. Так и пошла: расцарапанная, с зудящей кожей и самыми недобрыми намерениями.
Перед самым «черным ходом» в бар волнение вгрызлось зубами в лопатки. А если у меня не получится? Ну, порекомендовал меня Егор, и что с того? Сейчас какой-нибудь дядя в пиджаке и галстуке осмотрит меня и изречет:
– Не годится.
А я навсегда запомню это как первую в своей жизни неудачу, о которой буду переживать долгие годы.
Может быть, не поздно уйти?..
Я подавила в себе сомнение и надавила на звонок. Внутри что-то кукарекнуло, и вскоре наружу высунулся Егор Лисовский.
Мамочки, как же я была ему рада!
Хоть какая-то, но поддержка. Вдвоем не так страшно покорять вершины трудоустройства.
– Доброе утро, – Егор зевнул.
– Привет.
Мы оказались в подсобном помещении, доверху забитом коробками из-под алкоголя. Такая сгустившаяся тишина… можно намазывать на хлеб толстым слоем.
– А где все? – спросила я и тут же осознала глупость своего вопроса.
Дома, разумеется. Бар открывается вечером, с чего бы персоналу ошиваться тут сейчас?
С другой стороны, Егор же ошивается. Какая у него должность, интересно? Вроде не бармен и не официант. Менеджер какой-нибудь?
– А тебе кто-то нужен? – улыбнулся он уголками рта. – Меня недостаточно?
С этими словами человек, которого я до сих пор помню обнаженным, ввалился в какой-то крошечный кабинет. Почти чулан. Здесь разместились только забитый бумагами стол и два стула, причем к дальнему стулу нужно было протискиваться. Всё. Ни единой лишней детали.
А над головой – голая лампочка.
Н-да. Не жалуют здесь кадровиков.
– Кто меня будет собеседовать? – Я села и смиренно сложила на коленях ладошки.
Егор огляделся так, будто искал жертву.
– Давай я прособеседую, – вздохнул. – Мы зашиваемся. Ещё немного, и люди начнут вешаться в темном углу от безысходности. Ты нужна нам!
Он молитвенно сложил руки у груди и посмотрел на меня так жалостливо, что захотелось потискать этого щетинистого товарища за щечки. Потом, правда, я вновь вспомнила, как он стоит обнаженный, загорелый… желание тискать как-то отпало…
Тьфу, что за дурацкие мысли лезут в голову?!
– Со мной заключат трудовой договор? – спросила суровым тоном.
Утром я проконсультировалась у мамы, как вести себя на собеседовании, и она дала несколько советов, как нужно строить диалог с будущим работодателем. Типа не бросаться ему в ноги и не кричать "Спасибо, благодетель!"
– Хоть два, – радостно кивнул Егор.
– Что по зарплате?
– Как договаривались.
После этих слов продолжать допрос стало чуть сложнее. Возможно, дело ещё и в том, что Лис сел не на стул, а на угол стола. Совсем близко ко мне. Возмутительно близко. У него яркая туалетная вода. Горчащая такая, но не раздражающая ноздри.
И всё равно внутри что-то скручивается от того, что мы совсем одни, а он нависает надо мной и смотрит… вот так.
Что же со мной происходит?
Черт!
– Г-график? – сглотнула, отгоняя непрошеные фантазии, в которых я рывком поднималась и впивалась в губы Егора поцелуем.
– Два дня работаешь, два дня отдыхаешь. Смена с шести вечера до трех утра. Пожалуйста, скажи, что ты согласна?!
Вообще-то