Молча дочитав, Ровена повернулась к Топаз со смертельно-бледным лицом.
— Если ты это напечатаешь, я позвоню отцу и скажу, чтобы он поговорил с Джеффри Стивенсом. Твоя статья никогда не увидит свет в «Таймс». — Она подтянулась, напряженная и высокомерная. — Обещаю тебе.
— Я так и думала, — ответила дочь Джино Росси, и лицо ее было убийственно злым. — Но это стоит того: увидеть твой крах и падение. — Она помолчала, подыскивая слова. — Видишь ли, Питер ни при чем. Он чепуха. Ну, хорош в постели, очарователен и только-то, я довольно скоро выяснила, что он такое на самом деле. Для меня важна ты, Ровена. Ты. Я была твоей подругой. Мы доверяли друг другу — Топаз подошла ближе. — Я тоже обещаю кое-что, — сказала она. — Клянусь, это только начало. Как только ты определишь свое занятие — музыкальные записи или еще что, — я буду тут как тут. Везде и всегда. Я отомщу. Клянусь.
— Прекрасная речь, — холодно проговорила Ровена.
Топаз обернулась в дверях. Две красивые девушки смотрели друг на друга с невероятной ненавистью.
— Ты никогда ни за что не боролась, верно? Жизнь для тебя — игра в теннис, не так ли?
Топаз кивнула в сторону статьи из «Червелл», лежавшей на кровати. Заголовок, набранный трехдюймовыми буквами, вопил: «Стыдно, Ровена!»
— Пятнадцать-ноль, — сказала Топаз и хлопнула дверью.
Часть вторая
СОПЕРНИЦЫ
6
— Вы хотите снять? Да вы шутите, — сказал хозяин Ровене, пришедшей посмотреть комнату. Он изучающе взглянул на светлое шерстяное пальто, костюм от Армани, изящные туфли. — Зачем вам жить здесь? Это ведь не Сохо.
— Пока я больше ничего не могу себе позволить, — ответила Ровена. Она хотела, чтобы парень поскорее отошел: от него здорово несло чесноком и карри. Она пыталась улыбнуться, умаслить его, чтобы он согласился сдать комнату. Она уже побывала в двух местах, но хозяева, едва взглянув на нее, захлопывали дверь перед носом.
Ровену охватило отчаяние. Деньги у нее на счету почти кончились. Она не могла найти работу в музыкальном бизнесе, а родители не дадут ни пенни, пока она не расстанется с дикой, с их точки зрения, идеей — работать в мире музыки. Но Ровена знала, что она хочет — завоевать весь мир, и не собиралась возвращаться в Шотландию как побитый щенок.
— Ну конечно, — сказал он и посмотрел на нее. — Поиграть решила, да, дорогая?
— Прошу прощения? — Ровена вопросительно посмотрела на него.
Он подмигнул:
— Ой, не смотрите так. Я никому ничего не скажу, если вы не хотите. Итак, пятьдесят пять наличными, в начале каждого месяца. Деньги вперед.
Ровена была ошарашенна.
— Так вы сдаете мне?
— Ну, не даю же, — сказал он и протянул потную руку.
Ровена поспешно открыла кошелек и отдала банкноты, догадавшись не предлагать чек.
— Если будут проблемы, меня, уж пожалуйста, не беспокойте, — сказал парень, хитро посмотрел на нее и вразвалочку удалился.
Ровена долгим тяжелым взглядом посмотрела на себя в мрачное зеркало. За кого он ее принял? Видимо, за проститутку высокого класса! Так это она?
Потом взглянула еще раз. Платье в обтяжку, безукоризненная косметика, аккуратно подстриженные сверкающие волосы, падающие на спину.
Он прав. Это не Сохо.
На следующий день Ровена взяла свои тряпки, отнесла в магазин подержанных вещей и продала все до единой, продала также броши, часы, золотой кулон, заставила себя поторговаться. Женщина накинула тридцать процентов. Ровена поняла — та ободрала ее как липку, но этот проигрыш ощутила как победу. Она училась.
На эти деньги купила пару джинсов «Левайс», ботинки до щиколоток, спортивные бутсы и черный кожаный жакет. Набрала дешевых маек, на рынке — шарфов с индийским орнаментом. Днем бродила по Лондону в поисках работы, вечерами училась готовить, покупая продукты в недорогих магазинах, «Маркс и Спенсер» теперь не для нее. Она ходила в дешевые кабаки и клубы, где играли рок-группы, во все, куда только могла попасть.
Вспоминая потом этот первый месяц, Ровена удивлялась: надо же, она сумела его пережить. Какие романтические идеи одолевали ее — борьба с родителями, жизнь в бедности, пока не найдет работу, о которой мечтает! Никогда раньше она не понимала, что такое на самом деле бедность. Это холод, голод, на счету каждое пенни, а в кармане у Ровены Гордон ровно столько, сколько стоили две губные помады во время учебы в колледже! Студенткой она воображала, как, гоняясь за мечтой, ходит по улицам, стучится в каждую дверь, но никогда не предполагала, насколько болезненно чувство поражения, а ведь его испытываешь при каждом отказе!
Раза два или три Ровена готова была все бросить. В конце концов она вправе заняться другим — у нее хорошее образование, прекрасный диплом. Она могла бы стать юристом-консультантом в какой-нибудь фирме, заняться любой высокооплачиваемой и весьма уважаемой работой там, где учитывается диплом Оксфорда и оценки. А Ровена слышала одно — «нет», в музыкальном бизнесе ее образование было только минусом, всем плевать, чем ты занималась в свободное время, — каталась на лыжах, на лошадях или слушала музыку.
Но зато в маленьких потных клубах, забитых байкерами и любителями рока, клубах, утопавших в едком тумане от сухого льда, с громко вопящим стерео, Ровена Гордон впервые ощутила свободу. Она уже знала барменов, кое-кого из завсегдатаев. Они приняли ее такой, какая она есть, без всяких вопросов, без оценок. Им тоже двадцать один год, и они тоже влюблены в музыку.
И там была музыка.
Ровена знала все ансамбли. Большинство быстро выдыхались, так, вторичная чепуха, бледная пародия на блестящих ребят из Лос-Анджелеса или металлистов из Нью-Йорка. Редко, очень редко Ровена слышала группы, восхищавшие ее. Но ради их музыки стоило нырять в такие дыры.
Надменная холодная Ровена Гордон сама себе удивлялась.
Она не могла отказаться от мечты.
Однажды она пришла в «Аркадию», в Кэмден-Тауне, и удивилась — пусто.
— Что случилось? — спросила Ровена у знакомого бармена, который болтал с пожилым мужчиной в теплом полупальто. — А что — «Блю плэнет»[2] отменили?
Он кивнул.
— Ну и хорошо, а то уж слишком о себе возомнили, — она пожала плечами и пристроилась на краешек высокого сиденья. — Налей, пожалуйста, «Джек Дэниелс» и диет-пепси.
Ричард дал ей бокал и хитро посмотрел на собеседника.
— Я слышал, «Мьюзика рекордс» подписала с ними контракт на две сотни тысяч долларов.
Ровена чуть не поперхнулась.