– Иван Михайлович, его превосходительство Юрий Александрович распорядился принять вас и уладить все ваши дела наилучшим образом, – расточая любезность, вещал директор заведения, – Ну так-с, чем я вам могу быть полезен?
– Интересуют подростки, пол и возраст не важен, главное, чтобы были грамотными – умели бы читать, писать, считать, все остальное – дело наживное, научим, не захотят учиться – заставим!
Я попытался скаламбурить, но мои слова чиновник воспринял за чистую монету, без всякой иронии. Впрочем, на какую реакцию можно рассчитывать в крепостническом государстве, где слуг, бывает, забивают до смерти?
– Хорошо, подождите немного, я распоряжусь, и подходящих под ваши критерии воспитанников приведут прямо сюда. Не желаете ли пока отведать чаю, или, может, что покрепче?
– Если можно, то крепкого чая, пожалуйста, без сахара.
– Сию минуту. Лизавета! – приоткрыв дверь, директор громко позвал свою служащую, – крепкого чая без сахара нашему гостю! И поживее!
В ответ прозвучало «Бегу!» и из коридора послышались быстрые, удаляющиеся шаги легких женских ножек.
Мне стало интересно за кого они тут меня принимают?! Такая расторопность, такой сервис! Ну, а я даже вида не подавал, что удивлен, воспринимая все как само собой разумеющееся.
Директор, отослав назад воспитателей участвовавших в отборе, завел в свой кабинет разнополую группу подростков из шестнадцати человек – все, как с картинки малолетних узников концлагерей – кожа, да кости с синюшными кругами под глазами.
– Вот, Иван Михайлович, полюбуйтесь, – директор подошел ко мне и развернулся в сторону своих воспитанников, – отборный товар … э – э–э … отборных деток к вам привел, самых успевающих – все, как один грамотные – и читать, и писать, и считать – все могут, все умеют!
– Спасибо. Сейчас мы их проверим на смекалку, – и уже обращаясь к сиротам, я сказал, – буду загадывать вам загадки. Всего будет четыре загадки, и те, кто их отгадает, будет находиться у меня на полном пенсионе – и кормить вас буду, и деньги платить, и работа будет у вас интересная, литографом – это такие люди, которые газеты, да книги печатают. Уважаемая, редкая и высокооплачиваемая профессия. Поэтому, не упустите своего счастья, постарайтесь отгадать мои загадки.
Толпа зашевелилась, взбодрилась, послышались перешептывания.
– Итак, слушайте первую загадку. Чем больше из нее берешь, тем больше она становится. Что это?
Все застыли, кто с недоумением, кто с напряженной работой мысли на лице, вскоре посыпались ответы:
– Снег зимой, сколько не убираем, все равно выпадает новый!
– Вода в реке!
– Извне ничего туда не поступает – ни снег с неба не падает, ни вода с истоков не приносится течением. Ответ на загадку вы все видели и знаете, что это такое, думайте …
Директор, видать, тоже раздумывал, но помалкивал.
– Знаю! – чуть не подпрыгнул паренек лет четырнадцати.
– Говори.
– Яма!
– Молодец, ты прав! Как тебя звать?
– Ипат я.
– Правильно Ипат ты отгадал. Надеюсь, что и остальные поняли, что, сколько из ямы землю не черпай, она будет становиться все больше. Тебя же, Ипат, я забираю к себе. Работа литографом физически не особо тяжелая, но требует определенных знаний и концентрации внимания. Будешь жить, кормиться у меня и получать хорошую зарплату, если захочешь, то останешься работать и после своего совершеннолетия.
Парень, довольно выпятив грудь, остальная ребятня бросала на него завистливые взгляды.
– Еще одна загадка. Что не вместится даже в самый большой котелок?
– Бык!
– Медведь!
– Все моря земли, – неожиданно услышал от директора.
– Гипотетически, котелок можно создать больше Земли и даже Солнца, не говоря уж о быках и прочих зверях. Верного ответа пока так и не прозвучало …
Минут через пять напряженных размышлений правильный ответ озвучила девчонка лет шестнадцати.
– Крышка от этого котелка.
– Молодец! А тебя как зовут?
– Полина, – девушка засмущалась.
– Полина, будешь у меня тоже работать, сила там особая не требуется, главное, чтобы руки были шустрые, да голова светлая.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Озвучил еще пару загадок, набрав себе в общей сложности четырех здешних воспитанников. Директор расстарался, за час все оформил по своей бюрократической части, за что заработал сто рублей ассигнациями, чем остался доволен. Собирались сироты в дорогу не долго, все их пожитки уместились в четырех котомках.
* * *
Не успел я в своем доме обустроить подростков, как неожиданно последовал вызов от самого министра Просвещения Голицына. Фельдъегерская карета прикатила к моему дому, курьер под расписку вручил конверт и был таков. Письмо содержало завуалированное приглашение, а по сути, приказ явиться к десяти утра по указанному адресу.
На следующий день, ближе к полудню удалось из министерской приёмной наконец-то переместиться в кабинет министра духовных дел и народного просвещения. За столом накрытым зелёным канцелярским сукном сидел, точнее говоря, величаво восседал Александр Николаевич Голицын – мужчина сорока пяти лет. Его лоб с обширной лысиной по краям окаймляли вьющиеся волосы. Так я и не понял, то ли он их завивает, то ли от природы имеет такую шевелюру а-ля пудель.
– Головин Иван Михайлович, насколько я понимаю? – говорил министр весьма характерным таким, слащавым до приторности голосом.
– Так точно, ваше сиятельство, – склонил голову.
– Присаживайтесь, сударь, – Голицын указал взглядом на кожаное кресло, при этом начал перебирать разложенные на столе книги.
Усевшись в кресло, я с интересом принялся рассматривать кабинет. Его окна выходили на Михайловский замок, стены были увешаны иконами и разнообразными изображениями Спасителя. А в глубине соседней комнаты-молельни светилась тёмно-красная лампада, и чувствовался доносящийся оттуда запах ладана.
Голицын вскоре нашёл то, что искал в своих книжных завалах, и продемонстрировал англоязычную книгу с моими сказками, весьма доброжелательно при этом сказал:
– Имел честь, государь мой, ознакомиться, так сказать, с вашими писательскими трудами. Очень-с любопытно, скажу я вам.
– Спасибо на добром слове, ваше сиятельство.
– Ну что вы так официально, – князь махнул рукой, – для вас я Александр Николаевич!
– Александр Николаевич, мы русские американцы народ практичный, хотелось бы узнать причину вашего ко мне интереса? Зачем я здесь? – при последних словах обвёл помещение взглядом.
Голицын немного поёрзал на своём кресле, потом всё же спросил.
– Будьте так любезны Иван Михайлович, поясните мне, что именно вы намерены печатать в открытой вами типографии? – учтиво осведомился хозяин кабинета.
Бросил на князя хмурый взгляд и в свою очередь задал вопрос.
– Насколько я в курсе, в Российской империи, при благословенном правлении императора Александра Павловича, всякая цензура отменена?
– Видите ли, душа моя, Иван Михайлович, – князь жеманно сцепил над столом руки, обдумывая как бы получше ответить этому американцу и при этом не выставить в неприглядном свете своё ведомство. – Так-то оно так, но печатать, к примеру, революционные воззвания вольтерианцев вам не позволят-с, смею вас заверить ни в одной, даже самой демократической стране. Поэтому, мне хотелось бы знать, материалы какого, так сказать, свойства вы хотите печатать в своей типографии.
– Ну, что вы Александр Николаевич, никакой политики в моей газете и уж тем более в книгах нет, и не будет. Я ещё слишком мало времени пробыл в России, чтобы иметь какие-то свои собственные суждения по тому или иному общественно-политическому вопросу и уж тем более публиковать их, делая, таким образом, достоянием общественности. Издавать буду главным образом книги собственного сочинительства, а также газету или журнал, значительное печатное пространство которых будет посвящено различным головоломкам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Очень-с рад, государь мой, это слышать! А то, знаете ли, по душевной доброте нашего императора, в России развелась прорва нигилистов, масонов, карбонариев и прочих, прости Господи, писарчуков и вольнодумцев… Ведь, как известно, всякая власть от Бога! Истинный христианин просто по определению не может быть возмутителем супротив Богом установленной власти! – начал проповедовать Голицын.