Игорь и Сева сидели не поднимая глаз, подавленные сознанием своей вины.
– Все, что вы рассказали, – правда? – спросил следователь и первый раз посмотрел на мальчиков так, как, по мнению Миши, и полагалось смотреть следователю: пытливо и строго.
– Честное слово! – в один голос сказали Игорь и Сева.
Миша заявил, что ручается за мальчиков.
– Верю, – сказал следователь, – но ребята еще могут мне понадобиться. Придется дня на два задержаться в городе. У кого бы они могли остановиться? Есть у вас в городе знакомые?
Знакомых у ребят не было.
– Куда же вас девать? – задумался следователь. – Вот что… Я дам записку в губоно. Ребят дня на два поместят в детдом, а потом мы их переправим в лагерь.
Он написал записку и передал ее Мише.
– А к кому там обратиться? – спросил Миша.
– Кто там… Обратитесь лучше всего к товарищу Серову. Детские учреждения в его ведении.
Серов, Серов… Кто же это такой? Знакомая фамилия… Ах да, ведь это им подписана охранная грамота на усадьбу…
– Вы их надолго задержите? – спросил на прощание Миша.
– Дня два, не больше, – ответил следователь.
Глава 25
Серов
Серов был одет в обычный костюм губернского совработника: галифе, сапоги и защитный френч с большими накладными карманами. Ведал он в губоно хозяйственными делами и сидел в отдельном кабинете за большим письменным столом с круглыми резными ножками.
При взгляде на Серова Мише сразу вспомнился урок геометрии, на котором они рисовали куб и шар. Только там куб и шар стояли рядом, а здесь шар был водружен на куб: к короткому квадратному телу была привинчена большая, круглая, совершенно лысая голова. Шеи не было вовсе, ее заменяли несколько толстых складок между головой и туловищем.
Жирные губы, маленькие живые карие глазки и сытая улыбка придавали лицу Серова такое выражение, точно он только что встал из-за обильного стола, но не прочь вернуться к нему. Его квадратное тело, утолщенное оттопыренными на жирной груди накладными карманами, покоилось в кресле неподвижно, а голова вертелась во все стороны, как у тех кукол, у которых голову можно повернуть задом наперед и даже обернуть несколько раз вокруг оси.
– Написано двое, а вас четверо, – сказал Серов, переводя живой взгляд с одного мальчика на другого. Миша показал на Игоря и Севу:
– Это про них.
– Зачем они нужны следователю?
Миша рассказал об убийстве Кузьмина.
– Что за Карагаево? – спросил Серов.
– Карагаево. Там, где бывшая графская усадьба.
– Знаю, знаю. – Серов закивал головой и многозначительно поднял короткий толстый палец. – Историческая ценность.
Потом он подробно расспросил об обстоятельствах убийства, про лагерь, про деревню, про то, как Игорь и Сева попали на реку и угнали лодку. Слушая Мишин рассказ, он одобрительно кивал головой. Что именно он одобрял, ребята так и не поняли. А когда Миша рассказал про лодочника, то Серов даже всплеснул руками, и на лице у него появилось огорченное выражение: «Вот, мол, какие дела творятся на белом свете»…
Но еще больше огорчился Серов, когда узнал, что Миша не рассказал следователю о встрече с иностранцами. Как же так? Надо было рассказать. Следователю все важно.
– Иностранные коммунисты, – удивился Миша, – при чем здесь они?
Серов живо ответил:
– Я не говорю, что они причастны, но иностранцы! Ведь вы не видели их документов. Может быть, они не коммунисты. Надо быть начеку.
Краснея от волнения, Миша сказал:
– И Рыбалин никого не убивал, и иностранные коммунисты здесь ни при чем.
– Хорошо, хорошо, – сразу согласился Серов, – это дело следствия, путь они занимаются…
Он вдруг засмеялся тонким, как у девчонки, смехом, а потом начал обстоятельно рассказывать про усадьбу, про ее историческую ценность. Это гордость губернии, говорил Серов, ее инвентарь хранится в местном краеведческом музее, в разделе «Быт помещика XVIII столетия». Ребята как сознательные комсомольцы должны беречь усадьбу, ничего в ней не трогать и не портить. Усадьба, сказал Серов, – достояние народа. Настоящие революционеры должны беречь и охранять достояние народа.
Говорил он быстро, все время перебегая своими живыми карими глазами с одного мальчика на другого. Но ребятам ужасно хотелось спать. Чтобы не заснуть, Генка вертелся на стуле, Игорь хлопал глазами, а Сева встряхивал головой, которая поминутно падала на грудь. Миша хотел прервать Серова, но ему не удавалось вставить ни одного слова.
В заключение Серов сказал:
– Теперь насчет ребят. Поместить их в детский дом я не могу. Нет свободных мест, и нет свободных пайков.
Миша с удивлением посмотрел на Серова. Зачем же он их держал целый час? Дело к вечеру, как и где теперь устраивать ребят?
– Нет свободных мест, нет свободных пайков, – повторил Серов и нетерпеливо заерзал в своем кресле.
– Здрасте! – сказал Генка. – Что же им, на улице ночевать?
Серов задумался, потом спросил:
– У вас есть знакомые в городе?
– Нет.
– Никого?
– Никого!
– Ладно, – сказал вдруг Серов, – я этих ребят подержу два дня у себя дома. Не на улице же им, в самом деле, ночевать. – Он сокрушенно покачал лысой головой. – Хороши в угрозыске: вызывают и бросают детей на улице… Вот вам и беспризорничество… Мы боремся с беспризорностью, а они ее создают.
Он встал. И оказалось, что хотя он широкоплеч и тучен, но совсем мал ростом. Почти такой же, как и ребята.
– Вот так, – сказал Серов, – подержу их два дня у себя. Будут сыты.
Глава 26
Борис Сергеевич
Выйдя из губоно, ребята столкнулись с директором московского детского дома Борисом Сергеевичем, тем самым, который с Коровиным приезжал несколько дней назад в усадьбу и разговаривал с «графиней».
Услышав, что ребята были у Серова, он спросил:
– Велел вам убираться из усадьбы?
– Нет, почему? – удивился Миша. – Мы у него были совсем по другому делу… Я бы вам рассказал, да вот, – он показал на Игоря и Севу, – надо ребят отвести…
– Я вас провожу, – сказал Борис Сергеевич.
По дороге Миша рассказал Борису Сергеевичу о происшествиях последних дней. Генка живописно прокомментировал его рассказ. Борис Сергеевич пожал плечами:
– Здесь два детских дома. Оба наполовину свободны. Почему же Серов не поместил ребят туда? Непонятно.
– Он решил, что Игорю и Севе будет у него лучше, – сказал Генка, – все же домашняя обстановка.
– Серов мог бы так и сказать, – ответил Борис Сергеевич, – но он сослался на то, что детдома загружены, а это неверно.
– Мы не могли отказаться, – сказал Миша, – ребят-то надо куда-то поместить.
– Да, конечно, – согласился Борис Сергеевич.
– А как же иначе? – подхватил Генка. – У Серова их и накормят, и напоят, и в постельку уложат… «Накормила, напоила и поесть дала ему»… Везет этим дурачкам, честное слово! Из лагеря убежали, всех растревожили, в дурацкую историю влипли и вышли сухими из воды. Им бы не у Серова на пуховиках прохлаждаться, а посидеть бы эти два дня в милиции…
– Откуда ты знаешь, что у Серова пуховики? – возразил Игорь.
– Знаю. По лицу видно, что на пуховиках спит.
– Какой проницательный! – засмеялся Борис Сергеевич.
Серов жил на окраине, и им пришлось пересечь весь город.
– Ну и город! – разглагольствовал Генка. – Даже трамвая нету. И смотрите, как интересно – все улицы называются: Стрелецкая, Сторожевая, Пушкарская, Солдатская, Ямская… Старинный город. Наверно, здесь раньше крепость была.
– Город старинный, – подтвердил Борис Сергеевич, – он существовал еще до возникновения Москвы.
– Вы по поводу трудкоммуны приехали? – спросил Миша.
– Да, – нахмурился Борис Сергеевич.
Но как обстоит дело с трудкоммуной, рассказывать не стал.
Зато он подробно расспросил об убийстве Кузьмина. В ответ на уверения Миши, что Рыбалин к этому непричастен, Борис Сергеевич сказал:
– Мне трудно судить. Я не знаю обстоятельств дела. Но виноват тот, кто заинтересован в убийстве Кузьмина.
Наконец они дошли до квартиры Серова.
Это был одноэтажный домик с небольшим крылечком и тремя окнами, завешенными белыми занавесками. За длинным забором, выкрашенным, как и дом, в ярко-красную краску и утыканным сверху длинными, острыми гвоздями, виднелись верхушки яблонь и груш. Возле двери висела на проволоке ручка звонка.
– Устраивайте свои дела, я подожду вас, – сказал Борис Сергеевич и медленно пошел вдоль улицы.
Мальчики поднялись на крыльцо. Миша потянул ручку звонка. За дверью послышался металлический грохот, потом шаги.
– Кто там? – спросил женский голос.
– Мы от товарища Серова, – ответил Миша.
Загремели запоры. Дверь открылась. На пороге стояла высокая красивая женщина в ярком халате, на котором были нарисованы зеленые и желтые цветы.
– Нас прислал товарищ Серов… – начал Миша.