Читать интересную книгу Воспоминания американского школьника - Томас Олдрич

Вся публика соскочила с мест и бросилась на сцену.

- Перец, я не виноват! Зачем ты открыл рот?

Я присел на корточки и с ужасом смотрел на его язык.

Стрела дрожала.

Китти растолкала всех и подбежала к Перецу. Она придержала двумя пальцами кончик языка и выдернула стрелу. Потом она притащила кружку с водой и заставила Переца хорошенько прополоскать рот.

- Что за шум?! Что тут творится?! - раздался вдруг визгливый голос.

Мы все обернулись.

В дверях стояла тетушка.

- Вот не в добрый час принесло, - проворчала под нос Китти.

- У нас театр. Артисты и публика, - сказал я. - Я играл Вильгельма Телля.

- Какие еще Вильгельмы? - закричала тетушка. - Чтобы все сейчас же кончилось. В гостиной сыплется штукатурка. Китти, как вы смели допустить это безобразие? Никаких Вильгельмов! Марш на кухню! Через пять минут чердак должен быть пуст.

Хлопнула дверь, и ступеньки заскрипели под тетушкиными сердитыми ногами.

Так печально кончилось наше первое и последнее представление.

16

Рано утром молочница Салли Квильп привезла в своей тележке вместе с бидонами молока большой шершавый ящик.

Салли Квильп и наша Китти, пыхтя, втащили ящик в коридор и поставили у стенки.

В ящике были яблоки.

Мистрисс Квильп каждую осень доставляла тетушке Эбигэйль яблоки из своего сада.

Зимние запасы были страстью тетушки. С осени наш коридор превращался в настоящий склад: с потолка свешивались коричневые связки сушеных, сморщенных грибов; уцепившись крючком за толстую веревку, покачивался глянцевитый копченый окорок; на полках чинными рядами стояли по росту банки с вареньем; желтая лимонная и розоватая абрикосовая пастила хранилась в выложенных папиросной бумагой жестяных ящиках из-под печенья.

После обеда тетушка Эбигэйль позвала меня.

- Том, помоги мне распаковать и разобрать яблоки.

Ящик сверху был забит досками. Одну за другой я поддел их большим кухонным ножом, и они с треском поднялись и стали торчком.

Крепкий запах холодных яблок и стружек вырвался, заполнил все углы и сразу прогнал сладковатый землистый дух грибов и соленый домашний запах ветчины.

Я вынимал яблоки; тетушка перетирала их и раскладывала на две кучки. В левую попадали подбитые и подмороженные. Подбитые и подмороженные тетушка пускала в первую голову на компот и пироги.

В коридоре было холодно. Пальцы у меня застыли и перестали слушаться. Холодные, гладкие яблоки то и дело выскальзывали из рук.

Тетушка Эбигэйль плотно закуталась в свой серый платок и концы его завязала на спине толстым узлом. Кончик носа у нее покраснел.

Вдруг тетушка вскрикнула и выронила яблоко. Оно глухо стукнуло и покатилось по полу.

В конце коридора появился дедушка с длинной трубкой в зубах.

Тетушка Эбигэйль не выносила курения. Одна мысль о дыме приводила ее в ужас. От запаха табака - уверяла она - у нее делались мигрени и сердцебиение, дым у нее вызывал головокружение и резь в глазах.

С тех пор как тетушка переселилась к брату, табак навсегда был изгнан из дома Нёттер.

Дедушка не мог жить без трубки, но из-за тетушки ему приходилось курить в саду или в конюшне у Джипси. Когда шел дождь, он приходил ко мне наверх и курил в форточку.

- Даниэль! Боже мой! Даниэль! Что вы со мной делаете?

Дедушка спокойно вынул трубку изо рта, легкое белое облачко растаяло в воздухе.

- Этот ужасный табак... Мне дурно... Китти, воды!

Тетушка опустилась на стул, голова у нее беспомощно склонилась набок.

Из кухни прибежала Китти с целым кувшином воды.

- Мастер Том, тащите скорее полотенце!

Дедушка не торопясь, подошел к тетушке. Спокойно покачивая головой, он смотрел, как мы с Китти выжимаем полотенце и прикладываем его к тетушкиным вискам.

- Дорогая Эбигэйль, стоит ли так волноваться?

Тетушка слегка застонала, губы у нее дрогнули, веки приоткрылись, и она с упреком взглянула на дедушку.

- Милая моя, - сказал дедушка и поднес трубку к самым глазам тетушки Эбигэйль. - Милая моя, в этой трубке нет и никогда не было табаку. Она годится только для пускания мыльных пузырей. Я нес ее Тому.

Тетушкины глаза широко раскрылись.

- А... а дым?..

- В коридоре холодно.

Дедушка набрал воздуха и выдохнул целую струю белого пара.

Китти со стуком опустила на пол кувшин и опрометью кинулась в кухню. Я слышал, как она фыркала за дверью.

Тетушка вскочила и сбросила полотенце. Полотенце мокро шлепнулось на пол. А тетушка выпрямилась, туже стянула на плечах свою шаль и, поджав губы, большими шагами вышла из коридора.

- Китти! - крикнул дедушка. - Уберите-ка кувшин и полотенце.

Китти вошла, вся красная от смеха.

- Мисс Эбигэйль нюхает дым глазами, - шепнула она мне, наклоняясь над полотенцем.

Тут я не выдержал и тоже громко фыркнул.

Дедушка обернулся.

- Тише вы! Тетушка услышит.

Но у самого дедушки уголки губ дрожали, и видно было, что ему тоже хочется засмеяться.

Он отвернулся к окну и забарабанил пальцами по стеклу.

- А ведь ночью будет настоящая буря.

Дедушка очень любил предсказывать погоду. Он определял ее по направлению ветра, по форме туч, по цвету неба, по полету ласточек и по целой сотне одному ему известных примет.

Но почему-то все приметы обманывали дедушку.

Если он предсказывал солнечный день, с утра до вечера лил дождь; если мы по его совету надевали плащи и брали с собой зонтики, солнце светило во все лопатки.

Но на этот раз дедушке повезло. Еще с вечера начали падать легкие белые хлопья.

Снег!

В первый раз я увидел снег. Я выскочил во двор.

Снежинки, покачиваясь и догоняя одна другую, летали в темнеющем воздухе. Они медленно опускались на землю, и земля с каждой минутой становилась все светлее и светлее. Стеклянные треугольники и ромбы всплыли на черных лужах. Они срастались друг с другом, и вода исчезала под тонкой блестящей коркой.

Я ловил снежинки на рукав пальто. Они послушно ложились на сукно и не таяли.

Зато на руках и на лице они исчезали в ту же секунду. Оставался только легкий холодок.

- Том, домой! - крикнул дедушка через форточку. - Пора спать.

Я в последний поймал языком звездочку и побрел в комнаты.

---------

- Мастер Том, мастер Том, вставайте скорее! Дедушка зовет вас разгребать снег.

- Разгребать снег?

- Да разве вы не слышали, какая метель была ночью? Намело столько, что ни пройти, ни проехать.

Я высунулся из-под одеяла и посмотрел в окно. Верхняя часть стекла сияла густой синевой, вся нижняя была заслонена голубовато-белой снежной стенкой.

Я кубарем скатился с кровати.

- Надеть шерстяные чулки и фуфайку! - крикнул за дверью тетушкин голос.

Замотанный до самого носа мохнатым шарфом, в шапке с наушниками, в теплых рукавицах я вышел на крыльцо.

Огромная пушистая перина опустилась на Ривермут.

Дворы и улицы утонули в белых перьях до самых окон. Белая тяжесть тянула ветки деревьев к земле, покрывала слоями карнизы и крыши.

На ступеньках с лопатой в руках возился дедушка.

Я тоже схватил лопату и принялся за работу.

Мы освободили крыльцо и прорыли ход до самой калитки. Получился узкий коридор, сдавленный с двух сторон белыми стенами. В конце коридора черные колонки садовой калитки охраняли наш туннель, как два араба в белых чалмах.

Возле каждого дома суетились люди с лопатами и тачками.

Только к полудню можно было ходить по Ривермуту, не боясь утонуть в снегу. Узкие тропинки прорезали улицы вдоль и поперек.

Люди ходили по тропинкам гуськом. Для того чтобы двое могли разойтись, одному непременно приходилось залезать в снег.

Когда мы вернулись домой, в камине трещали поленья, и тетушка ждала нас с чаем.

Чай мы пили не за обеденным столом, а за маленьким круглым, перед камином, и тетушка сама налила мне в стакан целую ложку рома. (Обыкновенно она ворчала даже на дедушку, когда он пил ром.)

- Мастер Том, вас спрашивают товарищи, - сказала Китти, появляясь в дверях.

- Только не пускайте их в комнаты! Они, наверное, с ног до головы в снегу, - сказала тетушка.

Я выскочил в переднюю. Там стояли Джек Гаррис, Фил Адамс и Перец Виткомб.

- Одевайся и бежим, Том. А то южане займут Слаттерс-Хилл.

17

Река делила Ривермут на две части - северную и южную. Три моста соединяли оба берега. Чтобы попасть с одной стороны на другую (где бы вы ни находились - около ратуши, около нашего "Храма Грамматики" или около кондитерской Петтинджиля), не нужно было больше пяти минут.

И все-таки в Ривермуте всегда разделяли жителей на южан и северян, и мальчишки южной и северной сторон вели между собою непрерывную войну.

Никто не знал, когда и из-за чего разгорелась эта война и кто был ее зачинщиком, но южане всегда били северян, а северяне лупили южан. Как только я поступил в школу, я сразу очутился в северной партии, потому что и школа и наш дом находились на северной стороне.