Маша освободила руку и неожиданно сильно, умело ударила мужика крюком снизу по зубам. Тот отшатнулся, и Маша выскочила из машины, побежала к дороге.
Водила посидел немного, покачивая головой, приходя в себя. Оскалившись, глянул в зеркало — целы ли зубы. Надел очки.
Выехал на шоссе, открыл дверцу:
— Ладно, все. Садись… Бабки собери, — кивнул он на рассыпавшиеся в кабине деньги.
Отъехав немного, спросил:
— Кого встречаешь-то?
— Мужа, — ответила Маша.
— Так бы и сказала. А то деньгами трясет…
Вдали уже показались ажурные прожекторные башни аэропорта.
На выезде из города гаишник указал Губану жезлом на обочину, не спеша направился к машине. Губан выскочил навстречу:
— Извини, шеф, тороплюсь!
Торопиться надо в пределах правил, — равнодушно ответил инспектор. — Документы.
Губан автоматически хлопнул себя по футболке, по джинсам…
Раиса Николаевна с тревогой наблюдала из машины.
Гаишник подозрительно оглядел странный, не по сезону, наряд Губана, шлепанцы, не просохшие еще волосы.
— Пройдемте! — указал он на стеклянный терем поста.
Директриса вышла из машины.
— Извините, товарищ капитан. Я депутат Моссовета, — она достала красную книжицу. — Это мой водитель. Понимаете, я опаздываю в аэропорт, пришлось выдернуть его буквально из ванны. Через полчаса я буду возвращаться обратно. Если можно, давайте отложим формальности.
Инспектор внимательно просмотрел удостоверение, запоминая фамилию.
— На обратном пути остановитесь. Штраф все равно придется оформить…
Машина, оставив перед ним дымящийся след на асфальте, рванулась с места. Когда пост исчез за поворотом, Губан вдруг засмеялся:
— Во комедия!.. Опять вы меня от ментов отмазали! А машина-то не моя! Вместе погорим…
— На дорогу смотри, — сквозь зубы ответила директриса.
Маша медленно шла по огромному гулкому залу аэропорта, оглядываясь в пестрой толпе. Она впервые была в Шереметьево и растерялась среди множества мониторов с непонятной информацией, реклам, ярких витрин маленьких магазинчиков; в толпе мелькали атласные чалмы чернобородых индусов, сари, бедуинские платки, белые индонезийские шапочки, вьетнамцы табором сидели у стены на чемоданах, служащие в форменных комбинезонах толкали длинные поезда свободных багажных тележек, охранники с дубинками и рациями застыли у стеклянных дверей.
Маша поднялась на эскалаторе на второй этаж. Под потолком пропели электронные колокольчики, и деловитый голос дикторши объявил, что в правом крыле заканчивается регистрация на рейс до Нью-Йорка. Маша двинулась направо и в очереди у таможни увидела наконец Максима. Он в последний раз обнимался с одноклассниками, жал руки, целовался с девчонками. Ободряюще подмигнул матери с отцом, поднял чемодан и шагнул следом за Сью к турникету…
— Максим, — негромко окликнула Маша.
Он обернулся. Одноклассники удивленно уставились на нее. Мать беззвучно ахнула. Галя, сдерживая злорадную ухмылку, отступила за спины.
— Я не могу… — истерически всхлипнула Сью. — Я боюсь! Я боюсь ее!
Маша, не замечая никого вокруг, робко взяла его за руку.
— Пойдем со мной. Пожалуйста, — тихо попросила она.
Максим досадливо сжал зубы. Сбросил ее руку, грубо повернул за плечо и отвел в сторону.
— Я тебе все объяснил! Что тебе еще нужно? Я же сказал: я вернусь!
— Ты не вернешься…
— Я тебе обещаю, я клянусь, я вернусь за тобой! Ну не будь ты дурой. Ты же выглядишь, как последняя дебилка! Уйди, ради бога! — он шагнул было обратно, но Маша намертво вцепилась ему в куртку:
— Не уходи!
Одноклассники прятали глаза, чтобы не видеть этой жалкой сцены.
— Да отвяжись ты, в конце концов! — Максим отшвырнул ее.
— Максим! — отчаянно крикнула она.
Максим оглянулся через плечо — и замер так, вполоборота. Маша двумя руками держала перед собой наган.
Кто-то из одноклассников присвистнул. Пассажиры других рейсов, стоящие в очереди на таможню, с интересом оборачивались посмотреть — это действительно было забавно: маленькая девочка с громадным, тяжелым револьвером в руках.
Максим видел тусклые свинцовые головки пуль в гнездах барабана, дрожащие пальцы на спусковом крючке, темные Машины глаза. Он чуть повел назад рукой, останавливая шагнувшего к ним отца. Быстро, не поворачивая головы, глянул по сторонам: охранники, переговариваясь в прижатые к губам рации, подтягивались ближе за спиной у Маши.
— Хорошо. Я остаюсь, — он попытался улыбнуться. — А теперь опусти пушку, и пойдем. Не под конвоем же ты меня поведешь, — засмеялся он. — Дай сюда эту игрушку… — он осторожно, без резких движений, поднял руку и шагнул вперед. — Ну?.. Дай…
— Мария! — крикнула Раиса Николаевна.
Маша оглянулась на бегущих к ней директрису и Губана. В то же мгновение Максим метнулся вперед, пытаясь перехватить револьвер за ствол, и Маша судорожно надавила на спуск.
Опомнившись наконец, кинулись врассыпную пассажиры, запинаясь о багаж, хватая на руки детей. Сразу несколько дюжих охранников налетели на Машу, выбили наган и повалили, прижимая к полу. Она успела еще найти глазами Сью и торжествующе крикнула:
— На! Забирай! — и засмеялась.
На звук выстрела, на крики собралась толпа, охранники стояли кольцом, оттесняя любопытных. Мигали вспышки, туристы проталкивались вперед, тянули камеры над головой, спеша снять редкий кадр.
Майк выдернул из толпы рыдающую Сью и почти волоком оттащил ее к таможне.
— Иди! Только тебя здесь не хватало! Улетай!
— Максим! — Сью рвалась обратно.
— Он умер! — заорал Майк. — Умер! Умер, понимаешь! Вали отсюда! — он толкнул Сью. — Катись, откуда приехала!
«Боинг» пронесся по бетонке и, поджимая шасси, круто пошел вверх…
Сью сидела, отвернувшись от соседей, привалившись лбом к холодному стеклу иллюминатора — уже без слез, только дрожа всем телом и зябко обнимая себя за плечи. Она вдруг увидела внизу, на шоссе, мчащиеся параллельно взлетной полосе милицейскую машину и следом желтый санитарный фургон. Машины стремительно уменьшались, и вот уже две точки, синяя и желтая, ползли по серой ниточке асфальта среди заснеженных березовых перелесков. Потом они свернули налево, к огромному городу, раскинувшемуся до горизонта, а самолет, кренясь, стал забирать вправо.
Маша сидела в милицейской машине, зажатая плечами двух рослых оперативников. В немигающих опустевших глазах ее отражалась только бегущая навстречу дорога. Потом, она вдруг встрепенулась, забеспокоилась, оглянулась на санитарный фургон. Убедившись, что Максим здесь и следует за ней, она опять затихла с мягкой, покойной улыбкой на губах.