— Нет, так просто ты не уйдешь, — прошипела София.
Догнав Тайлера, она завела его в малую гостиную и сомкнула раздвижные двери.
— Я был груб и прошу извинения, — тихо сказал он.
— Ты считаешь меня потаскухой только за то, что я отношусь к сексу, как большинство мужчин. По-твоему, моя искренность делает меня дешевкой.
— Нет. Мне не следовало говорить то, что я сказал. Слушай, ты красива, взбалмошна, и я тебя не понимаю. До сих пор мне удавалось держаться от тебя на расстоянии, и я намерен делать это и дальше.
— Значит, я заставляю тебя нервничать? И в отместку ты даешь мне пощечину.
— Я уже попросил прощения.
— Этого мало.
Прежде чем он успел сообразить, она впилась в него губами, прижалась к нему всем телом. Ее губы были горячими, мягкими и умелыми, ее тело — соблазнительным и зовущим. У Тайлера помутилось в голове. Не в силах сопротивляться проснувшемуся желанию, он крепко обнял Софию. Однако блаженство длилось недолго. Через минуту она решительно высвободилась из его объятий.
— А теперь делай что хочешь, — сказала София и раскрыла двери.
— Не так быстро. — Тайлер задержал ее за руку.
Она обернулась, и ее лицо исказил ужас.
— О боже! Мадонна! Кто мог такое сделать? — крикнула она, бросаясь к столу.
И тогда он увидел, что ее так ужаснуло — ангелы Джамбелли. Их лица были залиты кроваво-красной краской. На груди у них было написано:
СУКА № 1. СУКА № 2. СУКА № 3.
Когда Тони вошел в квартиру, было уже очень поздно. Интересно, подумал он, знает ли кто-нибудь, что у него все еще есть ключ.
Он принес с собой бутылку вина из своего личного погреба. Отличное «бароло» придаст предстоящему разговору более цивилизованный вид. Деловые переговоры — слово «шантаж» даже не приходило ему в голову — всегда лучше вести в цивилизованной обстановке.
Пройдя на кухню, он откупорил бутылку, оставил вино на столе «подышать», а сам тем временем выбрал бокалы. Затем заглянул в холодильник и с огорчением не обнаружил там свежих фруктов. Придется обойтись сыром «бри».
Джамбелли вознамерились от него избавиться. Теперь он в этом почти не сомневался. Но у него есть в запасе кое-какие варианты.
Услышав стук в дверь, Тони довольно улыбнулся.
Часть вторая
Лоза идет в рост
— Не понимаю, зачем было сюда возвращаться.
— Потому что мне кое-что нужно прихватить.
Она вылезла из машины, захлопнула дверцу, сунула ключи в портфель.
— В чем дело? Ты все еще расстроена из-за этих ангелов?
— Нет. Я их отмыла. Красный лак для ногтей легко снимается. Хочешь знать, в чем дело? Я ненавижу вставать до зари, ходить на холоде по винограднику, а потом, когда уже нет сил, заниматься тем, чему меня учили и что я умею делать. А еще моя ближайшая помощница не только спит с моим отцом, но и вот-вот поднимет бунт.
— Так уволь ее, — предложил Тайлер.
— Чудесная мысль. — Ее голос был полон презрения. — В довершение всего я нигде не могу найти отца. Он уже два дня не появлялся у себя в офисе, а мне срочно надо обсудить с ним один важный заказ.
Они вошли в лифт.
— Попробуй обойтись без него.
— Если я так сделаю, получится, что я его выставляю… Черт возьми. — Тяжело вздохнув, София вышла из лифта и вставила ключ в замок.
Открыв дверь, она сделала шаг и замерла на месте.
— Папа?
Прежде чем София успела осознать увиденное, Тайлер вытащил ее обратно на площадку. Но перед глазами у нее все равно стояла виденная мельком картина: отец сидит на стуле, на висках поблескивает седина, на рубашке запекшееся темное пятно. Глаза безжизненно смотрят в пустоту.
— Папа. Он… Я должна… — Софию била нервная дрожь.
— Бери мобильник и звони девять-одии-один. Скорее.
— Я должна пойти к нему.
— Нет. Ты ему уже не поможешь.
Усадив Софию на пол, Тайлер раскрыл ее портфель и достал сотовый телефон. Она сидела, уронив голову на колени, и не слышала, как он звонит в полицию и отвечает на обычные в таких случаях вопросы.
— Я знаю, он мертв. Я должна к нему пойти.
— Нет. — Тайлер присел рядом, обнял ее за плечи. — Ты уже ничего для него не сделаешь. — Он притянул ее к себе, и она положила голову ему на плечо.
— Я не знаю, что он делал в моей квартире, — повторила София.
— Ваш отец часто ею пользовался?
Она вспомнила, как зовут этого детектива: Клэрмонт, Александер Клэрмонт.
— Нет. Я дала ему ключ вскоре после того, как переехала. Он тогда затеял у себя ремонт, а я собиралась за границу. Кажется, он так и не вернул ключ. Но я и сама о нем забыла.
Правда, иногда у нее возникало ощущение, что в ее отсутствие в квартире кто-то бывал.
— Когда вы в последний раз виделись с отцом или говорили с ним по телефону?
— Два дня назад. На празднике у нас на винограднике.
— Во сколько он ушел?
— Не знаю. Он со мной не попрощался.
— У нашего отца были враги?
— Нет. Я не знаю никого, кто мог бы его убить.
— Когда развелись ваши родители?
— По-моему, окончательное решение суда было принято за день до того, как отец женился на Рене. — София встала. — Простите, но мне нужно ехать. Я не хочу, чтобы родные узнали об этом из теленовостей. Не могли бы вы объяснить, что нам следует дальше делать.
— Что делать дальше, мы обсудим с ближайшим родственником покойного.
— Я его единственная дочь.
— По закону, мисс Джамбелли, ближайшим родственником является жена.
— Понимаю. Извините, мне надо ехать.
Александер Клэрмонт любил французское вино, итальянскую обувь и американский блюз. Средний сын в семье, принадлежащей к среднему классу, он собирался стать адвокатом, но на роду ему было написано служить в полиции.
Адвокат должен уметь повернуть закон и так, и этак, отстаивая интересы клиента. Для полицейского закон — это граница, которую никому не дозволено преступать. Клэрмонт стоял на страже закона.
— Какое впечатление произвела на тебя дочь? — спросила его напарница.
— Богатая. Шикарная. Крепкий орешек.
— Важные люди. Громкий скандал, — Остановившись у светофора, Морин Магуайр забарабанила пальцами по рулю.
Ей было тридцать шесть — на четыре года больше, чем Клэрмонту, она была замужем и жила в уютном пригороде, в то время как он оставался убежденным холостяком и предпочитал город.
— Осмотр трупа показал, что убийство произошло по меньшей мере тридцать шесть часов назад. В кармане три сотни долларов. Золотой «Ролекс», золотые запонки. Два бокала вина, но отпечатки пальцев только на одном — отпечатки убитого. Никаких признаков борьбы. Судя по направлению выстрелов, убийца сидел на диване. Милая беседа за вином и сыром, и вдруг — бах, бах, бах! И он мертвец.