Обе стороны пришли во Влахернский храм, стали против иконы, молились со слезами и ожидали решения своей участи от того, придет в движение или нет завеса на иконе. Подождали некоторое время, завеса осталась неподвижною. Это было сочтено за решение и окончание дела. Монахи радовались своей победе, а воевода стоял опечаленный, осужденный судом Божьим. Воевода собирался уже передать монахам письменное удостоверение, что признает себя осужденным и отказывается от права владения половиною мельницы, как вдруг завеса на иконе Божией Матери поднялась вверх. Дело приняло иной оборот: радовавшиеся опечалились, а опечаленный преисполнился радости и удовольствия. Монахи стали говорить, что чудо свершилось слишком поздно. Утверждали, что завеса пришла в движение по другому поводу, что чудо свершилось не в то время, когда молились стороны, а тогда, когда воевода признал монастырь владельцем мельницы. Они говорили, что чудо указывает на их правоту и явилось, как знак согласия на то, что хотел сделать воевода, собиравшийся в эту минуту отказаться от своих прав на мельницу.
Спор продолжался, и дело было доведено до сведения императора Михаила Дуки. Он приказал Пселлу разобрать тяжбу и написать протокол и судебный приговор. Надо было оформить этот оригинальный процесс, подыскать статьи закона, поставить все дело на юридическую почву. Такому тонкому диалектику, как Пселл, сделать это было нетрудно. Прежде всего желательно было решить эту тяжбу окончательно и устранить всякий повод к новому ее пересмотру. Поэтому соглашение сторон было понято таким образом, что они обратились к третейскому суду. Третейский суд признавался законами, и на него нельзя было аппеллировать. Следовательно, знамение чудотворной иконы должно рассматриваться как приговор третейского суда. В чью же пользу клонится этот приговор? Очевидно, в пользу воеводы. Он выиграл процесс, потому что чудо явилось. Возражение же монахов, будто чудо явилось слишком поздно, когда они собирались уходить из церкви, ничего не доказывает: в условии не было сказано, когда ждать чудесного знамения и сколько стоять в церкви. На этом основании было написано судебное постановление, подписанное властями. Оно служило воеводе оправдательным документом и давало ему право владеть спорной мельницей.
Такова Византия — пышная преемница когда-то славного Рима.
Чтобы покончить с рассказом о ее недугах, мы должны показать, чем была византийская женщина, так как в Новом Риме дочери Евы играли роль, пожалуй, еще более видную, чем в старом.
11. ЖЕНЩИНА НОВОГО РИМА
Византия, переняв культуру от Рима, вместе с тем не отрешилась и от азиатского деспотизма, что в особенности сказалось в положении византийский женщин.
В византийской империи женщина не пользовалась большим уважением.
Ее считали порождением дьявола, виновницей грехопадения рода человеческого, существом слабым и нечистым, предназначенным быть служанкой и рабой мужчины. Она никогда не была самостоятельной, никогда не имела права распоряжаться ни собою, ни своим имуществом. До замужества она полностью починялась отцу; выданная замуж за человека, которого часто в глаза не видела, она попадала в полное подчинение к мужу. Данное ей отцом приданое отдавалось мужу, который мог распоряжаться ее доходами по своему усмотрению, не имея только права отчуждать капитал. Но, если она расходилась с мужем, приданое возвращалось не ей, а ее отцу.
Жена была до некоторой степени свободна только у себя дома. Тут она могла и даже обязана была заниматься своими домашним хозяйством и женскими рукоделиями. Но выходить из дому, бывать в театре или цирке она могла только с разрешения мужа. Ослушание в подобных случаях считалось преступлением.
Даже в собственном доме свобода была ограничена. Ей отводилась отдельная половина дома, называвшаяся гинекеем, откуда она не имела права выходить, когда у ее мужа сидели гости — мужчины.
На этом основании, один византийский писатель дает совет не помещать у себя дома приезжих гостей.
"Если имеешь друга, — говорит он, — живущего где-нибудь в другом городе, и он приезжает в город, в котором ты живешь, не помещай его в своем доме, но пусть он остановится в другом месте, а ты посылай ему все нужное. Если же ты поместишь его в своем доме, то послушай, сколько из-за этого произойдет неприятностей. Во-первых, ни жена твоя, ни дочери не будут иметь свободы выходить из комнаты своей и распоряжаться в доме, как следует. А если же им будет неотложная нужда выйти, то друг твой вытянет шею и устремит на них свои глаза. Пока ты будешь стоять вместе с ним, он, конечно, притворно потупит голову, но все-таки будет подсматривать, какая у них походка, как они поворачиваются, как подпоясаны и какой у них взгляд, одним словом, будет их оглядывать с головы до ног, а после станет передразнивать пред своими домашними и осмеивать. Если он найдет удобный случай, он будет делать любовные знаки твоей жене, будет на нее смотреть бесстыдными глазами. Если сможет, то и соблазнит ее. Если же и нет, то все-таки, когда уйдет, похвастает, чем не следует.”
Так мало доверяли своим женам византийцы.
Они не допускали, чтобы можно было разговаривать с женщиной без грязного намерения, так как видели в ней исключительно орудие наслаждения. Полное бесправие византийской женщины видно из того факта, что она не могла быть свидетельницей на суде, а также из тех поводов, по которым она могла требовать развода.
По византийским законам, муж мог требовать развода в следующих случаях: 1) если жена принимала участие в заговоре против царя и не сообщала об этом мужу; 2) если жена была ему неверна; 3) если жена намеревалась убить его; 4) если она без согласия мужа принимала участие в пиршествах с посторонними мужчинами или мылась вместе с ними в бане; 5) если она без ведома или против желания мужа отправилась в театр или цирк; 6) если она против желания мужа провела ночь вне дома, где бы ни было, исключая только родительский дом.
В последнем случае закон оговаривал, что если муж выгонит жену из дома, и она, не имея родителей, переночует у знакомых, это не может считаться поводом к разводу.
Жена имела право требовать развода: 1) когда муж без ее ведома принимал участие в заговоре против императора; 2) когда он имел намерение убить ее; 3) когда он старался тем или иным способом заставить ее совершить прелюбодеяние; 4) когда он был неспособен к супружеской жизни, и это продолжалось три года с момента вступления в брак.
Сейчас же бросается в глаза, что неверность мужа не служила поводом к разводу. Мужу достаточно было застать в комнате жены постороннего мужчину, чтобы обличить ее и развестись. Жена же могла ссылаться на неверность мужа только в совершенно исключительных случаях. Единичного факта было мало, нужно было доказать, что муж изменяет постоянно. И даже в таком случае развод давался только после усиленных увещаний родителей жены, когда муж категорически заявлял, что не намерен отказаться от своего преступного образа жизни.