А вот, кстати, про тестя…
— А где же батюшка-то? — вышло как-то не очень хорошо, словно и в насмешку даже. Но Купава не заметила ничего.
— В лесу где-то бродит, сказал, чтоб без него вечеряли. К ночи мол, только воротится.
Хозяйка тестя приказала долго жить два года тому, и старый, но могучий лесовик Калина жил один. Землю забросил, жил охотой… однако же клети для чего-то ставит, — подумал вдруг Несмеян с удивлением.
Стол был не особо богат, но и не беден. Коровай чёрного хлеба, крупная дорогая соль, жареная дичина, молодой зелёный лук и щавель, печёная репа, первые огурцы, пахнущие влажной свежестью и крепостью, красная, даже на вид горьковатая, редиска.
Несмеян ел весело и с охотой, хрустя редиской, луком и огурцами, резал ножом мясо, крупно глотал квас из берестяной кружки. За едой молчали — приучены были есть истово, чтоб ничто не отвлекало, чтоб ни крошки не пропало. Сам Несмеян, хоть и не землероб, а не понаслышке знал, откуда и каким трудом берётся хлеб. Так уж водилось в обоих домах — и у Калины, отца Купавы, и у Нечая, отца Несмеяна.
Купава уже подала взвар, когда отворилась дверь, и в жило, пригибая голову, пролез хозяин.
— Несмеяне! — радостно загудел он. — Прибыл, наконец-то!
Обнялись, хлопая друг друга по плечам — Калина был искренне привязан к зятю, хоть и кликал его порой с незлой насмешкой городским оборванцем. Несмеян не обижался — понимал, что тесть не со зла. Да так оно, по совести-то и было — когда Несмеян к Калининой дочери посватался, у него всего зажитка-то и было — только меч. Лесовик сперва было отказал, но кметь, сговорясь с Купавой, долго думать не стал — выкрал девку.
— Так где же всё-таки тебя носило-то? — тесть не отрывал взгляда от тонкой струйки пива, льющейся в чашу. — Паве-то ты можешь и не говорить, оно и понятно — баба же она, а у них язык на привязи не держится.
Тесть к женскому полу относился с явным предубеждением. Жена у него в доме в своё время слова ему поперёк не смела сказать, хоть он и не обижал её никогда.
— А, — беспечно махнул рукой Несмеян, на миг отставив жбан. — В Плесков ездил. Отай.
— В Плесков? — тесть удивлённо поднял брови. — Быстро обернулся.
Несмеян молча пожал плечами.
— Один бегал?
— Один, — подтвердил кметь, отпивая пиво и сдувая пену с усов.
— С чем ходил-то? — словно невзначай спросил Калина.
На сей раз Несмеян решился ответить не вдруг — хоть тесть и смолчит, а всё же княжьи-то слова иным ушам доверять не след. Но всё же рассказал.
Про то, как всю зиму мотался от Полоцка к Плескову и Новгороду. Про то, что целую сотню кметей из своей дружины Всеслав Брячиславич разослал по кривским землям. Про то, что когда Всеслав Брячиславич летом ринет на Новгород они тут же станут во главе новой рати, создавая ей боеспособность. Про то, что новогородское боярство подбирает людей, готовится в нужный миг на Всеславлю сторону стать. Не допустить, чтоб город перед ним ворота затворил.
— Вот так, — закончил Несмеян, глядя в пол — отчего-то глядеть в глаза тестю сейчас ему было трудно. Когда он говорил, Калина впивался в него взглядом всё сильнее, даже наклонился в сторону гридня, словно требуя глазами — ещё! ещё! И дерзкий взгляд Несмеяна, который не могли заставить опуститься ни строгие глаза полоцкого князя, ни стрелы и копья вражьей дружины, ни холодные взгляды лесной нечисти, поневоле клонились долу, хотя стыдиться гридню было нечего.
Вестимо, никому иному Несмеян бы и половины того, что сейчас так легко отмолвилось, не сказал бы. Но знал — дальше этого стола его слова не уйдут.
— А для чего тебя — в Плесков? — спросил Калина, прищурясь. — Всеслав же Брячиславич на Новгород целит.
— Если Новгород возьмём, так тут и Плесков не устоит, — Несмеян царапал ножом скатерть. — А только свои люди всё одно в городе нужны.
— Но тогда… — Калина чуть помедлил. — Тогда это что — война?
— Она, подлая, — Несмеян стремительно помрачнел.
— С Новгородом, стало быть, война… — задумчиво сказал тесть. Мирный ряд с плесковичами и новогородским князем Мстиславом Изяславичем, которому шла плесковская дань, так и не был заключён.
В последние годы, когда Всеслав своими стремительными походами обломал зубы самым беспокойным соседям, выдались в кривской земле тихие времена. И только шесть лет тому, когда ходили с Ярославичами в Степь гонять торков, Несмеян воротился со стрелой в боку. В прошлом году, даже на неудачной войне с Плесковом — гриднем стал. Нынче что?
— Нет. С Киевом, — Несмеян бросил на него быстрый взгляд. — И с Черниговом. И с Переяславлем. Со всей Русью, в общем.
— Тяжеловато станет, — поёжился Калина. — Со всей-то Русью… Да ещё и Ростислав волынский помер.
Когда-то, ещё во времена князя Владимира, Калине довелось ратиться за старую веру. До сих пор вспоминал те времена с дрожью в голосе.
— Сейчас меж Черниговом и Киевом нелады, — прищурился Несмеян.
— Чего Всеслав хочет-то? На киевский стол его всё одно не пустят.
— А ему того и не надо, — Несмеян снова долил пива в чаши. — Он хочет всё кривскую землю взять вкупе. Да за веру старую постоять.
— Это дело доброе, — кивнул тесть. — За старую-то веру… А кривскую землю… Это ведь и Новгород, и Плесков…
— Да и Смоленск! — на челюсти у кметя вспухли желваки.
— Жирноват кус, — с сомнением бросил Калина. — Если так, пожалуй, Ярославичи старые распри-то и позабудут.
— В Киеве много наших. Они на нашей стороне будут. Да и в иных городах тоже.
— Новую святую войну затевать? — всё так же с сомнением сказал тесть и повторил. — Тяжеловато станет… для кривской земли-то.
— Выдюжим — решительно отверг Несмеян. — Не за золото альбо серебро биться — за веру!
А и впрямь — как не выдюжить-то? Кривская земля — природная крепь. Стены непроходимых дебрей, до топи-болота непролазные. А тропинки считаны, а дороги — тем более. А в лесах-болотах — нечисть, что тоже сила немалая кривской земли. Здесь-то, в болотном-то краю.
— Выдюжим, — всё ещё с сомнением, хоть уже и твёрже сказал тесть, подымая чашу с пивом.
Солнце садилось, когда в лесу заголосили, потекли плавной рекой песни. В лесу стало шумно и людно.
Купальская ночь — особая. Праздник кресень — середина лета, межень, после которого день идёт на убыль. День, когда кончается русальский месяц изок.
Всего в версте от Калининого починка запылали костры, слышались песни и смех молодёжи.
Народу у костров было не сказать, чтоб много, но и не мало для лесной-то глуши. Поблизости в трёх весях да на починках жил богатый и большой кривский род Моховиков. Да и из княжьего острога с острова на Мядельском озере кмети пожаловали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});