Читать интересную книгу Последний из Саларов - Мохаммад-Казем Мазинани

Он проглотил слезы, как глотают сухой абрикос – курагу, – разжевав и смочив слюной. Потом спросил:

– Я поступил плохо, что не отдал самолет иностранцам?

– А как ты думаешь, почему вчера Капитан не пришел ночевать? – Салар-хан ответил вопросом на вопрос. – Почему у нас в городе мертвый штиль возник? Сердце мое чует, что это просто так не закончится. Ты говоришь, на страну напали враги, а шахская армия со всей ее фанаберией вдруг рассыпалась… Нет, так не бывает. Надо что-то делать с этим самолетом.

Назавтра очень рано утром Султан-Али и Считай-Ворон пошли на площадку тока и с помощью еще нескольких людей на веревках протащили самолет по главной улице, вкатили его в усадьбу и там спрятали в конюшне. Завесили старыми коврами и дерюгой, чтобы он никому не бросался в глаза.

Ты слышишь голос жены из холла – беспокойный, испуганный: она говорит по телефону. Опять что-то стряслось, а ты не в курсе. Уже некоторое время она от тебя что-то скрывает. Ты вообще-то внимательно слушаешь всё, что происходит за пределами комнаты; это похоже на то, как если бы там текла бурная, ревущая река жизни – там, за пределами комнаты и за пределами дома, на улице. И реке этой нет дела до парализованного старика. У тебя лишь пустые ракушки воспоминаний… Кусочки древних окаменелостей…

Тебя беспокоит то, с какой самоотверженностью жена бросается на помощь вашему сыну и невестке. Ты отнюдь не ревнуешь – но тебе за нее тревожно. Конечно, если бы не она, семья Каве и его жены уже распалась бы. Видишь здесь Божью руку? Человек осуществил давнюю пламенную мечту и стал отцом – а сын оказался вот этаким! Этот парень с детства был непослушным и упрямым. Всё время ссорился с другими и был недоволен своим местом в жизни. В начальной и средней школе оценки были неплохие, а потом пошло-поехало, и, имея хорошие способности, он провалился при поступлении в вуз: вынужден был пойти в армию. Там началась его главная проблема: пристрастие к курению и вину. После армии каких трудов тебе стоило найти ему работу! Главной проблемой стало то, что Каве в работу не вкладывал силы по-настоящему. Затем уперся насмерть: на счастье, мол, или на беду, но хочу жениться только на этой девушке! Не то чтобы Марьям не заслуживала доверия – проблема в том, что самому Каве невозможно было доверять. Но он все-таки настоял на своем и женился на ней, и ваши трудности возросли на порядок. Жена Каве – специалист и работает в офисе. А раз так, то ответственность за их дочь легла на плечи твоей жены. Покормить малышку, уложить спать, сделать прививки – в общем, всё от прорезания зубок до детских болезней, до врачей и лекарств. Лишь недавно – то бишь после твоего инсульта – Баран отдали в детский сад. А теперь у Каве возникли новые проблемы – пожалуй, что серьезные.

Супруга входит в комнату, в руках – кружка с соком сладкого лимона. По лицу ее видно, что она беспокоится. Вместе с тем она всегда заботится о тебе, словно богиня-мать. Она кормит тебя с ложечки как образцовая сиделка, не устает пичкать лекарствами. Ее снежно-белые руки подсовывают под тебя утку и опорожняют ее, когда ты сходишь и по-большому, и по-малому. Каждый день она по-матерински поворачивает тебя на бок, чтобы обработать твою спину детским тальком – от пролежней. Ставит тебе клизмы и до капли вкачивает в тебя весь положенный объем разведенного касторового масла – чтобы в кишках твоих от запоров не началась патология. Регулярно, обращаясь как с животным, пребывающим в состоянии невинности, она тебя раздевает догола и моет твое тело с мылом и мочалкой, чтобы в доме не было тяжелого запаха. Всё это она проделывает с такой сверхчеловеческой тщательностью, что твое тело каждый раз от стеснения и стыда покрывается потом.

Она подносит кружку с лимонным соком к твоему рту. Взглядом и движением головы ты спрашиваешь у нее: «Что случилось? Чем ты встревожена?» Отвечает:

– Ничего особенного.

Ты хмуришься и не отводишь от нее взгляда, как бы настаивая: «Скажи правду».

Супруга убирает со своего лба непослушную прядь волос и отвечает:

– Нет, ничего! Каве был у ростовщика, занял денег. Марьям беспокоится: зачем это? Вообще, для чего он достает эти деньги? В общем, известное дело…

Ты говоришь, хотя и с большим трудом, гримасами, языком знаков:

– Опять, что ли?..

– Не знаю, – отвечает она. – Помоги Аллах!

Опять ты взглядом спрашиваешь:

– Всё еще-?..

Она смотрит на тебя горестно. И ты внушаешь ей движением головы: «Нужно… думать». – А из ее глаз катится слезинка.

Ты хотел бы очень многое выразить, многое сказать – но не можешь. Сил у тебя больше нет. А ты хотел бы, чтобы она поняла: это – наследственная, неизлечимая болезнь. Это судьба, которую навязали сыну предки. Хотел бы сказать, что есть в жизни вещи, похожие на питье сладкого лимонного сока: если их вовремя не сделать, последствия будут горькими, неприятными. Хотел бы спросить ее: почему тебе не нравится гранатовый сок? Или почему…

Слеза катится из твоего глаза тебе на шею; и в горле комок.

– Мы так не договаривались!

Она берет салфетку, вытирает твои слезы и приглаживает твои волосы.

– Завтра что у нас, ты помнишь?

Ты с трудом киваешь… Разве можешь ты забыть годовщину вашей свадьбы?

– Надо нам обоим немного принарядиться…

Ты улыбаешься – вкривь и вкось. Не горестно и не радостно, а словно инвалид от рождения…

Понемногу начали появляться разбежавшиеся солдаты-дезертиры. Несчастные и оборванные, похожие на изможденные привидения, они брели по старинному Хорасанскому тракту. Усталые, голодные, еле тащились; некоторые залезали в сады и огороды, другие просили милостыню. Сжалившись, люди давали им хлеба или еще чего-нибудь, другие, наоборот, издевались над ними.

Салар-хан позвал Султана-Али.

– Слушай меня внимательно. Завтра утром пойдешь на шоссе и будешь караулить дезертиров-солдат. Как появятся, заворачивай их сюда, сколько бы их ни было. Понял, что я сказал?

– Слушаюсь, ваше высочество! Осмелюсь спросить, если они скажут друг другу: этот, извините, мужик неотесанный, какое ему… Не хочет ли он нас, как бы сказать…

– Не хочет ли он нас ограбить или напасть на нас? Тьфу, опять ты меня перебиваешь, паразит!

– Я не имел намерения, господин!

– Знаю. Ты никогда не имеешь намерения. Ты вообще на свет родился без всяких намерений, живешь без намерений и помрешь точно так же.

Мирза-хан с высочайшим, падишахским выражением лица аккуратно отвернулся от мангала, а Салар-хан продолжил:

– Скажешь им: у помещика к вам есть дело. И точка на этом.

– А если не пойдут, тогда что? – А если не пойдут, то к черту все. Короче, ступай и выполняй то, что я сказал!

На следующее утро Султан-Али ушел из имения, а к полудню вернулся с тремя жалкими солдатиками, один другого несчастнее: форма замызганная, животы подведены, лица измучены.

Ханум ханума распорядилась, и солдаты вымыли свои вонючие, загнившие ноги в отделении бассейна для мытья ног; после этого их допустили в особняк. Салар-хан сидел на своем обычном месте, развалившись на подушках, глядел на всё сразу и ни на что в отдельности. Чуть поодаль присел и Считай-Ворон. Солдаты поздоровались, поклонились и сели рядком вдоль стены. Из уст Салар-хана раздался только один звук: «с» из слова «салам». Как и его отец, он словно бы стеснялся произносить такое. Не то чтобы он у кого-то научился этому – таким он родился: поведение Саларов было полностью инстинктивным, как, например, у горных козлов.

– Мы в вашем распоряжении, господин! – это сказал один из солдат, с язвой, «алеппским прыщом» на лице.

Салар-хан прикрыл глаза и, кивнув, ответил:

– Времени для разговоров у нас будет много. А для начала – покушайте!

Солдаты переглянулись и сглотнули слюну. Увядшие яблоки их кадыков запрыгали вверх и вниз, как реальные яблоки, упавшие в реку.

Султан-Али в гостевом доме раскинул нарядную скатерть. Шабаджи и ее дочь Сакине сновали в кухню и обратно, подавая Султану-Али подносы с едой. Да какой едой! Запах жареной баранины наполнил всю усадьбу. Подавался и плов с мясом и изысканной приправой, и жареное мясо с зеленью, и хорэш[25], и разные соленья и маринады, и кислое молоко, и свежие овощи с зеленью, и барбарисовый напиток-шербет, и большой котел с овечьим дутом[26]…

У солдат ручейками потекли слюни. После приглашающего жеста Салар-хана они кинулись в атаку и начали глотать еду. Стало ясно, что оголодали они не после нападения на Иран союзников, а это было их, можно сказать, состояние от самого рождения. Начали они, конечно, с атаки на мясо. Пучками хватали зелень и отправляли ее в рот. Желания и времени жевать у них не было: глотали всё прямо так, не прожевывая. В мгновение ока тарелки с пловом и миски с хорэшем опустели. Когда они насытились – так сказать, под завязку, – они прислонились к стене, словно наполненные бурдюки. Веки отяжелели, и сил разговаривать у солдат не было. Салар-хан, довольно улыбаясь, вышел из комнаты.