Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шазде стоял возле военной палатки и постукивал тростью по голенищу своего высокого сапога. Он принял решение извести под корень всю породу этих клопов-вредителей. И вот уже несколько дней его босые и черные от загара крестьяне-арендаторы по его приказу обшаривали холмы и ущелья в поисках этого клопика: мелкого насекомого, которое девять месяцев в году проводит на горах, в зарослях кустарника, но по весне хищно атакует поля, причиняя огромный ущерб будущему урожаю. Особенно вредны самки, которые спариваются прямо здесь, на посевах, и откладывают яйца на стеблях пшеницы и ячменя. Круглые прозрачные яички, похожие на бусинки четок.
Вредитель этот поистине вывел шазде из себя. Каждый год тучи его наползали на поля, в результате и хозяйский, и крестьянский урожай многого не досчитывались. В некоторые годы вообще оставались без урожая, отсюда – голод. И вот шазде, полный веры в умственную мощь своих предков, составил план тотального уничтожения клопа во всём районе. Это была свежая мысль, никогда раньше не приходившая в голову сынам человеческим. По его приказу каждый крестьянин должен был сдать два сира[22] вредителя. Таким образом популяция клопа сильно уменьшится, и он не сможет наносить вред полям.
К шазде подошла женщина с девочкой лет десяти-одиннадцати, с миткалевым мешочком с трупиками насекомых – на взгляд, не больше одного сира. Предъявив свой мешочек, женщина взмолилась:
– Ваше высочество, я с моей сироткой-дочерью уже сколько дней лазаем по горам, по холмам, вот сколько собрали этой гадости. Но у нас сил больше нет. Отпустите меня, ребенок грудной дома.
– Вы еще хуже этих вредителей. Зачем мы, по-твоему, лазаем тут по горам и холмам? Для блага вас же, арендаторов чертовых, чтобы от голода вас спасти. Это что, мне только нужно – для хозяйских полей – с ними бороться?.. Иди и работай, и не пой мне песни о сиротках некормленных!
– Ваше высочество, поглядите на эту девочку. Она от голода идти не может.
Жгучий взгляд шазде остановился на лице девочки, и настроение его изменилось. Он взял у женщины мешочек и, не взвешивая его, бросил в сундук. Потом достал из карманчика своего лапсердака золотую монету – ашрафи – и вложил ее в ладонь женщины, и сказал ей:
– Это калым за твою дочь. Плюс к этому еще пять баранов. Клопа вам больше собирать не надо. Иди и готовься к свадьбе. Главное, накорми ее, чтоб довольна была. Вечером на пятницу пришлю к тебе человека, заберет ее. Поняла, что сказал?
Женщина, не веря себе, зажала в кулачке золотую монету, ответила:
– Всё, что вы прикажете, ваше высочество! Эта девочка – ваша рабыня.
И она взяла девочку за смуглую симпатичную ручку и повела с собой, чтобы как можно скорее всё это обделать. До вечера пятницы оставалось два дня. Нужно было сбегать в город и купить всё необходимое. Девочку помыть в бане и отдать наряжальщице. Да и о своем доме и своей жизни подумать. С тех пор, как ее муж, кяризник – специалист по рытью подземных каналов – погиб, задохнувшись в одном из них, ее дети досыта не ели.
– Спасибо Тебе, Аллах! Гляди, как шазде расщедрился на приданое этой сиротке!
Пятничным вечером сам шазде прибыл в особняк, и вот он в главном зале перед украшенным лепкой камином наедине с этой крохотной малолетней девочкой, больше похожей на куклу из хлопка, чем на невесту. На ее ручках красные пятнышки: следы жестокой борьбы с насекомым-вредителем, которое оставляет эти пятна, похожие на краску хны, с трудом смываемые.
Ночь вышла одной из тех ночей в жизни шазде, за которые ему было стыдно. Быть может, потому, что все его мысли были об этом вредном клопе. Он не желал быть побежденным этим мелким проклятым насекомым, но оно превратилось в его еженощный кошмар. После недель прочесывания гористой местности все его крестьяне сдали ему лишь два с половиной кило этой злыдни. Уничтожили тысячи тысяч насекомых, а всё равно кусты и поля были ими полны. Зря он не прислушался к словам Феридуна-мирзы, это был человек, учившийся в Дар-уль-Фунун[23]. Тот сразу ему сказал, что убивать вредителя бесполезно. Ведь каждое яичко содержит сотни зародышей.
– Вы что, считали их, – спросил он шазде, – что собираетесь по одному их уничтожить?
Шазде его слова не хотел слышать – и не услышал, и было то, что было. Весной вредитель агрессивнее, чем прежде, накинулся на поля, точно хотел отомстить за попытку его тотально уничтожить, – и теперь не оставил вообще ни одного нетронутого колоска. Шазде заболел от расстройства, он не мог смириться с мыслью, что горстка насекомых, вес которых не больше плевка, нанесла ему поражение. Но ничего теперь было не поделать. Он стал всеобщим посмешищем. Честь его, доверие к нему были потеряны, и ничего ему не осталось, как сесть за письменный стол и каллиграфическим почерком написать для издаваемой им ежедневной газеты: «Мы распорядились, чтобы наши крестьяне полунагие, страдающие от голода и неурожая – уничтожили клопа-вредителя; но всё, что мы получили в качестве результата, составило около полумана[24] мертвых насекомых! Однако наверняка в этом деле есть мудрость, которую никто не постигнет, кроме Аллаха – Господа миров, и не подобает нам, Его посрамленным рабам, излишне любопытствовать, вопрошая: почему вредному клопу отдан на расхищение хлеб насущный наших крестьян?»
Он написал правду. Однако эта бессмысленная тотальная война принесла ему и один полезный плод, а именно – то, что он сделал своей временной женой эту смуглую изящную девочку. Девочку, ставшую в конце концов женщиной и родившую ему сына – да еще с золотистым чубчиком. Однако после родов, несмотря на то, что в ее комнате повесили связку лука, она занемогла, печенки ее надорвались, и бедная женщина умерла в юные годы. А труд выхаживать ее сыночка достался Ханум хануме, которая и стала ему настоящей матерью. И натерпелась же она с ним, то доставая ему молоко, то выкармливая его миндальным киселем и сахарной пудрой, то обманывая его тряпичным рожком – но спасла ему жизнь и заставила шазде нанять ему кормилицу. А сколько потом было бед и борьбы с тифом и скарлатиной, и с лихорадкой, и опять спасла его и вытащила из небытия. В итоге еще увеличилась ее затаенная злоба против шазде. Ведь он не только привел новую жену на ее голову, но и обременил ее ребенком этой женщины. И ни разу он даже походя не поблагодарил ее за это. А зачем? Ведь он гораздо больше озабочен был воспалением собственной грыжи…
Считай-Ворон летную форму не снимал, но как будто бы и уезжать не собирался. Расхаживал по имению и, сколько бы брат ни спрашивал его «что случилось?» – отвечал лишь уклончиво. Но Салар-хан не хотел терпеть неясности.
– Мне нет дела до того, где ты был все эти годы и с кем был. Но я хочу знать: почему ты взял военный самолет и пригнал его в наше захолустье? В шахской армии что – дисциплины вообще нет? Завтра наступят последствия, а я ничего не знаю? Скажи мне правду: что случилось?
Салар-хан в конце концов так его прижал, что тот, вне себя, раскричался:
– Шахская армия умерла… В один день перестала существовать… Все эти «на караул!» и маневры, и построения, и утренние и вечерние поверки, и парады, и погоны, и звания, и воинская доблесть – всё это в один день превратилось в дым и улетучилось!
– Ты говори толком, я не понимаю: что произошло?
Рыдания вырвались из горла летчика. Говорить он не мог. Точно ощипанная курица вдруг забила крыльями во дворе.
В казарме аэродрома «Кале-морги» люди отдыхали и вдруг услышали гул нескольких самолетов в небе и выскочили на улицу. Русские самолеты свободно кружили вверху и сбрасывали на город листовки; в них говорилось о том, что советские и британские войска вступили на территорию Ирана с целью ограничения влияния в Иране нацистской Германии; обещалось также улучшение жизни иранских рабочих и крестьян.
Летчики сломя голову бросились к командиру авиабазы, требуя разрешения поднять самолеты для борьбы с врагом. Но разрешения он не дал, сославшись на то, что нет приказа от главного командования. Как ни настаивали молодые летчики – всё было бесполезно. Им оставалось стоять и наблюдать за полетами вражеских самолетов. В конце концов они взбунтовались и заперли командира в его кабинете. Потом Считай-Ворон и еще один летчик быстро подготовились к взлету. Но когда они поднялись в воздух, советских самолетов и след простыл.
Считай-Ворон там, в воздухе, был в растерянности: что теперь делать? Если вернется, то его наверняка отдадут под трибунал и жестоко накажут. А больше лететь было некуда. Тогда он пришел к мысли полететь в город его предков и там переждать, пока пройдет гроза. При этом по крайней мере самолет не достанется противнику, а он увидит своих родственников после многих лет разлуки. Дело дерзкое, на которое только и способен был член их семьи.
- Последний автобус домой - Лия Флеминг - Зарубежная современная проза
- Наблюдающий ветер, или Жизнь художника Абеля - Агнета Плейель - Зарубежная современная проза
- Сейчас самое время - Дженни Даунхэм - Зарубежная современная проза
- Лето без тебя – не лето - Дженни Хан - Зарубежная современная проза
- Комната кукол - Майя Илиш - Зарубежная современная проза