И вот как я все это проделывал.
В рукавах своего смокинга, специально сшитого для этих целей, я прятал четыре девятки, а с ними еще полено. Поленом мы называем десятку или какую-нибудь картинку. Потом, переходя от стола к столу, я выслеживал банк в пару десятков тысяч франков. И ставил — всегда стоя. Причем, самым что ни есть изысканным манером. Если я выигрывал, то клал себе в карман тысяч двадцать франков, не меньше. Если же проигрывал, платил, сколько с меня причиталось, цедя сквозь зубы: «Играю дальше». И вот тут-то, убедивши банкомета в своей добропорядочности, я мог позволить себе подменить две сданные мне карты теми, что были припасены у меня загодя.
Я был шулером семь лет, с 1917-го до 1924-го — и за эти годы сколотил себе состояние в четыре миллиона франков.
Конечно, не бог весть что — но для меня целое богатство.
Вы спросите, а как складывалась моя частная жизнь?
Безупречно, другого слова не сыщешь.
Помимо азартных игр, ни разу не надул никого ни на сантим и, Бог свидетель, очень этим горжусь.
Постоянная опасность оказаться за решеткой лишила меня радости создать семейный очаг. Я поклялся себе, что никогда не заставлю ни в чем не повинную женщину или детей, которые могли бы появиться на свет, краснеть от стыда, признавая меня мужем и отцом. Я сдержал свою клятву — и теперь не устаю благодарить судьбу, что у меня хватило на это духу.
Мне случалось вращаться в разных кругах — и в высшем свете, и на самом низу. Честных мужчин везде не густо, а уж женщин порядочных и вовсе с огнем не сыскать. Вспомнить хотя бы эти незабываемые партии в покер — ах, вот уж где есть что рассказать!
Попробуйте посадить за один и тот же обтянутый зеленым суконцем стол политика, юношу из хорошей семьи, молодящуюся дамочку и профессионального шулера — и не исключено, что через час-другой шулер ваш останется без гроша за душой!
Хотите, чтобы я рассказал вам про своих подружек?
Ах, все они были как две капли воды похожи друг на дружку, так что описать одну все равно что описать всех скопом.
Я говорю описать — потому что перечесть их было бы весьма затруднительно!
Одно могу сказать наверняка: ни с одной из них мне и в голову не приходило откровенничать насчет истинного источника своих доходов.
Данная мне от природы способность сочинять всякие немыслимые истории оттачивалась, таким образом, на этих подружках-однодневках.
Мне даже случалось неоднократно познавать их — да простят меня за это вульгарное выражение — не будучи узнанным ими ни разу. Ведь за семь лет я пять раз менял гражданство, четырнадцать раз имя и девять раз внешность. Я был русским, англичанином, немцем, испанцем, армянином. Был герцогом, маркизом, полковником, доктором, промышленником, отставным министром. Каких только причесок я ни делал, какие бороды ни отпускал, каких причудливых усов ни носил.
И коли уж сегодня я говорю все как есть, то поделюсь и своей тайной, иначе говоря, почему меня так и не удалось взять с поличным по шулерскому делу, почему у меня ни разу не было серьезных неприятностей.
Весь секрет в разнообразных обличьях, какие я принимал, всевозможных фальшивых паспортах, какие заимствовал, — и пользовался ими с единственной целью: направить по ложному следу полицейских ищеек.
Прекрасно зная, что люди по-настоящему «видят» вас лишь тогда, когда вы пытаетесь скрыться, я изо всех сил старался выставить напоказ, буквально мозолил им глаза, заставляя запомнить все «свои» обличья до единой черточки — за исключением тех, что даны мне от природы, кроме моей собственной внешности — и ни разу не занимался шулерством иначе, как со своим истинным лицом и под своим настоящим именем.
И вот как я все это проделывал.
Будь то в Виши, в Каннах или где-нибудь еще, свой первый выход в игорный зал я совершал, прикрыв голову безукоризненным париком и украсив физиономию парой восхитительных усов — и в таком виде слонялся от стола к столу с бегающим глазками мошенника, явно замышлявшего нечто предосудительное. Меня тут же замечали и держали под неусыпным наблюдением. Порой приходилось ломать эту комедию добрый час — после чего я внезапно покидал игорный зал.
Потом, минут через десять, разгримировавшись, освободившись от парика, накладных усов и прочих причиндалов, я возвращался туда в своем нормальном обличьи, и уж тут наконец мог «работать» в полной безопасности.
Глава последняя
Конец одного шулера
Однажды вечером в Экс-ле-Бэн вхожу я часам к одиннадцати в игорный зал, а в рукавах у меня полным-полно червонных, пиковых, трефовых и бубновых девяток.
Случилось это десятого июля 1924 года.
Роковой, незабывамый день!
За два дня до этого я «выиграл» в Эвиане пятьдесят тысяч франков и в тот вечер был исполнен решимости удвоить куш.
Народу — яблоку негде упасть. Духота, дышать нечем. Игроки возбуждены, на взводе, в воздухе будто грозой пахнет. Короче, обстановка лучше не придумаешь.
Слоняюсь с сигаретой в зубах от стола к столу, руки в брюки, ушки на макушке, вроде бы никуда не гляжу, но все вижу и ни на минуту не спускаю глаз с соглядатаев. На самом же деле пытаюсь высмотреть, где играют всерьез, на сумму, которая бы соответствовала моим честолюбивым замыслам.
Пару минут спустя слышу у себя за спиной:
— Банк тысячу двести луидоров!
Боком проскальзываю меж двух дородных дам и заявляю:
— Иду ва-банк.
— Ва-банк! — объявляет крупье.
Лицо человека, который метал банк, было скрыто от меня абажуром, однако я видел, что он сдавал карты левой рукой, как случается порой, когда правая занята каким-то другим делом. Прием, по правде сказать, чреватый весьма опасными последствиями.
«Похоже, мы тут среди своих», — подумал я про себя.
По-быстрому приготовил одну из своих девяток — потом наклонился и увидел долговязого мужчину, тощего, лет сорока от роду, кавалера ордена Почетного легиона, и к тому же однорукого.
— Шарбонье!
Тот самый человек, что спас мне жизнь семнадцатого апреля 1914-года!
Спроси меня кто-нибудь пятью минутами раньше: «Сможешь ли ты узнать в лицо Шарбонье?» — я бы ответил: «Да ни за что на свете». Я ведь и видел-то его всего раз, уж десять лет тому, и в сущности сам не знал, что черты его навсегда запечатлелись в моей памяти.
Стоило мне увидеть его лицо, эти выдающиеся скулы, этот острый, словно лезвие ножа, нос, мне показалось, что это вовсе не он, а скорее воспоминание о нем, которое вдруг возникло у меня перед глазами. Ведь согласитесь, бывают в жизни видения, которые кажутся куда правдоподобней, чем самая реальная действительность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});