Читать интересную книгу Золото Серебряной горы - Алла Озорнина

— Поспеваю, — отозвался Петька, на всякий случай, приготовившись слушать очередную порцию кошмаров. Теперь он понял: рассказы-ужастики и книжки из серий «Страшилки» или «Мурашки по коже», не стоящие никакого внимания, мелочи. К тому же выдуманные писателями. Но когда в нескольких шагах от тебя гремят кандалами призраки и издают душераздирающие вопли…

— Так вот, — продолжал Геннадий Борисович. — Примерно месяц тому назад, а может, чуть раньше, два наших горных инженера, Георгий и Григорий, решили сходить к Серебряной горе, чтобы развеять вздорные, как им казалось, слухи. Пошли они днем, и с концом.

— Как — с концом?

— Ну больше с тех пор их никто не видел.

— А их искали? — спросил Петька, к этому времени почти полностью переключившийся на новый рассказ учителя.

— Разумеется.

«Ну и делишки творятся в этих местах, — подумал Бумажкин. — Вот тебе и «островок российского благополучия». Да до такого, пожалуй, сама бы Агата Кристи не додумалась».

Воспоминание о книге, прилипшей ко дну сумки, вызвало у Петьки приступ тревоги. «А может это она притягивает в мою жизнь такие кошмары? — пронеслось в голове. — Впрочем, вряд ли. Все это началось еще до моего появления здесь. Хотя, конечно, неплохо бы на время расстаться с этой сумкой. По крайней мере, не таскать ее за собой, как это приходится делать вот уже третьи сутки».

Размышления Петьки прервали слова Геннадия Борисовича.

— Это еще не все. То, что ты сейчас узнаешь, имеет некоторое отношение к тебе.

«Ну, этого еще не хватало!» — подумал Петька.

— Дело в том, что вместе с Георгием и Григорием должен был пойти и твой родственник, Михаил Дмитриевич. Мало того, именно он и подговорил их пойти на старый рудник и проверить, что же все-таки там творится.

— И почему же он не пошел? — спросил Петька, чувствуя, что хотя и не знаком с дядей Мишей, все же ему не очень-то приятно было бы узнать о нем что-либо не очень хорошее.

— В самый последний момент его разбил радикулит.

«Да что же это за человек такой? — недоумевал про себя Бумажкин. — Пишет одно, а на деле совершенно другое. Рудник, мол, развивается, работает, да даже не один, а два, живем, как при коммунизме, зарплату платят исправно, преступности никакой. А на деле — люди уже несколько лет денег не видят, один рудник почти не работает, в другом — души замученных стражников беснуются. Горные инженеры, что восемьдесят лет назад, что сейчас, куда-то исчезают. И обо всем этом — ни слова. Скорей бы увидеть этого родственничка, что ли. Впрочем, не удивлюсь, если и фотография, которую он прислал, не его, а какого-нибудь соседа. Да и про ботанический сад, наверное, напридумывал. Итак ясно, что фигня все это!»

Теперь вокруг было тихо, спокойно, и Петька постепенно пришел в себя. Лес остался позади, и перед путниками раскинулась белая бескрайняя равнина.

— Ну вот, почти пришли, — облегченно вздохнул Геннадий Борисович. — Благодатный на горизонте. Сейчас только через поле перейдем.

— Где Благодатный, где? — спросил Петька и напряженно всмотрелся в даль. Он, конечно, не ожидал увидеть праздничную иллюминацию поселка, о которой так красочно писал дядя Миша, но по крайней мере должны же быть хотя бы единичные огоньки…

— Да вон, вон! — с воодушевлением воскликнул учитель и показал рукой совсем в другую сторону. — Хоть бы сегодня электричество не отключили, что ли, — уже без особого энтузиазма добавил он, — а то в последние два года в основном только при свечах и живем.

«Отпад!» — подумал Петька и изо всех сил напряг зрение. Наконец, с большим трудом он рассмотрел вдалеке большое темное пятно.

— Там?

— Ну конечно! — радостно закивал Геннадий Борисович. — А вот еще вглядись, видишь самое темное место? Это Америка. То, что посветлее — Индонезия. И совсем светлое — Индия.

Ничего такого не увидел Петька в темнеющем вдалеке пятне, но снова вспомнил услышанный в поезде разговор, и ему многое стало ясно.

— Это что, у вас районы так называются? — все же решил уточнить Бумажкин.

— Не официально, конечно. Просто жители поселка, не знаю почему, их так окрестили. Возможно, сказалась подспудная тяга к путешествиям, к знакомству с новыми странами.

Геннадий Борисович с нескрываемой гордостью, не отрываясь, смотрел на раскинувшийся вдали Благодатный.

«А что, дядя Миша прав, — подумал Петька, — по освещенности с этим поселком действительно ни один город в мире не сравнится. В том числе Нью-Йорк и Лос-Анджелес».

Глава 7. Дядя Миша

Буквально пятнадцать минут спустя путники уже бодро шагали по поселку Благодатный. Петька ощутил, что у него появилось второе дыхание и от усталости не осталось и следа.

На улице не горел ни один фонарь. И если бы не огромный месяц над головой, то, пожалуй, и в двух метрах ничего не было видно. Сквозь неплотно закрытые ставни просачивался желтоватый свет.

— Ну вот и пришли, — сказал Геннадий Борисович, останавливаясь у одной из калиток. Залаяла собака. — Сабля, свои! — прикрикнул учитель и изо всех сил закричал: — Дмитрич, а Дмитрич, открывайте! Я вам радость привез. — Скрипнула дверь. Из темного проема послышался бодрый, почти молодой голос:

— Геннадий Борисыч?

— Да, я!

— Прибыл?

— Ну да!

Над крыльцом зажглась тусклая лампочка, и Петька увидел, как с него стремительно сбегает высокий сухощавый мужчина в полушубке.

— Сабля, свои! — гаркнул он на не перестающую лаять собаку, выскочил на улицу и сгреб учителя в охапку. — Ну, какое место занял? — секунду спустя, отойдя в сторону, спросил он.

— Первое, Дмитрич, первое!

— Ну вот, а я что говорил! А ты ведь не верил!

Дядя Миша, словно ребенок, бегал вокруг Ильина, радовался, заглядывал ему в глаза, махал руками. Петька, незамеченный родственником, и, видимо, забытый лучшим учителем страны, сиротливо жался к забору. Ему было обидно и одиноко. И зачем только перся в такую даль?

— Я так и знал, Борисыч, что так будет! — продолжал восклицать дядя Миша. — Да что же мы на улице-то стоим, пошли чаевать!

— Какое чаевать, у меня уроки с утра, — ответил учитель. («Да что же он на самом деле обо мне забыл, что ли?» — с досадой подумал Петька). — Да и пришел-то я вовсе не для того, чтобы похвастаться первым местом. Я вам, Дмитрия, родственника привез.

— Какого еще родственника? — насторожился дядя Миша. — Никаких родственников у меня здесь нет!

— Нет, вы ошибаетесь, — сказал Ильин, в недоумении оглядываясь по сторонам. — Петя, где ты?

Петька отошел от забора и приблизился к дядьке.

— Постой, постой, — сказал тот, склонившись над Петькой, который оказался ему как раз по грудь, — а ну-ка… Петька, что ли? Бумажкин?

Петька даже глазом моргнуть не успел, как родственник, словно малого ребенка, поднял его вверх и, запрокинув голову, вглядывался в его лицо. Петьку уже лет десять так никто не держал, ему стало неловко и он задрыгал ногами. «Видел бы кто из одноклассников, — пронеслось в голове, — засмеяли бы».

— Ну точно как на фотографии! — воскликнул дядя Миша. — Один в один!

Бумажкин про себя то же самое отметил: дядя Миша как две капли воды был похож на присланные им снимки. Стало быть, свои фотографии отсылал, не соседа.

— На отца похож, — заключил дядька, опуская Бумажкина на землю. — Только вот росточком-то больно мал. Не в нашу ты, Бумажкиных, породу, не в нашу. — И безо всякого перехода спросил: — А где же твой чемодан?

Петька молчал. Ему казалось, что с тех пор, как дядя Миша признал в нем родственника, он, Петька, попал в бурлящий поток, в котором потерял всякую способность соображать. Геннадий Борисович молча протянул Петькину сумку. Дядя Миша легко, словно пустую авоську, закинул ее за спину и пошел к дому, увлекая за собой Бумажкина.

— Ну спасибо, Борисыч, вот это радость, так радость! И кто бы мог предположить? Я вот все думал: чего это мне последние три ночи степной орел снится? А это, оказывается, ко мне московский орел летел! Сабля, да свои же!

Они уже были у крыльца, когда Петька вспомнил, что на нем же чужие вещи.

— Геннадий Борисович! — теперь уже он закричал. — А ботинки, а куртка! Когда мне их вернуть?

— Встретимся завтра! — послышалось из-за калитки.

Петька хотел спросить, где и во сколько, но в это время дядя Миша открыл перед ним дверь и втолкнул его в темноту. Петька с разбегу налетел на какую-то бочку.

— Тьфу ты, забыл предупредить, тут же капуста квашенная, мы-то привычные, обходим…

«Кто это — мы?» — подумал было Петька, но в это время распахнулась вторая дверь и он оказался в большой просторной, чисто побеленной кухне. У окна стояли давка и стол, у стены громоздился большой неуклюжий стол.

— Раздевайся, Петьк, чувствуй себя как дома!