Читать интересную книгу Толпа - Эдвардс Эмили

— А что происходило в это время сорок два года назад, а, Сара? Мы уже приехали в больницу? — спрашивает Дэвид.

За этим предсказуемо следует вечный спор о том, какой ребенок родился в какое время суток. Брай, как всегда, старается весело улыбаться, но у нее словно гиря на сердце.

— Нет-нет, это была Брай, а не Мэтти, она родилась в три часа ночи, вот почему она до сих пор сова, — говорит Сара, улыбаясь тому, как хорошо она знает свою дочь.

Брай и не думает ее поправлять: она уже много месяцев не ложится позже двенадцати.

В какой-то момент Альба придвигается к Мэтти, который выпрямил руку и положил ее на подлокотник кресла. Она смотрит ему в лицо и спрашивает:

— Хочешь поделжаться за луки, дядя Мэтти?

Но прежде, чем Альба успевает ухватиться пухлой ручкой за крупную ладонь своего дяди, Брай вскакивает и оттаскивает дочь в сторону. Она слишком хорошо знает, как резко Мэтти может сорваться.

Вскоре Альбе становится скучно, и она начинает рыбкой извиваться у Брай на коленях. Дэвид уводит ее на поиски тарелок, салфеток и ножа для праздничного торта, который Сара испекла вчера вечером. Виктория наклоняется к Мэтти и спрашивает:

— Мэтью, мама сейчас причешет тебя, правда, здорово?

Она медленно снимает с него шлем. Мэтти не отрывает глаз от радио, делая вид, что ничего не происходит. Когда его спрашивают во второй раз, он все же дергает пальцем в направлении собственной макушки — иного одобрения Саре и не нужно. Она медленно достает из сумочки детскую расческу с мягкими щетинками и аккуратно придвигается к сыну. Волосы у Мэтти длинные, до плеч, — их не стригут коротко, потому что процедура причесывания его успокаивает. У него такие же шелковистые каштановые волосы, как у Брай, Джесси и Альбы, — единственный намек на родство. Когда Сара мягко кладет заботливую материнскую руку на голову сыну, она улыбается ему так, словно любить его — это самое простое на свете. Брай задумывается: стала бы она, смогла бы она так же беззаветно заботиться о дочери, если бы Альба утратила все, что делает ее Альбой? Ответ — «я не знаю» — пугает едва ли не больше, чем гипотетический вопрос.

Так они и сидят втроем, в молчании. Брай и Сара наблюдают, как расческа плавно скользит по волосам Мэтти, придавая им блеск, в то время как лицо Мэтти не выражает ничего. Несколько минут он остается спокоен, и Сара поворачивается к Брай, чтобы вполголоса спросить:

— Ты уже говорила с Джесси?

Брай кладет ногу на ногу и скрещивает руки на груди.

— Да, мам, но недолго, я не хотела ее грузить.

— Она сказала, приходили ли уже письма из приемной врача? Они станут на нее давить, если она до сих пор не записалась на прием.

Сара умудряется говорить мягко, продолжая ритмичные движения, чтобы не потревожить Мэтти. Неужели она спланировала весь этот разговор?

— Давай поговорим об этом позже, мама…

— Нет-нет, дорогая, нужно обсудить это сейчас, Альба и папа скоро вернутся.

Сара закончила причесывать Мэтти, и он снова возится с радио. Иногда Брай завидует его отрешенности. Сара поворачивается к Брай.

— Она не хочет говорить со мной об этом, Брай. Она моложе тебя и не понимает, насколько это важно, не понимает, почему я не могу просто сидеть и молчать. Я не могу и не буду подвергать риску своих внучек, я не позволю, чтобы вы прошли через то же, что и мы с папой.

«Не только вы с папой», — думает Брай, но ей тут же становится стыдно.

— Она ведь так не сделает, Брай? Скажи мне, что она не поведет Коко на уколы.

Сара, как и подруги Брай Эмма и Роу, предпочитает более агрессивное слово «укол», а не «прививка» или «вакцинация».

Брай нечем обнадежить мать, поэтому она просто обнимает ее. Она знает, что часть ее матери навсегда осталась в лете 1978 года, когда Мэтти, здоровому шустрому малышу тринадцати месяцев от роду, сделали прививку от кори, и часть ее сына умерла. Сара выскальзывает из объятий; она не из тех, кого можно задобрить таким образом.

— Ты должна сказать ей, что инъекции частиц вирусов и бактерий не создают такой же иммунитет, как в природе…

— Я знаю, мама.

— У некоторых людей они вызывают аномальную иммунную реакцию — как у твоего брата и, очень вероятно, у Альбы и маленькой Коко, — которая приводит к неврологической дисфункции. И я говорю не просто про аутизм, Брай, я говорю про длительный иммунный сбой, когнитивные нарушения, рак и другие вещи, которые могут проявиться уже в подростковом возрасте. По какой-то причине наша семья плохо переносит уколы. Вспомни тетю Лу с ее астмой или моего бедного папу с болезнью Крона. И то и другое явно из-за вакцин.

— Да, мама.

Брай не хочет показаться черствой, но она уже сотни раз слышала все эти истории. Она не желает слушать их снова, тем более сейчас, когда они сидят и смотрят на то, что осталось от ее брата.

— Смотли, мама! Шоколад!

Альба обгоняет дедушку и радостно пританцовывает с куском шоколадного торта на блюдце. На щеке у нее уже красуется коричневое пятно. Увидев дочь, Брай с облегчением отворачивается от руин своего детства и на некоторое время оставляет их позади.

По пути домой Альба ведет себя непривычно тихо. Она даже не сопротивляется, когда Эш несет ее наверх принять ванну, а просто вяло висит у него на руках. Из ванной комнаты не доносится обычного смеха и болтовни. Брай поднимается наверх, когда Эш закутывает дочку в полотенце, и видит, как на глазах у той выступают слезы. Эш молча отходит в сторону — он знает, что Брай нужно обнять Альбу и поцеловать ее милую мокрую макушку. Это, отмечает Брай, он понимает. Альба сворачивается в позу эмбриона и изо всех сил прижимается к маме. Когда проходит острый приступ горя, а рыдания сменяются лишь редкими всхлипами, Брай, не переставая качать и целовать дочку, шепчет:

— Я здесь, моя любимая, я здесь. Тебе плохо?

Альба устраивается у Брай на груди, ненадолго закрывает покрасневшие глаза, словно прислушиваясь к себе, и качает головой. Она пристально смотрит на Брай и говорит:

— Когда мы были у дяди Мэтти на дне лождения…

— Да, моя хорошая? — Брай заправляет темный мокрый локон ей за ухо.

— Я сплосила дедушку, почему дядя Мэтти должен жить в этом месте, котолое как больница с длузьями.

Холодный камень в животе у Брай переворачивается. Она слышит, как сзади переминается Эш, но все же кивает, побуждая Альбу говорить дальше.

— Он сказал, когда дядя Мэтти был маленький, ему сделали укол, и ему стало плохо, очень плохо. Дедушка сказал, что после укола маленький Мэтти заболел и совсем забыл, как ходить и как говолить.

Альба тяжело вздыхает, и ее худенькие плечи трясутся. Она смотрит на Эша и качает головой.

— Дедушка сказал, что бабушка не лазлешит делать уколы мне и маленькой Коко, чтобы мы не заболели, как дядя Мэтти.

Она качает головой, и на глаза снова наворачиваются слезы.

Сзади слышно, как Эш бормочет:

— Твою ж мать, Дэвид.

Чувствуя, как у нее самой начинает щипать глаза, Брай пытается снова обнять Альбу, но на этот раз та сопротивляется и не хочет, чтобы ее держали. Она серьезно смотрит на Брай карими миндалевидными глазами, качает головой и говорит:

— Мама, я не хочу быть как дядя Мэтти.

Брай гладит ее по лицу и уже не пытается сдержать слезы. Она прижимает Альбу к себе и шепчет ей на ухо обещания спасти и защитить их обеих, обещания, которые не сумеет сдержать.

Когда Альба засыпает, Брай медленно спускается по лестнице, мимо сделанных профессиональным фотографом черно-белых снимков, где они втроем улыбаются и выглядят просто безупречно. Она входит на просторную кухню. Брай удивляется, увидев Эша, сидящего на застекленной веранде, спиной к двери, за столом на восемь человек. Когда они покупали этот стол, Брай мечтала, что будет принимать за ужином гостей, и все восемь мест будут заняты интересными людьми, но мечта так и не осуществилась. Она думала, что этот дом с его мраморными столешницами и теплыми полами превратит ее в умелую хозяйку, больше похожую на Элизабет, чем на Брай, но и этого тоже не произошло.