пыталась сказать.
– Извините! – до Федора дошло, что он так и не вытащил кляп.
Затем птице-женщина долго старалась отдышаться, ее грудь поднималась и опускалась со свистом, а Федор в это время срывал остатки скотча.
– Сво-о-лочь! – захлебываясь кашлем, произнесла птице-женщина. – Урод! Ненавижу!
Федор оторопел: он-то причем?! Ее глаза стали похожи на два белых туннеля, точно свет дальних фар, и Федор невольно попятился от страха.
– Твою-то мать! – ахнул кто-то.
Федор обернулся: за спиной маячили Полкан и Максимус. Максимус энергично замахал руками:
– Сваливай!
Федор решил последовать совету, но на него напал столбняк.
– Ты, дурень! – крикнул Полкан. – Во что вляпался?!
Максимус схватился за голову.
– Стой! – велела птице-женщина, и Федор повиновался.
Она смотрела прямо на него, и Федор ощутил, как проваливается в бездонный колодец. Все вокруг охватило серебристое сияние, и в этом свете Федор отчетливо разглядел лицо птице-женщины. Ее длинные темные волосы, скрывающие некрасивое птичье тело, крючковатый нос, узкие, плотно сжатые губы. Федору казалось, она обрела над ним странную власть, и теперь все случится так, как птице-женщина пожелает.
Откуда-то издалека донесся знакомый голос: «Сирин, не надо!», но Федор понимал: никто не в силах отменить того, чему суждено произойти. В ушах раздался звон, и Федор начал падать. Мимо на сверхсветовых скоростях проносились звезды, завывал ветер, и сердце Федора то сжималось, то разжималось от страшного и одновременно сладостного предчувствия: сейчас все случится.
Послышалась мелодия. Она не была ни нежной, ни грубой, ни громкой, ни тихой. Откуда-то Федор знал ее, будто код этой песни был вписан в геном Федора, разлился по крови, наполнил легкие. И Федор не мог противиться неизбежному: его время кончилось. А затем неожиданно все стихло, и Федор очнулся. Он по-прежнему стоял перед птице-женщиной, но глаза ее утратили сверхъестественность.
– Уроды, – пробормотала птице-женщина, – все вы уроды, – она с ненавистью посмотрела на Федора. – И ты урод! – набросилась она на Полкана. – Раз с этими связался.
Полкан молчал, как и Максимус. Стояла такая тишина, что Федору сделалось не по себе: еще немного, и произойдет взрыв. А затем птице-женщина обошла Федора, точно препятствие, взмахнула крыльями и тяжело полетела между светлеющими деревьями.
– Повезло тебе, парень, – Полкан хлопнул по спине так, что Федор едва устоял на ногах. – Сирин собиралась песню спеть.
Максимус по-прежнему молчал, а потом произнес одну фразу:
– Пошли в лагерь.
Глава одиннадцатая. Птица Оля
Максима потряхивало: еще немного, и для этого олуха все было бы кончено. А тот идет, как ни в чем не бывало, и слова в свое оправдание не произнесет. Если бы Полкан не проснулся и не сообразил, что Федор куда-то утопал и возвращаться не собирается, при этом забыв рюкзак… Если бы Полкан каким-то чудом не отыскал горе-ходока почти в полукилометре от лагеря… Если бы… Максим с трудом пересилил желание отвесить леща Федору.
– Ты зачем ушел из лагеря? – сдержанно спросил он.
Федор развернулся корпусом и ответил:
– Я не уходил!
– Угу, – Максим подавил раздражение, – тебя инопланетяне похитили.
– Так нет же! – лицо Федора выдало весь спектр эмоций: от обиды до облегчения. – Я в туалет захотел. А когда вернулся, вас не было.
– То есть это не ты, Федя, пропал, а мы? Так выходит? – уточнил Полкан.
– Ну да, – согласился тот. – Я вас звал, а потом услышал шевеление какое-то. Ну и пошел.
Максиму хотелось грязно выругаться, но вместо этого выдохнул: смысл материться? Федор решил помочь, а что после его выручать придется – не подумал.
– Не кипятись, – предостерег Полкан. – Он зов услышал.
– Какой зов? – Они уже вернулись в лагерь, и больше всего Максиму хотелось лечь и урвать от сна пару часов.
– Сирин его позвала, – пояснил Полкан. – Он меченый, они его за версту чуют.
Федор спросил:
– И ты тоже меня чуешь?
Полкан смахнул волосы с лица:
– А ты думаешь, чего я тебя выручать в Ферапонтово прискакал? Думаешь, телепатией обладаю? Нет, Федя. От тебя мертвой водой разит, и сам ты смертью отмечен – ты на пороге. Один неверный шаг и…
Он прошел мимо Федора и Максима и лег на землю.
– Не знаю, как вы, а я спать.
Максим решил последовать его примеру, но Федор задал вопрос:
– А если бы Сирин спела песню, что тогда?
Максим ответил не сразу:
– Ты бы заснул.
– И все? – в голосе Федора прозвучало разочарование.
– И не проснулся бы, – продолжил Максим. – Ни через день, ни через неделю. Так и умер бы во сне. Ну или бы тебя нашли и подключили к аппаратам разным. Только сам понимаешь, это не жизнь.
– Не жизнь, – повторил Федор.
Федор пытался заснуть и не мог: перед глазами вставали трубки капельницы, тянувшиеся к нему, казалось, из воздуха. Вот почему Горелый так разъярился, когда про Сирин вспомнил. Видимо, это Горелый с Иванычем и скрутили птице-женщину, заткнув ей рот. И вроде понятна их злость, но и Сирин Федору было жалко. А еще себя. Если бы Полкан не примчался на выручку, что тогда? Лежал бы сейчас Федор и слюни пускал в вечном сне? Ведь от пения Сирин, как он понял, мертвая вода не помогает. А если живая? Кстати, а это идея! Надо будет Полкана об этом спросить.
Спать не хотелось. Федор закрывал глаза и проваливался в светящуюся бездну, затем вздрагивал и пытался вскочить. Приходил в себя и вновь старался заснуть. Промучившись с полчаса, Федор решил, что смысла нет так мучиться: просто полежит. Вот тут-то он и вырубился.
Вскоре привиделось, что он в лесу с отцом собирает то ли грибы, то ли ягоды. Федор нашел огромную божью коровку размером с ладонь. Вместо черных точек у нее были белые, так что сперва Федор принял коровку за мухомор.
Отец подошел и сказал:
– Отличная находка! Этих коровок на спирту настоять, и замечательная растирка для суставов получится. По домам походи и пособирай еще.
Федор осмотрелся и различил сквозь деревья заброшенные дома, которые появились неизвестно откуда. Он остановился в нерешительности: идти в избы категорически не хотелось.
– Давай ты лучше сам, – отказался Федор.
Внезапно перед ними возникла огромная лужа, по которой ходил мутный парень, похожий на наркомана. Федор ощутил неясную тревогу: что-то тут не то. А еще отец зашел в лужу, выглядывая в ней нечто.
– Папа, давай назад! – окликнул Федор.
Вдруг в центре лужи возникла огромная волна. В ее гребне Федор увидел водяного черта: его спина отливала черным, вдоль позвоночника торчали костные пластины, как у осетра. У черта имелись небольшие закругленные рога, похожие на коровьи.