Читать интересную книгу Антология шпионажа - Анатолий Вилинович

Миссис Перкинс оказалась молодой женщиной, любившей собирать в своем доме друзей и знакомых. Некоторые из них гостили у нее подолгу, другие часто приезжали и уезжали. Иногда происходил настоящий съезд гостей, которые жили по два-три дня. О том, что общество отнюдь не занималось коллективным постом, свидетельствовало внушительное количество дичи и красного вина, которое каждый раз перед таким приемом завозилось в Уайт-Уэбс. Осталось неясным, находилась ли она замужем. В числе ее гостей был некий мистер Перкинс, который часто приезжал в Уайт-Уэбс как в собственный дом и порой оставался там на долгое время. Вскоре в доме поселилась еще сестра госпожи Перкинс и, следовательно, мистера Миза, назвавшаяся женой лондонского купца Томаса Дженгинса. Ее муж изредка навещал свою жену.

Несколько неожиданным для слуг было то, что мистер Миз, вернувшийся после очередного длительного отсутствия приказал именовать себя мистером Фармером, а в разговоре один из гостей неосторожно назвал его отцом Валеем. Слуга Джеймс Джонсон – тот самый, которого нанял Скинер – с изумлением узнал, что брат хозяйки – католический священник, да и сама она, как выяснилось вскоре, никакая ни миссис Перкинс, а незамужняя дочь католического лорда Уильяма Уокса, а «миссис Дженгинс» – его вторая дочь Елена, бывшая замужем за Бартоломеем Бруксби. Этот богатый сквайр уплачивал из своего кармана большую часть арендной платы за Уайт-Уэбс, следуемой королевскому медику.

Однако никто, кроме немногих посвященных в тайну, не мог предполагать, что Уайт-Уэбс стал центром очередного международного заговора контрреформации против ее противников, удар по которым она снова пыталась нанести на английской земле.

Благообразный мистер Миз (он же Фармер) был не кто иной, как сам глава английской провинции ордена иезуитов Гарнет. Иезуитом был и его слуга Джон – опытный заговорщик Ник Оуэн, и слуга «мистера Перкинса» – священник Олдкорн. Гостили в доме также иезуиты, приезжавшие туда под различными личинами: Фишер, принимавший фамилии Перси и Ферфакс, Джерард, называвший себя то Стандишем, то Бруком, и, наконец, Гринвей, известный под именами Гринвелла и Тесмонда.

Заезжали в Уайт-Уэбс и посетители, не носившие сутаны. Это были большей частью католики – участники восстания впавшего в немилость елизаветинского фаворита Эссекса (1601 г.).

Они советовались с иезуитами о дальнейших планах действий. Особо частыми посетителями Уайт-Уэбса были высокий молодой джентльмен Роберт Кетсби и маленький, толстый человек, которого его спутник именовал Томом. Это был очень важный посетитель, недавно вернувшийся из Рима, где он совещался с отцом Парсонсом. Подобные посетители вообще не называли своих имен – однако опытный дворецкий Скинер прямо провожал их к действительному хозяину дома – мистеру Мизу.

Позже это заговорщическое гнездо прозвали впоследствии гаремом. Пребывание в уединенном доме отца Гарнета с двумя своими «духовными дочерьми» наводило на многие фривольные мысли. Их было особенно трудно избежать, так как Елена Бруксби даже родила сына, а Гарнет должен был сознаться, что сам крестил ребенка. Малыш родился лысым, и верховный судья Кок бесцеремонно спрашивал, не было ли у мальчика тонзуры – выбритой макушки, как у католических патеров.

Но это было много времени спустя, когда отцом Гарнетом вплотную занялись судебные власти. А вот дерзостные намеки со стороны своих собственных коллег ему пришлось терпеть значительно раньше. Прежде всего, от старокатоликов, т. е. от той части английского католического духовенства, которая выступала против иезуитов и их происпанской политики. Иезуитское начальство поэтому должно было для поддержания авторитета ордена послать специального расследователя Грифита Флойда, чтобы узнать, действительно ли провинциал предавался греху чревоугодия и придал непозволительно интимный характер отношениям со своими аристократическими поклонницами. Отец Флойд сообщил, что им «обнаружено чересчур много».

Разногласия, которые разделяли отца Гарнета со старой католической партией, имели более серьезный характер, чем споры о наилучшем образе поведения для духовного пастыря Анны Уокс и Елены Бруксби. Поэтому спор продолжался с нарастающей силой. Сам Парсонс в полемике именовал своих оппонентов педантами и дураками. Отвечающий ему от имени старокатоликов патер Уильям Уотсон назвал свой трактат «Десять щекотливых вопросов», за что его в свою очередь нарекли «щекотливым Уотсоном».

Вместе с другим священником, Уильямом Кларком, он занимался обличениями честолюбия «короля» Гарнета, резко осуждая планы содействия возможному нападению испанцев. Не имея под рукой такого благодарного материала, как «духовные» упражнения провинциала, Парсонс в своем ответе старокатоликам обвинил их всем скопом не только в разврате и пьянстве, но не забыл упомянуть и об их греховной склонности к игре в кости и о краже оловян ной посуды.

Осталось невыясненным, какой характер носила связь отца Гарнета с Еленой Бруксби. Известно, что пока она готовилась разрешиться от бремени, Гарнет послал ее супруга совершить богоугодное дело – сначала вступить в заговор старокатоликов, а потом выдать его правительству, которое уж само должно было отправить на виселицу неудобных противников иезуитского ордена.

В это время католики уже успели убедиться, что сын Марии Стюарт, занявший английский престол, не только не собирается порывать с протестантизмом, но не намерен даже выполнять обещание об отмене репрессивных законов, изданных при Елизавете против приверженцев римской церкви. Позицию короля передают сказанные им слова: «Поскольку ныне за меня все протестанты, мне не нужны паписты».

Патеры Уотсон и Кларк решили показать Якову, что католики ему по-прежнему «нужны», что они – сила в Англии. Это сразу бы привело к достижению старокатолической партией всех ее целей: равноправия для католиков в Англии и дискредитации иезуитов.

Цель была заманчивой, но средства, с помощью которых ее надеялись достигнуть Уотсон и Кларк, оказались малореальными. Патеры собирались попросту огорошить короля сбором около Лондона католического дворянства, которое, выстроившись, как перед сражением, подало бы Якову петицию, содержащую их требования, и вступило бы в Лондон. После этого король вернулся бы в лоно святой католической церкви и первым делом изгнал иезуитов, показавших себя врагами страны и господа бога. Однако католики-дворяне туго откликались на призыв осуществить этот план. Первоначально в заговор удалось вовлечь бывшего офицера Грифина Маркгама, к тому времени совсем опустившегося от пьянства, и Энтони Копли, воспитанника иезуитов, позднее получившего прощение от английского правительства и с тех пор рьяного врага ордена. Среди немногих других участников заговора был и Бруксби, весьма сомнительное приобретение для антииезуитской фракции католиков.

Долгое время дело не шло далее горячего обсуждения планов за кружками пива в трактире. Тогда патеры решили обратиться к протестантским вельможам. Это были противники политики примирения с Испанией, которую проводил Сесиль, и в этом отношении могли оказаться подходящими союзниками для старокатолической партии, находившейся во враждебных отношениях с происпански настроенными иезуитами.

Отцу Уотсону удалось уговорить зятя Сесиля Джорджа Брука взять на себя роль посредника в переговорах с одним из этих вельмож, лордом Греем. Обе стороны хитрили. Брук заявил Грею, что дело идет лишь о представлении Якову петиции от дворян-католиков, и просил принять участие в этом деле, которое поможет раскрыть глаза королю на козни Сесиля. Петицию надо будет подать, когда король, находившийся в это время в Гринвиче, поедет в свой Виндзорский дворец. Грей заявил, что не имеет ничего против предложенного плана.

Через несколько дней Грея посетили Брук и Маркгам и задали деликатный вопрос: как поступить, если королевский эскорт нападет на отряд дворян, когда они приблизятся к Якову, чтобы подать петицию? Грей осторожно заметил, что ни при каких обстоятельствах нельзя сопротивляться королевской страже. Разочарованные посланцы вернулись с этой вестью к Уотсону. Что было делать? Ловкий патер быстро изменил план. Поскольку для предоставления петиции Грей должен был ехать с группой других дворян, можно было завязать схватку с королевской свитой, не сообщая ему заранее об этом.

Решив предать протестантов, с которыми велись переговоры, патер Уотсон с такой же готовностью решил пожертвовать и своими сообщниками по заговору.

Вскоре предприимчивый патер велел доложить о себе сомерсетширскому помещику сэру Эдварду Пергаму, который обладал тремя необходимыми, с точки зрения Уотсона, качествами. А именно: преданностью католической церкви, решительностью характера и достаточно ограниченным умом, чтобы, не размышляя, взяться за порученное ему дело. Уотсон сообщил Пергаму, что король находится накануне принятия католической веры, а вслед за ним вернется в лоно святой церкви большинство его вельмож.