В этом рассказе – знак судьбы, определившей собственную жизнь и творчество выдающегося писателя: поиски счастья и любви, которые трагически не сбываются в миг удачи («победитель не получает ничего»). Романы о любви от «Прощай, оружие» и «Фиес-ты» до «По ком звонит колокол» и др., где любовь гибнет на своем пике от неотвратимых обстоятельств, притча о мечте о большой рыбе, которую в конце жизни удалось поймать старику, и о хищной акуле, лишившей его этого праздника жизни, после чего старик сложил весла – сказание о собственной жизни человека, высоко ценившего любовь, не смирявшегося с обстоятельствами, ограничвающими его свободу и мужество. В эпилоге жизни реальная женщина, душившая автора в объятьях тоталитарной любви, заставила его «сложить весла».
В детстве закладываются и неспособность к принятию решений, особенно у мальчиков, и безответственность во взрослой жизни (18). В. Базарный (Научно-внедренческая лаборатория проблем образования Московской области, Сергиев-Посад), опираясь на социологические исследования восточных городов страны, развивает тему, указывая на угасание генетических свойств маскулинности у мальчиков, а также на возрастание маскулинности у девочек и женщин из-за преобладающей роли женщин не только в семейной социализации, но и в детских садах, школах и в вузах. Особое значение имеют гетерогенные классы, где более раннее созревание девочек обрекает мальчиков на роль «слабаков», разрушая архетип становления мужества и силы у мальчика – юноши – мужчины, а девочек – на противоположный сдвиг. Так закреп-ляются слабость волевой сферы, инфантилизм, неспособность к принятию решений. Необходимо, заключает автор, преодоление бесполой культуры XX в. – культуры зла (2, с. 8).
Что касается алкоголизма, то его корни также созревают в детстве. Э. Берн, известный исследователь стереотипов, обременяющих детскую и взрослую жизнь человека, например, показывает, что «алкоголик» – «игра на всю жизнь»; инициируется в семье, ког-да чаще мать в качестве преследователя закладывает стереотип виновности (грязные руки, неубранная постель, беспорядок в комнате, неурочное возвращение домой, мучитель семьи и пр.), который затем подтверждается в браке, когда преследователем выступает супруга (ныне реже – супруг): не то принес, не там, не здесь, не тут сел и прочее, более изобретательное. Это чувство снимается чаще всего вином, наркотиками в компании сочувствующих, демонстративной пассивностью, когда жертва хочет быть в любом виде только «плохой» либо уже ничего не хочет, уходя в глубокий невроз, одним из проявлений которого является похмелье, покидая семью (4).
****
Кризис отцовства и материнства теснейшим образом связан с другой сферой эмоциональной жизни семьи – с интимными отношениями супругов. В нашу эпоху изменились роль женщины в половой жизни и роль половой жизни в жизни женщины. Речь идет о так называемой сексуальной революции. Если отвлечься от внешней, порой скандальной стороны дела, от уродливых напластований, то в основе сексуальной революции можно обнаружить весьма простой, исторически необходимый процесс, имя которому – раскрепощение женщины.
Установление моногамных отношений, существовавших для мужчин лишь номинально, называют всемирно-историческим поражением женщины (например, Ф. Энгельс). Мужчина превратил женщину в служанку, в рабу своей похоти, «в простое орудие деторождения». Теперь женщина пытается взять реванш: тайная пружина ломки традиционных половых отношений – стремление женщины к равному сексуальному партнерству. Речь идет не о равенстве ролей (разница их установлена природой), а о равном праве на наслаждение, о снятии сексуальных запретов, которые накладывал на женщину патриархат. Брак по расчету, двойной стандарт полового поведения (один для мужчин, другой для женщин), взгляд на жену как на собственность мужа – все это столь же уродливо, как и сексуальное неистовство современности.
Более чем полтора века тому назад И.Г. Фихте попытался философски обосновать принцип: два пола – две морали. «…То, что первый пол ставит целью удовлетворение своего полового влечения, вовсе не противно разуму, ибо оно может быть удовлетворено посредством деятельности; а то, что второй пол ставил бы целью удовлетворение своего полового влечения, совершенно противно разуму, ибо здесь целью сделалось бы чистое страдание… Для женщины вовсе не отрицается возможность ни опуститься ниже своей природы, ни благодаря свободе возвыситься над ней; такое возвышение немногим лучше падения. Ниже своей природы опускается женщина, если унижается до неразумности. Тогда половое влечение… может стать сознательной и обдуманной целью действий» (25, с. 121).
Испанский психолог Мараньон-и-Посадильо рассматривал либидо как чисто мужское качество, нефригидных женщин он называл «мужеподобными». Даже З. Фрейд, впервые серьезно занявшийся сексуальной проблемой, ограничил свое рассмотрение мужским полом. «Любовная жизнь женщины, – писал он, – …погружена в непроницаемую мглу» (26, с. 27). Однако преданный пуританской этике, Фрейд не сомневался в том, что все наблюдаемые половые различия, включая мужскую гегемонию, основаны на биологических законах. Его сентенции о зависти женщин «к половому члену», о пониженной сексуальности женщины ныне опровергнуты жизнью.
В.И. Ленин предсказывал коренную ломку половых отношений в буржуазном обществе. В беседе с Кларой Цеткин В.И. Ленин говорил: «…в эту эпоху, когда рушатся могущественные государства, когда разрываются старые отношения господства, когда начинает гибнуть целый общественный мир, в эту эпоху чувствования отдельного человека быстро видоизменяются. Подхлестывающая жажда разнообразия в наслаждениях легко приобретает безудержную силу. Формы брака и общения полов в буржуазном смысле уже не дают удовлетворения. В области брака и половых отношений близится революция, созвучная пролетарской революции» (27, с. 48). Об этом даже не мечтали ни суфражистки, ни феминистки, добивавшиеся на Западе права голоса для женщин.
Россия была «впереди планеты всей», объявив о радикальном равенстве женщин с мужчинами. Один из первых декретов советской власти, провозгласив равные права мужчины и женщины, положил начало широкому вовлечению женщин в общественное производство, в социальную и политическую жизнь. В первый период советской власти женщины этим правом пользовались весьма активно, пока в 30-е годы не возникли препоны в виде представительных расчетов и квот на выборные и чиновничьи должности. Были легализованы также свободные, не скованные законом, отношения между мужчиной и женщиной, воодушевляемые литературными историями о женщинах ХIХ в., искавших свободной любви в «Грозе» А.Н. Островского, в «Асе» и других сочинениях И.С. Тургенева и всех без исключения творцов золотого века литературы. Прологом веку ХХ стало творчество А.П. Чехова, создавшего драматическую картину, по словам известного литературоведа Юрия Ивановича Архипова, войны между полами.
Женщина обрела желанную независимость. Важная деталь: распространение противозачаточных средств устранило беспокойство о «последствиях», которое мешало девушке, не задумываясь, отдаться любимому мужчине. Свобода полового поведения в первые годы советской власти выразилась не во вседозволенности. Хотя законы рухнули и свидетельства о браке, разводе, о рождении и смерти выдавались не глядя, союзы между мужчинами и женщинами заключались на основе взаимной привязанности, общности взглядов на мир и совместного трудового участия в восстановлении страны. Страхующим фактором союза была партийная и комсомольская дисциплина, принимаемая всерьез. Теоретиком таких союзов стала Александра Михайловна Коллонтай (1872–1952) – первая в СССР женщина-комиссар, министр и дипломат в ранге посла. Она считала такой союз в любви и согласии выше брака и семьи. Однако следует отметить, что многочисленные пары двух и даже трех пореволюционных поколений прожили в мире и согласии без заветных корочек всю жизнь (т.е. почти до 70-х годов ХХ в.), передав традицию некоторым из своих потомков. То, что ныне называется гражданским браком, хотя и охраняет в какой-то степени права детей, чаще свидетельствует о зависимой роли женщины.
В те ранние годы советской власти выступили и радикальные феминистки с лозунгом «Долой стыд», принявшись в публичных местах снимать с себя исподнее; существовали и более чем кратковременные браки, и вамп-женщины – обольстительницы, и донжуаны, менявшие женщин как перчатки, и уличные женщины. Но тогда еще никто не придумал объединить это свинство, выражаемое словами «заниматься сексом», – с любовью и браком: ведь оно призвано всего-навсего обозначить утоление сиюминутной жажды к удовольствию, не важно, с каким партнером. Именно это последнее «равенство» и получило в США название «сексуальной революции»», распространившейся позже по миру.