— Ну конечно! Мы все обсудили.
— Не помню, — растерялась Вера, пытаясь сообразить, когда же они говорили на эту тему и когда она успела согласиться.
— Ну, начинается! Она не помнит! — притворно обиделся Андрей. — Я битый час толковал, расписывал прелести различных точек общепита! Лично я хотел бы поужинать… Я всегда в это время ужинаю. Привычка у меня такая: как вечер — так ужинать.
Вера смирилась:
— Ну, клуб так клуб…
Ночной клуб, совладельцем которого был Андрей, считался одним из лучших в Москве — очень дорогое заведение для узкого круга, с прекрасной кухней. Тут было все: казино, варьете со стриптизом, спортивный комплекс, бассейн, сауна, бар. Но был и крохотный тихий ресторанчик с сумасшедшими ценами и классической музыкой.
Сюда Андрей и привез Веру. Столики были отделены друг от друга стеной вьющихся растений. Никакого яркого назойливого света, только свечи в старинных канделябрах. Чопорный официант во фраке долго и вдумчиво обсуждал с Андреем меню таким заговорщицким тоном, будто решалась судьба России. Наконец заказ был сделан, официант удалился. Где-то рядом невидимый оркестр заиграл “Времена года” Вивальди. Музыка струилась сквозь негромкие разговоры, шелест листьев и лепет фонтанчика в центре зала.
Вера задумчиво передвигала серебряные судки с приправами. Из-за зеленой стены вынырнул официант, везя перед собой сервировочный столик, уставленный таинственными сверкающими посудинами, под крышками которых что-то шипело, булькало и, как показалось Вере, даже вздыхало и ворочалось. Невидимый оркестр умолк… И вдруг заиграл Моцарта — увертюру к “Волшебной флейте”. Андрей самодовольно улыбнулся. Вера поняла, что это его рук дело.
Официант священнодействовал, приподнимая крышки, зажигая и гася спиртовки. Божественные запахи и божественная музыка, странно смешиваясь, окружили их.
Официант бережно продемонстрировал Вере пузатую грязную бутылку, покрытую паутиной. Потом вставил бутылку в специальное приспособление и, плавно вращая ручку, не дыша, медленно удалил пробку из тела бутылки. Это было похоже на сложную хирургическую операцию. Пробка, упав на специальный подносик, раскрошилась. Официант с благоговейным вздохом обернул бутылку салфеткой и наполнил два хрустальных бокала. Еще раз оглядел стол внимательно-строгим взглядом и исчез.
Вера прошептала:
— Что это такое?! Что за вино?
Андрей развернул хрустящую салфетку и положил на колени. Осторожно протянув руку, взял бокал, повертел в руках, понюхал и усмехнулся:
— Обычное крымское вино, ничего особенного. Правда, из личных подвалов государя императора. У этого вина долгая история. Сначала его вывезли во Францию, потом продали американцам, а потом я купил две дюжины на аукционе… Не приходилось ли вам, Вера, читать, что после землетрясений вина делаются замечательными? Ну, если революции, войны и перестройки считать землетрясением, то это должно быть необыкновенное вино. Попробуйте.
Вера осторожно отхлебнула, подождала, разбираясь в своих ощущениях, но почувствовала лишь, что ужасно проголодалась, и с удовольствием принялась за еду. Андрей без особого аппетита жевал салатный лист и маленькими глоточками пил драгоценное вино. Видно было, что мысли его далеко отсюда.
— Вам здесь нравится? — вдруг спросил он.
Вера с хрустом обгрызла запеченную в сливках лягушачью лапку, запила щедрым глотком царской “Массандры” и честно сказала:
— Нет!
Андрей усмехнулся:
— Странно. Я очень старался.
— По-моему, вы даже перестарались. — Вера задумчиво посмотрела на чудовищного омара, занимавшего полстола.
Вера отложила вилку и нож и огляделась. Изысканный, не бьющий в глаза и страшно дорогой уют. Ничто не оскорбляет ни слуха, ни взгляда, ничто не тревожит. Напротив, хочется расслабиться, отдаться непреодолимому воздействию обволакивающей атмосферы богатства и благополучия…
— Мне пора домой, — спокойно, но решительно сказала Вера.
— А десерт? — удивился Андрей.
— Будем считать, что на сладкое подали Моцарта. Даже музыка звучит здесь как-то… — Вера не могла сразу найти слово, — …материально! Сытно! — И тут ее прорвало: — Извините меня за грубость. Я вам очень благодарна, все было чудесно! Но я постоянно считаю — ах, я знаю, что неприлично считать чужие деньги, но ничего не могу с собой поделать! — все время считаю, сколько все это стоит. У меня лаборанты третий месяц зарплату не получают. Лабораторию вообще скоро прикроют. Мышей нет, реактивов нет, да ничего нет! Один голый энтузиазм. А я тут сижу, объедаюсь, как купчиха… Вот я сейчас этого омара! — с каким-то отчаянием сказала она и, неловко пощелкав щипцами для разделки, шлепнула на свою тарелку огромную клешню.
Андрей сделал знак официанту, и Моцарт сменился Брамсом. Свечи оплавлялись, и причудливые тени плясали на лице Андрея. Вера не могла понять, что он думает и что чувствует…
Через три дня у проходной института остановился белоснежный трейлер с иностранными номерами. Усатый поляк с орлиным носом и налитыми кровью глазами ворвался на проходную и обрушил на глуховатого вахтера лавину польско-русских ругательств.
— Глупота росыйска! — ревел он. — Матко Боска! Холера! Не спалем три сутки! Як пес! Сам кармилем, один мне угрызл — от ту! — Поляк тыкал в лицо вахтеру палец, обмотанный грязной тряпочкой.
Испуганный вахтер позвонил директору. Тот спустился и услышал нечто странное и даже пугающее:
— Все живы! Як Бога кохам, все паскуды живы! Ни один не здехл! — гордо провозглашал поляк, причем выразительно указывал в сторону трейлера.
Директор принюхался. От трейлера воняло. Поляк потупился:
— Кармичь — кармилем, але сране не убиралем…
Директор перешел на английский. Поляк закивал и ответил по-немецки. Наконец усатый полиглот сообразил и достал кучу бумаг. Директор просмотрел их и велел вахтеру найти Веру. Страж науки бросился к телефону.
Пол-института висело в окнах. Вера уже бежала, вспоминая все свои прегрешения.
Поляк спросил ее фамилию, заглянул в удостоверение, расцвел и поцеловал ее руку в резиновой перчатке. А потом распахнул тяжелые двери трейлера.
— Проше бардзо! То для пани!
Вера обомлела. Трейлер был забит клетками с белыми мышами. Мыши были упитанные, здоровые, лоснящиеся, одна к одной. Мечта, а не мыши!
— Мы-ы-ши-и! — заорал Васька с пятого этажа.
Как он их увидел сверху?!
На этот крик сбежались все, даже глухой вахтер. Вокруг машины произошло нечто вроде маленькой революции. В первых рядах оказался Васька, он размахивал документами и бешено орал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});