Читать интересную книгу Гнездо орла - Елена Съянова

Она видела, как ему неприятен этот разговор, но упорно продолжала:

— Ты хорошо знаешь Адольфа. Ты знал и ту… Ангелику. А я знаю, что он очень хотел жениться на ней…

— А тот факт, что я сам шесть лет не могу затащить Грету в мэрию, тебя не смущает?

Юнити пожала плечами:

— Грета исключение… Такое же, как моя сестра Джессика. Она коммунистка.

— Детка, давай на земле продолжим этот разговор, — попросил Роберт. — Если вообще сядем.

— Прекрасно сядем, — кивнула Митфорд. — Так вот, не смущает. А еще я теперь точно знаю, что не просто нравлюсь Адольфу, а очень сильно нравлюсь. Мне только нужно правильно сделать последний шаг. Чему ты усмехаешься?

— Разве?

Он действительно усмехнулся, но как ему представлялось — про себя. Сколько женщин вот так же говорили себе: «Мне только нужно правильно сделать последний шаг…» Как же!

— Но он ведь сам объяснил тебе, что нужно делать: надавать пощечин, швырнуть чем-нибудь или покусать. — Роберт уже откровенно смеялся.

— Я потому и спросила о Ренате. Я хочу знать, что сделала она, — спокойно ответила Юнити.

«…Вообразите себе — я захожу в спальню, а она там, уже голая, ползает по ковру и вопит, чтобы я избил ее, что она умирает от желания быть избитой мною! — возмущенно рассказывал Гитлер, когда они этим летом возвращались поездом из Мюнхена. Но заметив, как они сдерживают улыбки, сердито засопел. — Знал бы — не стал рассказывать.

— Нужно было просто оставить ее там беситься в одиночестве, — заметил ему Гесс. — А ты, конечно, начал с нею деликатничать.

— Пнул два раза в задницу и вышел. А теперь вот жалею. Нужно было… поговорить, успокоить как-то…»

Если бы не рассказ Юнити, Роберт, пожалуй, поверил бы, что все было именно так, но сейчас он внезапно осознал, что Адольф солгал им и что сцена с Митфорд была точным повторением сцены с Ренатой Мюллер, с той только разницей, что Рената, по-видимому, сделала то, на что у английской аристократки не хватило духа: стукнула Адольфа, как он ее об этом просил.

— Чему ты опять? — цепко взглянула Юнити. (На этот раз он вслух и от души расхохотался.) — Она… сделала что-то такое, да?

Юнити попыталась заглянуть ему в глаза:

— Роберт, да?

Лей снова взял фляжку:

— Во всяком случае, чем эти игры закончились, ты знаешь.

— Что же мне делать? — спросила она после получасового молчания.

— Выбросить пустые планы из головы. Хочется опять замуж — выходи. А Адольфа оставь в покое.

— А если я этого не сделаю?

— Пустишь себе пулю в лоб.

Она снова долго молчала. Лицо ее было бледно, губы упрямо сжаты. Весь облик как будто говорил: «Ну, это мы еще посмотрим».

«…Расскажи ей об Ангелике. Правду. Всю», — попросила Маргарита.

Заходя на посадку, Лей вдруг подумал, что нужно было тогда же спросить, а что, собственно говоря, она подразумевает под этой «всей правдой» и то же ли самое, что имел в виду он.

Гитлер прибыл в Берлин на день позже и провел совещание, на котором каждый из посвященных был прямо поставлен перед личной мерой ответственности за готовящийся аншлюс.

Эмоциональное состояние вождей было в эти последние дни осени тридцать седьмого года разным. Гитлер заметно нервничал, то пребывал в задумчивости, то срывался на крик. Гесс оставался в Бергхофе, но все знали, что фюрер звонит ему туда по нескольку раз в день. Гиммлера почти никто не видел. Геббельс развил такую бурную деятельность, что его видели одновременно в двух-трех местах. Самым уверенным выглядел Геринг. Он, как и Гесс, поддерживал фюрера и общий боевой дух. Герман словно набрал воздуху в легкие, да так и ходил, раздувшись от распиравшего его энтузиазма. Он часто потирал руки и улыбался одними губами так, будто говорил: «Ну, скоро приступим, господа!»

Лей в эти дни тоже был круглосуточно занят: он занимался пожиманием рук. В конце недели, посетив Техническое управление Имперского министерства авиации, он пожаловался его главе генералу Эрнсту Удету, что его правая рука стала похожа на клешню рака, которую тот сунул в кипяток. Рука в самом деле выглядела красной и распухшей, и Удет шутки не принял, а посоветовал Лею поскорей показаться врачу.

— Ладно, съезжу к Керстену, — согласился Роберт. — А пока объясни-ка мне, что это за родовые изыскания у тебя тут проводятся? Штрайхер мне жаловался.

— Этот жидоеб уже сунул свой нос? — удивился Удет. — А Герман-то уверен, что все сделал тихо.

— Геринг ничего не умеет делать тихо, — поморщился Лей. — А Мильх чистопородный еврей, у него это на носу написано.

— Ему уже подыскали арийского папашу — барона фон Бира, правда при этом сделали бастардом.

— Послушай, Эрнст, все это чушь, конечно, но два момента я бы учел. Во-первых, Щтрайхер Герингу Мильха не простит. Держу пари на что хочешь. Во-вторых… Эрхард Мильх, будь он хоть трижды еврей, — первоклассный организатор, и тебе, старина, извини, без такого заместителя не обойтись. Однако пример Бормана все же держи в голове.

При упоминании этого последнего имени красивое лицо генерала Удета приняло злобно-брезгливое выражение. Это была одна из тех эффектных гримас, которым знаменитого аса обучили в двадцатых годах в Голливуде, когда он снимался там в лихих боевиках. Но он тут же улыбнулся своей белозубой улыбкой:

— Слушай, а ну их всех, а? Я тебя сто лет не видел. Может… Нет, нет… — Он сделал протестующий жест. — Ты у нас теперь трезвенник! Я не об этом. Съездим на аэродром. Я тебе такую штуку покажу.

— Хочешь сказать, что у тебя Ju-88 уже пикирует? — улыбнулся Роберт.

— Во-первых, пикирует, — обиделся Удет. — Укрепили фюзеляж, установили тормоза…

— А скорость, а высота полета!? А вес? Тонн двенадцать набрал, то есть — в два раза?

— Да погоди, я не о нем. Помнишь, еще покойный Вефер все твердил о четырехмоторном Хе, чтоб бомбить Англию? Так вот, я поставил Хейнкелю задачу, чтобы его 177-й пикировал с углом атаки в шестьдесят градусов, а?! Каково?

Пауза. На лице Лея появилось то же выражение, что и у авиаконструктора Эрнста Хейнкеля, перед которым сумасброд Удет поставил эту заведомо невыполнимую задачу, да еще и в форме приказа. Тридцатитонные «Хейнкели-177» не могли пикировать — это было ясно, как дважды два.

— Основные испытания через полгода, но кое-что я тебе покажу уже сейчас.

Поскольку Лей все еще молчал, Удет схватил трубку и в своей экспрессивной манере позвонил Хуго Шперрле, бывшему командиру легиона «Кондор» — «герою-устрашителю» (автору концепции авианалетов для устрашения), тому самому, кто засыпал маленькую Гернику взрывчаткой, за час превратив городок в кровавое месиво.

Шперрле только что получил чин генерала и находился вместе с фон Рейхенау в особом фаворе у Гитлера, называвшего обоих «моими двумя самыми звероподобными воинами».

Когда Лей и Удет приехали на учебный аэродром в Бабельсберге, генерал Шперрле уже дожидался — двухметровый квадратный детина с пудовой челюстью, наезжавшей на каждого, кто приближался, как танк. «Вот кого следовало бы фюреру захватить с собой на переговоры к впечатлительному Шушнигу[2], — весело подумал Лей. — Пожалуй, стоит подать идею».

— Послушай, а кто подал идею… меня сюда привезти? — неожиданно спросил он из машины уже вылезшего Удета.

— Герман, а что? Да я и сам собирался, — наивно отвечал тот.

Роберт тоже вылез и пошел к ангарам. Эрнст Удет, это перезрелое дитя, был совершенно безопасен для Геринга в качестве заместителя, поскольку мало о чем задумывался всерьез.

У Лея недавно состоялся секретный разговор с Мильхом и Кессельрингом, командующим третьим авиационным округом, и оба интригана, которых Геринг намеревался сшибить лбами, сошлись в одном: четырехмоторный стратегический бомбардировщик сожрет не только казну ГТФ, но постепенно оставит и все Люфтваффе, что называется, «на бобах». С другой стороны, без такого самолета нечего было и думать о войне, предположим, за Уралом. Разбившийся летом тридцать шестого года Вальтер Вефер, в свое время добросовестно изучивший «Майн Кампф», прекрасно понимал, что не реванш за Версаль нужен фюреру, а «жизненное пространство», то есть Россия. Полторы тысячи миль от ближайшего к границам СССР аэродрома — вот какова должна быть минимальная дальность полета, и Ju-89 (Юнкерс-89) и Do-19 (Дорнье-19) — два прототипа «уральского» четырехмоторного бомбардировщика — были почти закончены, оставалось лишь увеличить скорость… Умнице Веферу почти удалось убедить Геринга и Мильха, не понимавших роли дальней авиации в предстоящей войне, но 3 июня Вефер разбился… И кто теперь так же настойчиво и последовательно станет гнуть ту же линию: сибарит Геринг, интриган Мильх или экс-трюкач Удет?! А он, Роберт Лей, сам летчик, все это ясно понимая, все-таки свел Мильха и Кессельринга, чтобы они договорились, и все усилия Вефера пошли псу под хвост.