Читать интересную книгу Разборки дезертиров - Сергей Зверев

– Лесная сирень, – сообщил, ухмыляясь, Аристов, – волчье лыко, по другим источникам. Не попробуешь – не узнаешь.

– Не наедаемся, боец? – зловеще процедил сержант.

Что-то грузное, пестрое с криком вывалилось из-под ног, шумно побежало, замахало крыльями, взлетело. С концов поляны взмывали другие птицы, грузно закружились над деревьями.

– Глухари! – возликовал Капустин, вскидывая автомат. – Стреляйте, прокуратура! Они тупые, пока сообразят, мы их накрошим!

Мы открыли ураганный огонь, подстрелив двух птиц. Остальные разлетелись. Добычу прицепили к поясам, потащились дальше. Периодически смещались вправо, чтобы убедиться, что река не пропадает. Бурные воды неслись на северо-запад, омывая груды крапчато-серых валунов. Неровности речной впадины постепенно сглаживались. На смену строевым соснам приходила унылая чернорукая ольха, кровавый боярышник с волосистыми листьями. Темнокорая крушина – неизменный сосед ольхи и обитатель влажных мест. Мы рискнули отдалиться от реки – уж больно заманчив был просвет между деревьями. Но вышли на закрытую поляну, заваленную буреломом.

– Назад, господа офицеры, – махнул рукой сержант. – Не стоит отдаляться от реки… Балабанюк, итить твою, куда полез? Ты что там нашел? Урановую руду?

Мы отправились по диагонали – через чахлый, полумертвый березняк, заросли папоротника, вездесущую костянику, рассыпанную по зеленому ковру.

– Обратите внимания, господа, – подал голос давно не выражавший светлых мыслей Булдыгин, – в сухую погоду листья костяники сворачиваются в трубочку. Если расправляются – скоро дождь. Эта ягода – типичный барометр.

– Скоро дождь, – сказал Аристов.

До берега в душевном спокойствии мы так и не дошли. Одолели овраг, заполненный останками малосимпатичной органики, передохнули на краю, побрели дальше. Тут я и почувствовал что-то затылком. Обернулся, бросив палец на предохранитель.

Фигура в лохмотьях метнулась за березу.

Сержант, быстро глянув на меня, присел за поваленным деревом.

– Оно, – сухо поведал я. – Раздвоенная береза слева от оврага… Чему улыбаемся, сержант?

– Да так, товарищ прокурор, – сержант зловеще подмигнул. – Настроение нормальное? Оттянемся со всеми безобразиями?

Я хотел сказать, что вырос из молодежных развлечений, но сержант уже бросился бежать, полагаясь, видимо, на мою адекватную помощь. Существо метнулось из-за дерева – я выстрелил чуть правее. Незнакомец отшатнулся, снова спрятался за березу. Повторил попытку – я вновь загнал его обратно. Широкая спина сержанта перекрыла прицел. Существо оторвалось-таки от дерева, помчалось к оврагу, прыгнуло и как-то ловко, словно не касаясь дна, вынырнуло на обратной стороне. Побежало, виляя, на внушительную скальную гряду, отделяющую лес от берега. У сержанта переплелись ноги, матерок взмыл до крон деревьев. Я тоже кинулся бежать – напрямую, по короткой дороге.

– Михаил, ты куда? – взмолился за спиной Булдыгин. – А нам что прикажешь?

– Аплодировать… – плюнул я за спину.

Существо уже карабкалось по скале. Проворно у него получалось, черт возьми! Но и Капустин не стал вылеживаться – перекатился через ложбину, плюнув короткой очередью. На поражение не стрелял, молодец. Пули чиркнули над головой существа. Видно, этот чудик имел представление, что такое огнестрельное оружие: истошно завыл (как воют инвалиды, лишенные дара речи), скрючился, сжал виски коленями, заткнул уши. Мы уже подбегали. Капустин, морщась от боли, растирал коленку.

Что это было? Пятница, Бен Ганн, снежный человек? Драная мешковина кое-как прикрывала жилистое тело. Ноги обмотаны какими-то тряпками, ногти на костлявых пальцах обломаны, черны от грязи. Волосы, как пакля, посреди макушки – сизая лысина.

– Ну и куда мы денем этого апостола? – начал сомневаться Аристов. – Эй, земляк, извини, конечно, за беспокойство, давай, слезай. Сам первый начал.

Существо подняло голову.

– Мать моя женщина… – ахнул сержант. – Ну и витрина у тебя, дружище.

Лицо у существа было изрыто гнойными коростами – даже не лицо, МОРДА. Брови в разные стороны – косматые, седые. Глаза колючие, ядовитые. Борода клочьями, нос ввалившийся…

– Ну и ну… – прошептал Балабанюк. – Трипак ходячий… Сыпь пошла и нос ввалился…

А дальше все опять пошло не по плану. Над гребнем объявилась свежая личность – немного отличная, но из той же серии. Коротышка, детеныш, такой же лохматый, с озорно блестящими глазами, взгромоздился на скалу, свесив ножки. Задорно свистнул, отвлекая внимание. Первый встрепенулся. Коротышка завизжал, как выпь. Швырнул в сержанта камень, пользуясь нашим замешательством!

– Ах ты, гаденыш! – завопил Капустин, хватаясь за живот. Второй «снаряд» уже летел в меня. Я успел отклониться и, потеряв равновесие, свалился в терновый куст. Выпь захохотала. А дальше нас элементарно сделали. Рассвирепевший сержант получил вторым камнем. Пользуясь случаем, первое существо подпрыгнуло, зацепилось за гребень, как-то по-обезьяньи подтянулось и пропало. Финальный залп из двух камней, «человеческий детеныш» скорчил уморительную мордашку и тоже исчез.

Мы помчались в обход. Ума не приложу, зачем мы гнались за этими троллями? Поймать уродцев? Допросить с пристрастием? Капустина гнала праведная месть («дедушку» Российской армии осрамили), а нас? Мы выскочили на обрыв, а сомнительные личности уже катились кубарем к реке. Недолго думая, плюхнулись в воду. Поток накрыл их, как одеяло.

Мы стояли на обрыве, высматривая «потерпевших». Где же эти люди-звери?

– Ну и дела-а, братцы… – протянул Аристов. – Напрашивается, как ни верти, один из вариантов: либо эти черти так нас испугались, что не сочли зазорным умереть, либо они амфибии.

– Доведение до самоубийства или до покушения на самоубийство, – выдал точную справку подошедший Булдыгин. – Сто десятая статья. До пяти лет.

– Смотрите! – воскликнул глазастый Балабанюк, выстреливая пальцем. – Не могу поверить!

Самоубийцами эти двое точно не были. Проплыли под водой метров двести (что невероятно даже при сильном течении!). Всплыли головешки – у дальней излучины. Пара минут, и странные создания уже карабкались на террасу, отряхивали воду, как собачки, лезли в гору. Тот, что маленький, невольно привлекал мое внимание. Было что-то в его несформировавшейся фигуре…

– Мужики, – осенило меня, – да это же девчонка лет тринадцати! Может, дочка этого любезного господина? Или внучка…

– Да-ама, – уважительно протянул Аристов.

– С каменьями, блин, – сплюнул сержант. – В грызло бы ей выписать… – И, держась за отбитый бок, побрел в лес.

Энергичной рысью мы промчались краем темного хвойника. «Хвоста» не было. По фронту мелькнула излучина реки, мы повернули налево (чтобы не ходить лишнего), углубились в гниющее редколесье, произрастающее на торфяном болоте. Невольно сделали остановку, набивали животы голубикой (гонобобелем, по-научному), восстанавливая сгоревшие калории. А дальше произошло что-то странное и неприятное. Покидая голубичный лес, по идее, мы должны были выйти к речному берегу. И действительно показался просвет. Мечтая о привале, мы ускорили шаг и вскоре вырвались… к огромному озеру-котловану, в которое впадала река, служащая нашим ориентиром!

Мы молчали, потрясенные. Устье реки (назовем его пышно – «эстуарий») являло собой практически идеальную дельтообразную форму, красиво обрамленную кустами и гигантскими окатышами. Вода втекала в озеро практически беззвучно. Шумы остались в оборвавшемся русле. Вода поразительно спокойная, прозрачная, лишь в заливах и бухточках обросшая ряской и облюбованная камышами. Котлован практически геометрической формы, глинистые трехслойные берега, пихты пышным хороводом, каменные россыпи, крушина с эллиптическими листочками в качестве ландшафтного дизайна…

– Вот так сюрприз, – растерянно пробормотал Аристов.

– Река впадает в это озеро? – не понял отупевший с голубики сержант.

– Похоже, да, – вздохнул я.

– Но почему оно… не разливается?

– Устойчивый природный баланс, – пояснил Булдыгин. – Карстовые полости под ногами. Вода, истекающая из озера, питает невидимые ручьи, подземные реки, озера, хранилища, и количество вытекающей воды равняется количеству втекающей. Временами, возможно, озеро опускает уровень, временами поднимает…

– Мы теряем единственный ориентир, – напомнил я. – Впрочем, если наплевать на службу, на стремление попасть в цивилизованный мир…

– Мать честная, – пробормотал зачарованный Балабанюк, – представляю, какая здесь рыбалка…

Удаляться от озера было страшно. Мы встали на привал. Место для ночлега нашлось у тихой бухточки, прикрытой кустами. За два часа соорудили подобие шалаша, укрыли лапником, зажарили и уничтожили глухарей (что только обострило аппетит), и публика впала в голодную прострацию. Аристов тихо мечтал о морском гребешке с трюфелями, об утиной печени на подушке из яблок. Капустин очень кстати вспомнил, что у него в загашнике имеется леска с крючком. Публика оживилась. Балабанюку было выдано ответственное задание – накопать червей. Срезали ивушку. После того как сержант выудил первого карася, скептически настроенный народ начал живо интересоваться происходящим. Балабанюк подобострастно вился вокруг сержанта, клянча поудить. После второго заброса извлекли изумленного язя – тот почти не сопротивлялся, шлепал ртом и шевелил пунцовыми плавниками.