Хармс не изображает нравы. Он, как, например, в «Лапе», ничего не описывает. Он не писатель. Он концептуалист, то есть он философ. Его тексты невозможно читать. У него нет героев. У него нет логики. У него детский взгляд на мир. В его сочинениях некому сопереживать. Его тексты нужно осмысливать. «Я творец мира, и это самое главное во мне», – писал Хармс. Интеллигибельность обэриутов не нуждается в читателях. Она нуждается в рапсодах. В чтении вслух. Она обращена к детям и философам.
Манифест ОБЭРИУ
В 20-е годы ХХ века литературная Россия жила в эпоху манифестов. Борьба между литературными группами шла не на жизнь, а на смерть. Искусство, полагал Хармс, стоит в ряду первой реальности, оно создаёт мир и является его первым отражением. «Я думал о том, – писал Хармс в одном из писем, – как прекрасно всё первое! Как прекрасна первая реальность». Слово «первое» считается Хармсом определяющим для искусства. Искусство – это не культура, ибо культура определяется словом «второе». Для первого нет закона, нет нормы. Первое – это хаос беззакония. Для второго есть законы и нормы. Второе – это порядок. Искусство всегда антикультурно, ненормально, бессистемно. Культура держится культурой быта. У обэриутов не было этой культуры. В 20-е годы творчество спонтанно пульсировало, путая нормы, пересекая границы асоциального.
В «Манифесте ОБЭРИУ» заявлено два принципа. Во-первых, обэриутов интересуют формы мира, сложившиеся до языка. Им нужен «чистый мир», не замученный языком, не закутанный в тину «переживаний» и «эмоций». Чтобы получить этот мир, обэриуты намерены были вгрызаться в сердцевину слова, полагая, что там они найдут не формы выражения, не формы высказывания о себе вещей, а формы их существования. Например, можно сказать: «Мы без вас соскучились». Но это очень абстрактное высказывание. Гораздо конкретнее будет сказать так: «Мы без вас соскрючились». Так мы выразим зримую форму существования. Или можно сказать: «Бедные слова оправдания», а можно – «Бледные слова оправдания». В последнем случае видна форма существования в цвете.
Во-вторых, обэриуты уверены, что логика не обязательна для искусства. Более того, логика – это прежде всего языковая неправда мира. Мир нелогичен. Он текуч и не помещается в слово, действие или предмет. Хармс пишет: «Один человек думает логически; много людей думают ТЕКУЧЕ… Я хоть и один, а думаю ТЕКУЧЕ». Чтобы поймать ускользающий от логики мир, нужно расширить смысл предмета, слова и действия. «Ощущать мир рабочим движением руки, очищать предмет от мусора стародавних истлевших культур – разве это не реальная потребность нашего времени? Поэтому и объединение наше носит название ОБЭРИУ – Объединение Реального Искусства».
Обэриуты готовы отказаться от сюжета, темы, фабулы, чтобы отказаться от житейской логики и найти другую логику – театральную или поэтическую. Искусство не изображает, а воображает. Министр на сцене должен ходить на четвереньках и выть, а русский мужик – произносить длинную речь на латыни. Почему? Потому что это неожиданно, это «вдруг», которое заставляет тебя вздрагивать. Это то, без чего нет театра и кино.
Археоавангард
Поздний авангард – не значит последний. После авангарда был ещё и археоавангард, в котором литературные эксперименты с языком закончились радикальным философским жестом – выбрасыванием языка и обнаружением немоты дословного.
Резюме
Литература обэриутов – это отчаянный философский жест русских интеллектуалов в попытке помыслить неязыковое в языке.
Русский мир с английским акцентом
Русский мир с английским акцентом
Общество / Общество / Отражения
Теги: Россия , Украина , Евросоюз
Британский журналист, который так и не стал одесситом
Уличные протесты в Киеве, переросшие в «революцию достоинства» и смену власти, возвращение Крыма в состав России, война на востоке Украины – за этими событиями следил весь мир. В том числе и по репортажам британского журналиста Грэма Филлипса. Недавно я встретился с ним в одном из кафе Санкт-Петербурга, за два дня до этого прошла премьера его фильма о Донбассе.
– Грэм, благодаря твоим репортажам из зоны боевых действий обнажилась очень серьёзная проблема. Телеканалы Европы и Америки не показывают правду.
– Я видел сюжеты ВВС, в которых показывали русские войска, но я за два года объехал весь Донбасс и не видел там ни русских войск, ни ВВС. Когда я жил на Украине и только начинался Майдан, со мной сотрудничали западные каналы, но потом моё видение разошлось с их позицией. У меня была квартира в Одессе, был там бизнес, и если бы я сидел там «с закрытым ртом», то был бы обеспеченным человеком. Но на Майдане я понял, что ничего хорошего не будет, что там собрались боевики.
– На Украине предлагали за твою голову хорошие деньги…
– Знаешь, я приехал на Украину в 2012 году как футбольный болельщик и влюбился в эту страну! Я мечтал там жить! Я мечтал жить в Одессе. Тогда многие в Европе говорили, что Украина – плохая страна, с коррупцией, с плохой властью, но я всегда отвечал, что там очень хорошие люди, трудолюбивые и красивые. Но потом началось какое-то сумасшествие, и вся страна стала Майданом. Меня депортировали два раза, это дикость, я гражданин ЕС, за что? За репортажи, где правда в каждом кадре!
Про деньги за мою голову я слышал, но даже если они назначат награду в миллион долларов, я всё равно не дамся этим украинским неонацистам.
– Многие тебя считают пророссийским репортёром и поэтому необъективным.
– О да. Много раз я слышал от людей, недовольных властью в России, что я «лживая путинская пропаганда». Спрашиваю: «А вы были на Донбассе? Откуда вы знаете, что я лгу?» Они отвечают, что слушают и смотрят другие источники, поэтому всё знают. Я не видел ни одного репортажа в западной прессе, который был бы честным до конца, очень редко журналистам удаётся сказать хоть немного правды, как в недавнем фильме, показанном французами.
– И всё же ты сотрудничал с российскими каналами, значит, твоя объективность может быть подвергнута сомнению, так?
– Я делал сюжеты для Russia Today, для «Звезды» и Life News, иногда мои репортажи использовали другие российские телеканалы, но я снимал всегда только правду. Когда чувствовал, что редакция начинает вмешиваться в мои материалы, прекращал сотрудничество. Я военный корреспондент, если мои друзья будут видеть, что я показываю неправду, меня не будут уважать и не будут брать на передовую для съёмок.
– Тебя ранили на передовой, расскажи об этом.
– Когда в течение двух лет видишь тысячи смертей, оторванные руки, сожжённые тела и снесённые города, то понимаешь, что небольшое ранение – это удача, могло быть хуже. Луганск и Донецк были в окружении, почти по всей земле Донбасса ездили украинские танки, шла война. Там везде людей ждёт смерть до сих пор: минные поля, неразорвавшиеся снаряды и бомбы, брошенные боеприпасы. Война – это страшно.
– Но война – это не только подвиги, есть и трусость, есть и воровство. Много, видимо, и некрасивых сюжетов, но ты их не показываешь.
– Есть истории очень мутные. Видел в Москве политиков из Донбасса, которые вроде бы за народ, но живут здесь без бомбёжек и войны и только «выносят сор из избы», я таких не уважаю. Я знаю сюжеты, которые моментально стали бы бомбой на украинском телевидении, но такие репортажи не помогут защитить от обстрелов детей в Донбассе, это не нужно людям, которые хотят мира. Понимаешь, проблемы этих республик могут обсуждать люди, которые входили в Дебальцево, которым бабушки и дети рассказывали про семимесячную «оккупацию». Я снимал это. Если показать это в Европе, там будут в ужасе, они породили фашизм.
Сидя за чашкой чая здесь, в центре Петербурга, где вокруг всё красиво и мило, трудно представить, что там, в Донбассе, творится.
– Что ты думаешь о политике в России?
– По отношению к Донбассу Россия занимает очень справедливую позицию, а вообще политикой я не занимаюсь – ни здесь, ни на Украине. Я снимаю ситуации, которые уже вне политики, там, где нужно спасать людей от физического уничтожения. Политика меня интересует только в Великобритании, у меня активная позиция, я обязательно поеду на референдум по выходу из ЕС.
– А как британские власти относятся к твоим репортажам?
– Не очень хорошо. Людей в Донбассе они считают террористами, а меня – их пособником, меня обыскивали после прилёта в Лондон и допрашивали. Могут отобрать паспорт и не выпустить из страны, но пока не отобрали. Я выступал с заявлением о том, что мне стыдно за позицию своей страны по Украине. Я патриот и делаю всё, чтобы люди лучше относились к моей стране, видя честные репортажи англичанина.