сама подумай. Твой отец отправил нас сюда, мы попали в это странное место, следуя его инструкциям. И теперь не очень понятно, где мы находимся, и как-то рассказы о прекрасном житье у бабушки, речка-ягоды-грибы меня больше не впечатляют. Сначала найти бы эту бабку, а я все меньше уверен, что нам это нужно.
– Ты думаешь, она и впрямь какая-нибудь… смерть? – прошептала Тедди. В сумерках говорить о смерти было страшновато, но при этом ужас как увлекательно.
– Да нет, – отмахнулся Димка.
Он поднялся, сходил к палатке и достал рюкзак, порылся в нем и принес куртку, которую и накинул на плечи Тедди, и девочка вдруг поняла, что продрогла. Дневное пекло сменилось вечерним холодом, а она даже не заметила этого.
– Я попытался с Василием серьезно поговорить, он вроде мужик неплохой, но темнит что-то. Мару они зовут серой смертью, но при этом он вполне допускает, что она может быть твоей бабушкой. А тут, ты уж прости, и ты не тянешь на внучку смерти, и смерть просто никак не тянет на то, чтобы быть хоть чьей-либо бабушкой. Так что, думаю, это иносказательно. Может, она чем-то им насолила всем, я не знаю. Но радует уже то, что она хотя бы существует. Хуже было бы, если бы мы оказались в этом приюте безумия, а о бабе Маре никто и слыхом не слыхивал.
Тедди знала, что он ее утешает, но все равно было приятно.
– Что завтра будем делать? – спросила она, поплотнее закутываясь в куртку. Хорошо, что Матильда их собрала как на Северный полюс! И что бы они без нее делали?
Против воли девочка вспомнила, что попали они сюда из-за того, что ее отец хотел остаться наедине с молодой женой, и вот теперь, когда они очутились в каком-то странном месте, ей стало неожиданно страшно за мачеху. Если отец отправил любимую и единственную дочь в такое страшное место, что будет с Матильдой, если она продолжит противиться его планам?
Тедди бросила косой взгляд на брата, гадая, думает ли мальчик о том же, о чем и она. Эти проклятые мысли так и лезли в ее несчастную голову, хоть она и гнала их, пытаясь убедить себя, что все это – череда глупых совпадений, и все неясности рано или поздно разъяснятся, и ее отец окажется вовсе даже ни при чем.
– Ладно, спать пора. Завтра будет длинный день. – Димка решительно поднялся. На ее вопрос он так и не ответил, словно пропустил мимо ушей. А может, так оно и было, если, конечно, думал о том же, о своей матери.
Тедди стало грустно. Она совсем не помнила свою маму, да и не могла ее помнить, но в такие моменты она остро чувствовала, как ей чего-то не хватает. Точнее, кого-то. И пусть она понятия не имела, каково это – расти с мамой, она могла грустить о несбывшемся точно так же, как тот, кто знал, что теряет.
Димка первым забрался в палатку, и Тедди остановилась в нерешительности рядом. За дневной суетой и всеми этими думами о мачехе и отце она совсем забыла о том, что ее мучило ранее.
– Давай скорее, – послышался голос Димки из темноты палатки. – А то комаров напустишь.
Это поставило точку в ее колебаниях. Тедди немедленно вползла внутрь и была тотчас уложена на мягкий благодаря сену брезент. Ей показалось, что внутри даже пахло сеном, хотя это было маловероятно.
– Спим в одежде, ночь может быть холодной, – пояснил невидимый в темноте Димка таким тоном, словно они каждые каникулы ночевали в одной палатке. – Все-таки еще не июль, а самое начало лета. Завернись в куртку, под голову вместо подушки я тебе полотенце сунул, оно сухое совсем. Спокойной ночи.
И Тедди стало смешно от ее терзаний и так легко, что она искренне удивилась, что лежит, а не болтается, как воздушный шарик, под потолком низенькой палатки. Она хотела сообщить об этом Димке, но тот уже затих. И только его ровное дыхание выдавало, что девочка в палатке не одна. А Тедди вздохнула и поправила полотенце под головой. Спать не хотелось.
Вдалеке глухо ухали собаки, – похоже, они все в этой странной деревне имели ну очень общего предка с медведями и даже лаяли трубно, словно в пустую бочку. Тедди заворочалась, устраиваясь поудобнее. Как давно она мечтала поехать куда-то, где можно жить в палатке, печь на костре картошку, варить уху… С последним она, кажется, слегка переборщила: рыбу она не любила и готовить не умела. Да и отец никогда не настаивал на том, чтобы она обязательно ела все. С этим ей повезло.
Мысли снова перенеслись в город. Тедди вообразила, как утром они с Димкой наконец узнают у что-то темнившего Василия, где им найти бабушку. И вообще, как она сразу не додумалась: имя могло относиться и к совершенно другой старухе, а ее бабушку можно назвать по фамилии. Она наверняка, как и они с папой, – Мусова. Вот завтра Тедди так и поступит – спросит о Мусовой, узнает, как ее найти… Может, они просто ошиблись деревней, вряд ли она тут одна-единственная, вдоль реки-то. А потом оставят у бабушки все эти тяжелые вещи – и на речку! Или сначала в поселок покрупнее – позвонить домой, услышать отца, Матильду. Рассказать о странностях этого района, пожаловаться на диких людей, которые не пустили их даже на порог. О, и скинуть фотографии в соцсеть!
Тедди даже села от вспыхнувшей в голове мысли. Она ведь совсем к вечеру забыла про мобильник и даже не попросила Димку заснять, как купается в бочке! И свинью, и ту непонятную дыру в частоколе старосты Егорыча… С утра нужно будет сначала пройти по деревне и заснять все-все, чтобы было что вспомнить. Память-то – она недолговечна, другое дело фотографии в Сети.
Она еле заставила себя успокоиться и снова лечь. Чтобы утром успеть все это, сейчас требовалось как следует выспаться, а сна ни в одном глазу. Ведь пока сидела на крыльце, думала: только бы дойти до ровной поверхности – глаза закрыть не успею, уже спать буду, а в результате сколько времени проворочалась. Но может, оно было и к лучшему. Из-за того, что Тедди не спалось, именно она первая услышала этот шум.
Сначала ей показалось, словно издалека приближается и нарастает шелест. Потом послышались сухие хлопки и зашумело дерево, жалобно захрустели ветки, словно кто-то немаленький пытался в темноте на него забраться. И все смолкло. Даже медведе-собаки замолчали, будто вымерло