Читать интересную книгу Часы зла - Аллен Курцвейл

— Так это Маккаркл первым отправил вас в страну лилипутов?

— Да. И воспитал во мне любовь к библиотекам. Он многому научил меня. Как сортировать новые поступления, приклеивать оторвавшиеся корешки и переплеты, вести каталог. И я почти два года помогал ему. А потом поступил в колледж и увлекся классификацией Дьюи.

— Любители книг порождают других любителей книг, — заметил Джессон.

— Да, и иногда — на свою голову. Впрочем, если б я не повстречался с мистером Маккарклом, то вряд ли стал бы поступать в библиотечный колледж. А если б не поступил в этот колледж, то вряд ли работал бы на профессора Щаранского.

— Второе издание вашего шотландца?

— Скорее, улучшенное подарочное издание. Витольд Щаранский был не из тех, кто пачкает пальцы клеем, обновляя переплеты старых книг. Он вообще предпочитал манускриптам восемнадцатого века новую литературу. Был известен, как ученый, работами по палеографии, находил время и для чтения лекций по библиотечной классификации. И здесь более узкой его специализацией являлись ссылки. Весьма, знаете ли, сложный предмет. Он постоянно внушал нам, чтобы мы забыли о всяких там справочниках по цитатам, был категорически против бездумной зубрежки. И говорил: если мы хотим запомнить что-то, следует прежде всего вспомнить призыв Брехта. Могу вам процитировать:

Стремясь познать новое,Расширить свой кругозор,Ты должен четко понимать:Делиться знанием с другими —Священный долг твой,Твой удел, и лишь тогдаТы этому знанию хозяин.

Джессон одобрительно кивнул.

— Надо сказать, — продолжил я, — эти слова произвели на меня большое впечатление. Они не только служили мне путеводной звездой, но и заставили понять, каким радикальным преобразованиям следует подвергнуть библиотечное дело. Возможно, именно поэтому я и увлекся затем изучением трудов Мелвила Дьюи.

— Он ведь, кажется, Джон, или я ошибаюсь?

— Вы путаете его с реформатором системы образования. Мелвил Дьюи также руководствовался моральными императивами, но оставил более заметный след в своей области знаний. Именно он изобрел переплет с отрывными листами, систему вертикальных файлов и наконец общую систему классификации, которой теперь пользуются во всем мире. А известно ли вам, что именно Мелвил разработал идею переносной библиотеки? Да он, возможно, сделал больше для развития и распространения знаний, чем сам Билл Гейтс!

— Еще одно неизвестное мне имя.

— Ладно, не важно. Суть в том, что Дьюи создал метод, согласно которому всю Вселенную можно как бы поделить на десять основных классов. Если вдуматься, немного похоже на ваш шкафчик с сюрпризами. Кроме того, не кто иной, как Дьюи, заставил меня заинтересоваться стенографией. Сам он ратовал за модифицированную систему Линдсея, которая, в свою очередь, есть не что иное, как модифицированная система Питмана.

— Потрясающе!

— Вообще-то я не ожидал, что это вас так заинтересует.

— Но вы же сами видели, какое внимание я уделяю своему почерку.

— Тогда, наверное, вам будет интересно услышать об упрощенной системе правописания, за которую ратовал Дьюи. К примеру, он писал свое имя как «Д-Ю-И». А Майнус Маккаркл, являвшийся в определенном смысле его учеником и последователем, подписывал всю свою личную корреспонденцию одной горизонтальной чертой.

— Простите, не понял?

— Ну, просто заменял подпись графическим изображением своего имени. Майнус — стало быть, «минус». Надо сказать, сам я этим никогда не увлекался, хотя и написал по данной системе статью, еще когда служил мальчиком на побегушках.

— Вы были мальчиком на побегушках в библиотеке? — удивился Джессон.

— Да. Так там называют всех вновь поступивших сотрудников.

— Так как же это получается? Начинали вы мальчиком на побегушках, а потом вас сразу повысили до главы отдела? — Тут Джессон, видно, сообразил, что это может показаться для меня оскорбительным, и сказал: — Простите. Продолжайте.

— Темой моей работы было использование метода Линдсея у Дьюи. Профессор Щаранский весьма высоко оценил этот анализ и даже счел, что он может быть номинирован на премию. И можете верить, можете не верить, но я эту премию получил. А вместе с ней — и небольшой грант на поездку с целью посещения конференции по библиотечным проблемам, где меня наградили парой запонок, в точности такими же, какие некогда носил сам Дьюи. На них было выбито по большой букве «Р», что обозначало слово «Реформа». — Джессон покосился на мои запястья. — Я не ношу их. Никогда не носил.

— Почему?

— Потому что на этой конференции всплыли кое-какие неприглядные факты о моем герое. Нет, конечно, я уже был наслышан о его шовинизме. Каждому учащемуся библиотечного колледжа было известно, что Дьюи уделил куда больше внимания и места американским ассоциациям молодых христиан, нежели всему восточному буддизму в целом. Но я не знал, что он был настоящим фанатиком. Выяснилось, что он основал частный загородный клуб, девизом которого стало: «Здесь не место евреям, инородцам, туберкулезным больным, а также другим людям, чье присутствие может показаться нежелательным членам клуба».

— Получается, что ваш мистер Дьюи применял разделение по классам не только к книгам, — заметил Джессон.

— Кроме того, Дьюи, когда не преследовал евреев или негров, оскорблял своих коллег женского пола. В тысяча девятьсот шестом году против него даже выдвинули обвинение в злоупотреблении служебным положением. И на этой конференции демонстрировались материалы дела, разные там судебные бумаги, а также, в качестве вещественного доказательства, поврежденный корсет из китового уса, принадлежавший одной из потерпевших.

— Да уж. Ваш идол зря времени не терял.

— Экс-идол. Тот лектор сумел убедить меня, что буквы «Р» на запонках на самом деле означали не что иное, как «Расизм» и «Разврат». Стоит ли говорить, насколько я был разочарован в своем кумире. Я создал своего Дьюи, не имеющего ничего общего с реальным. Довольно характерная для меня ошибка, как утверждает моя жена. Все мои заблуждения происходили из неверного суждения о людях.

— Они у вас сохранились?

— Заблуждения?

— Да нет. Запонки.

— Нет. Я их выбросил. С заблуждениями расставаться куда как сложнее.

— А вы пытались?

— Ну, если вы имеете в виду, наблюдался ли я у врача, то да, какое-то время. Не слишком долго. Ник настояла, чтоб я проконсультировался у Креветки, так она называет моего психоаналитика.

— И что же, он помог?

— Да ни чуточки. По большей части испытывал на мне какие-то свои еще сырые теории.

— Полусырые креветки, это блюдо может быть страшно опасным для здоровья.

— Да нет, не очень, вы уж поверьте. Слышали когда-нибудь о библиотерапии?

— Уже по самому слову можно догадаться, что это такое. Лечение книгами?

— Да. Библиотерапию по большей части используют в тюрьмах. Видно, Креветка захотел расширить область применения, а потому прописал мне целый список книг, подобранный специально для помешавшегося на графологии эмоционально неустойчивого библиотекаря.

— И этот список…

— Полный бред. Названия вам ничего не скажут.

— Кошмар!

— Да уж. Впрочем, курс этой терапии был недолгим. Последняя разборка с Креветкой состоялась, когда я спросил, что означает диагностический код на бланке моей медицинской страховки. Креветка ответил, что для беспокойства у меня нет никаких оснований. Но я тем не менее беспокоился. Ведь в конечном счете именно беспокойство было одной из основных причин, по которой я угодил к этому врачишке в лапы. Я страшно возмутился и потребовал от него объяснений, что означает этот код и каким образом он может сказаться на моей дальнейшей карьере. Хотите знать, что ответил Креветка? «Очень хорошо, Александр. Раз вы настаиваете. Под этим кодом зашифрован ряд симптомов, указывающих на наличие у вас психопатических навязчивых идей и склонности к депрессивному неврозу».

— И это вас удивило?

— Между ощущением, что с тобой что-то неладно, и превращением твоего случая в клинический существует целая пропасть. Так что да, удивило. Впрочем, это слабо сказано. Его диагноз настолько огорчил меня, что я ушел, так и не поставив подписи на проклятом бланке страховки. И лишь потом спохватился, что это может вызвать нешуточные осложнения, особенно при устройстве на работу. Я вернулся и тем самым подверг себя еще большему унижению. Двери в кабинет Креветки были распахнуты настежь, сам он говорил по телефону. Вернее, так мне сначала показалось. Но на самом деле он наговаривал текст на диктофон, причем пользовался при этом чисто медицинским жаргоном.

— Поистине дьявольское изобретение эти диктофоны, — заметил Джессон.