Читать интересную книгу Три рэкетира - Ярослав Зуев

– Козлина зажиревший!..

– Замажь хлебало, – Черный Свитер потушил фары. «Победа» замерла в пяти метрах от джипа. – Владимир Петрович сказал, слышите, всех на хрен умочить. А с жирного еще вытрясти кассеты.

– А деньги у него есть? – Тенор жадно мусолил в руках ТТ с полностью затертыми номерами.

– Да есть, есть. Задолбал!

– Не командуй!

– Прихлопни плевалку, сука!

Леха, не сводивший глаз с суетливых огоньков сигнализации, и уже жгуче их возненавидев, спросил хрипло:

– Всех, значит, велел замочить? А чей это джип? Жирного? Твой Вова ответит за базар, если там кодла сидит со стволами? – Леха повел дулом обреза в направлении обшитой вагонкой двери. Как в воду глядел. Черный Свитер вытащил на свободу наган, отстрелить из которого мошонку ему была не судьба:

– Да ты гонишь. Какая кодла?! Крутарь прикатил шлюху трахать.

Тенор нервно захихикал. У него давно не было женщины, и это его удручало.

– Эй, коматозник, – Черный Свитер наклонился к Лысому, – вставай, твою мать, отморозок. Приехали.

Они посыпались из «Победы», готовые буквально на все.

Леха передернул затвор обреза. На погрузившейся в сон улице металл лязгнул оглушительней выстрела. Черный Свитер и Тенор уже подходили к двери, когда отставший на пару шагов Леха все-таки не удержался и изо всех сил пнул передний бампер внедорожника. В следующую секунду фары машины вспыхнули, тишину вечера разорвал пронзительный вой сигнализации.

* * *

Удержать восемь покрытых изморозью ледяных банок пива в руках, в то же время, не позволив им коснуться раскаленного голого живота, – задачка не для слабонервных. Андрей миновал холл, балансируя на грани фола, и споткнулся при входе в бассейн. Падая, разжал руки. Банки посыпались на кафельный пол с грохотом артиллерийских снарядов.

«Вот ведь знал, идиот, чем кончится, опустошая чертов холодильник. Знал. А все равно греб».

Андрей нагнулся за ближайшей жестянкой и, не долго думая, откупорил. Банка рассерженно зашипела.

«Отчего, спрашивается, звук открываемой пивной банки так радует слух»?

«От того, что рождает ощущение исключительно комфортного времяпрепровождения, лапоть».

Первая встреча с упакованными в банки напитками – «Колой», «Фантой» и, конечно же, пивом состоялась у Андрея в Венгрии. В те славные времена большая часть советского народа, та, что к закрытым партийным распределителям никакого касательства не имела, подобную роскошь могла увидеть разве что с экранов кинотеатров. Или на страницах детективов Джеймса Хедли Чейза. На пасеке в Дубечках о баночном пиве, по понятным причинам, довелось надолго забыть.

Первый глоток показался обжигающим. Ледяное пиво, сковав стужей гортань, покатилось вниз по пищеводу, и Андрей замер, наслаждаясь каждым сантиметром этого многотрудного пути.

«Ух, и хорошо, мать вашу».

Когда пиво достигло дна, то есть желудка, Андрей удовлетворенно крякнул, глубоко вздохнул и, совершенно неожиданно для себя вспомнил друга юности Игоря Войтенко. Игорь, в свое время, смеха ради, составил целый список всевозможных житейских радостей. В том перечне ледяное пиво в жару занимало почетное место между горячим кофе с мороза и водкой, когда душа просит. Впрочем, свободный сортир, в случае приступа диареи, в рейтинге Войтенко котировался много выше, с чем Бандура не спорил тогда и с чем не стал бы спорить сейчас.

«Ни в коем разе…»

Из глубины подсобных помещений тихонько выплыл Бонасюк. Искоса взглянул на банки, разлетевшиеся по всему полу, с тоской думая о возможных повреждениях, полученных дорогущей испанской плиткой. Тяжело вздыхая и вибрируя всеми тремя подбородками, хозяин сауны проследовал мимо Андрея и исчез в прихожей.

Бандура смущенно развел руками, мол, виноват, хотел как лучше, вышло известно как, залпом добил свою банку и принялся за сбор оставшихся семи. Он тянулся за последней, закатившейся под дверь душевой кабины, когда во дворе истошно завопила сигнализация.

«Это же Валеркин джип!» – успел сообразить Андрей.

* * *

– Эдик, блин. Пожалел бы ты своих престарелых родителей, а? – Протасов сокрушенно потряс головой, – лучше сын-дебил, чем вообще никакого. Если тебе и не дала вчера какая девчонка, это ж, в натуре, не повод, чтобы уходить из жизни, обожравшись ледяным пивом в парилке, – лицо Протасова выражало неподдельную грусть, – Атасов, ты хоть ему скажи. Красиво, конечно, блин, придумал, от пневмонии скопытаться, сразу видать, грамотный черт.

Армеец криво улыбнулся:

– Я пиво для те-тебя заказал, Валерка.

– Со мной не выгорит ни хрена, – Протасов постучал по голове. – У меня ж тетка в аптеке тусуется, у ней антибиотиков – завались…

– Саня, – Армеец повернулся к Атасову, нетерпеливо махнув Протасову, чтобы заткнулся наконец, – Саня, я полагаю, д-дружище, что тебе самое время рассказать, что это за па-парень? – Армеец кивнул в сторону прихожей, – и какого че-черта мы с ним носимся, будто он сын Сары Коннор, а мы – трое г-гребаных терминаторов? Он что – грех молодости Олега Петровича?

– Вот что, – Атасов склонился к друзьям. Их лица, покрытые каплями пота, багровые в отблесках раскочегаренной каменки, наводили на мысли о сталеварах. Как в песне поется:

Крепче, чем жену-старушку,

Я люблю свою печушку,

И родней родного брата

Мне двенадцать тонн проката…[6]

– Вот что, – повторил Атасов и запнулся, потому что во дворе взвыла сирена. – О, типа! Валера, кажись, твой джип потрошат…

Протасов подхватился на ноги:

– Е-мое! Точно! Это ж мой «Патруль» разрывается. Бонасюк!!! – он закашлялся. Голосовые связки в накаленной до одури атмосфере дали сбой, – Бонасюк, – свистящим щепотом. – А ну-ка, иди глянь, чего там с машиной…

– Он те-тебя у-услышит…

Протасов плюнул и шагнул к выходу. Уже с порога он бросил через плечо:

– Атасов, блин? Что за беспредел в этом долбаном городе творится? Третью за полгода магнитолу выдирают. С кишками, блин! Это в подконтрольном районе, а?! Ну, поубиваю клоунов!

Окна холла выходили на задний двор. Бассейн и парилка их вообще не имели. Василий Васильевич засеменил по коридору к двери, бурча под нос про бандитов, купающихся в сауне на дурняк.

«А ты, поистине, еще и вездеходы бандитские охраняй…» – с этими словами Бонасюк отодвинул засовы.

Лично он полагал, что виной всему ветер.

«Или машина какая проехала. Нахватали, поистине, джипов, натолкали в них сирен разных, – а то, что другой пожилой человек после таких воплей до утра глаз не сомкнет, кому из них интересно…»

* * *

В следующую секунду Бонасюк валялся на полу, обеими руками схватившись за голову. Из разбитого лба хлестала кровь, а Вась-Вась истошно орал:

– Ой, не убивайте меня, поистине, только не убивайте!!!

Четыре пары ног перескочили через его распластавшееся по ковру тело, наступив на несчастного банщика не менее пяти раз.

Суки, всем стоять! Завалю! – крикнул Черный Свитер. Он пулей проскочил через холл, здесь было безлюдно, влетел в комнату с бассейном и врезался в опешившего Протасова. Протасов окаменел возле самой кромки воды, огромный, как Родосский колосс,[7] и почти такой же неподвижный. Лицо Протасова выражало жесточайшее изумление, а то и панику.

– Ну, крутой, где твоя шлюха?! – завизжал из-за спины Черного Свитера Тенор. Полотенце, небрежно повязанное на бедрах, соскользнуло на испанский пол, но Валерий этого не заметил.

– Твой, сука, джип? – Леха уткнул вороные стволы обреза в волосатую грудь Протасова. – Твой, сука?

Протасов словно онемел. Его мозг, будто заезженную в музыкальном автомате пластинку, заклинило одной нехитрой мыслью:

«Е-мое. Вот это, в натуре, и попарились в баньке. Ох и попал я… Попал, попал, попал…»

– Лысый, – гаркнул Черный Свитер, – Лысый, твою мать! А ну волоки сюда жирную старую гниду.

Лысый скрылся в холле, но вскоре появился опять, волоча почти бездыханного Бонасюка. В руках Лысого Вась-Вась смотрелся неодухотворенным мешком с картошкой. Судя по быстроте, с которой тело Бонасюка скользило по кафельному полу, Лысый обладал просто неимоверной силой. Бонасюк тихо верещал, как будто в нем прикрутили звук, и закрывал голову руками.

– Что, свинья толстожопая? – нагнулся к нему Черный Свитер, – Жить хочешь? – и, не дожидаясь ответа, ударил Бонасюка в лицо. – Где кассеты с трахалками, сука?

Пока Черный Свитер проводил бесхитростный допрос Вась-Вася, в лучших традициях гестапо, Тенор проскользнул вдоль бассейна и достиг двери в парилку.

«Шлюха, где шлюха? – бухало в его голове. От нетерпения Тенор негромко повизгивал. Впереди его ожидали лишь разочарование, боль и смерть.