и так вспотел, что зелёная футболка стала мокрой на спине и под мышками. И всё равно с металлическим колесом он не справился.
И мне пришлось помочь ему: я обстукивала непослушный вентиль со всех сторон кувалдой, которую еле удерживала в своих тоненьких ручках, а папа упирался в трубу водовода ногами, и тянул, тянул здоровенный рычаг-лом… А мама сидела в аппаратной, следила за десятком приборов, и всё время с дрожью в голосе спрашивала, спрашивала — когда? А то давление всё падает и падает…
Вентиль мы тогда отвинтили.
В мастерской папа, конечно, бывал куда чаще — я помню его и у токарного станка, и у верстака, где он что-то пилил и обрабатывал напильником в тисках. Теперь, при полном свете ламп, что сейчас сверкали на потолке, оказалось, что стены до половины закрашены не чёрной краской, как я раньше думала, а тёмно-зелёной… А в котельной — синей.
В оранжерее я задержалась надолго. И не потому, что любовалась на иссохшие пеньки погибших томатов и картофеля — чем тут любоваться?! Просто мне вспомнилось, как мама упрямо и тщательно пыталась вывести рассаду из имевшихся у нас семян, а они, «поганцы такие», прорастать-то прорастали, но когда их высаживали в грунт огромного бетонного «бассейна», как мама его называла, упорно скукоживались, и умирали…
Папа тогда сказал, что, похоже, грунт окончательно испорчен теми парами и излучениями, что пробиваются от магмы… Или расплодившимися нематодами.
А мама сказала, что до неё док Расмуссен пробовал вырастить хоть что-то в верхней галерее, в горшках, и результат был точно таким же — дело не в парах или излучении. Скорее всего, эта почва себя полностью исчерпала: закончились, вероятно, микроэлементы, и накопились канцерогены. И получить картофель для борьбы с цингой теперь невозможно. А папа сказал, что у них достаточно и таблеточных витаминов от цинги. А мама сказала…
Словом, теплица маму не порадовала. Да и меня тоже.
В медотсек я не смогла себя заставить зайти. Просто постояла перед его дверью, иногда смахивая текущие по носу слёзы.
Не смогла я зайти и в шлюз, ведущий к шахтам термопар. Да и что бы я там делала?! Заглядывала в пышущую жаром шахту, и кричала туда: «Мамочка! Пожалуйста вернись!»?
На пороге склада с испорченными аппаратами автоматического техобслуживания я стояла долго. Вон тот, приземистый и многоманипуляторный аппарат, как рассказывала мама, катал её, в её детстве, на спине — как «коняшка». Пока от усталости металла не рассыпались манипуляторы. Меня кроме папы на спине никто уже не катал…
Остальные склады и помещения с запчастями, одеждой, инструментами и запасами пищи я так пристально и долго не осматривала. Просто открывала туда дверь, констатировала, что стены, оказывается, не серые, а кремово-жёлтые, убеждалась, что потёков от грунтовых вод нет нигде, и снова двери закрывала.
Мои шаги непривычно гулко разносились по коридорам и залам — сейчас, когда половина аппаратов не работала, вокруг казалось непривычно тихо. И эта тишина и стены словно давили мне на голову и тело…
Ужинала я позже обычного. Ловила себя на том, что всё время пялюсь, как дура, в одну точку — на уже сто лет как неработающую кофеварку. Которую папа, тем не менее, хотел сохранить именно здесь, на кухне — ему нравились её полированные бока и изящный, как он выражался, дизайн. На что мама неизменно отвечала, что всё это — чушь собачья, и на самом деле ему просто не хочется возиться: открутить восемь болтов, что крепят её к полу, и пригнать тележку, чтоб перевести в комнату с прочим утилём…
После ужина я тщательно вымылась. Почистила зубы. Из зеркала над раковиной на меня смотрело серое перекошенное лицо с синими мешками под глазами.
Пришлось пройти в автозал, и сказать Агате, чтоб вновь оставила только дежурное освещение.
Теперь мешков видно не было.
Зато всё лицо вновь стало бледно-голубым…
На следующее утро я снова пришла к Агате.
Ночью я опять долго не могла уснуть — всё ворочалась, и думала, думала…
Наверное, в ту ночь и закончилось моё так называемое детство.
Под утро всё же удалось забыться сном, но спала я отвратительно — пришлось даже взять мамину подушку, потому что на моей сухого места не осталось, несмотря на то, что я приказывала себе не плакать, и держаться: я сейчас должна быть сильной!..
Ни фига оно не получалось.
Быть сильной легко, когда за спиной ощущаешь маму и папу: они, если что, всегда помогут. Подскажут. Научат. Подстрахуют…
А сейчас кроме Агаты некому мне помочь. Научить. Объяснить.
— Агата. Ты ведь здесь с самого начала… Миссии?
— Да.
— Расскажи мне, как и с чего тут всё начиналось.
— Ты имеешь в виду — как происходило строительство и заселение нашего Убежища?
— Нет. — я невольно сглотнула, — Я имею в виду — как всё это началось вообще. На поверхности. С момента появления Кокона. Кто и как его установил?
— Сожалею. Но об этом я достоверно и подробно рассказать не смогу, потому что меня смонтировали, и загрузили память и программы уже после того, как Убежище было готово. Но я могу показать тебе Протоколы, которые велись в тот период особой Комиссией, созданной для проектирования и строительства наших Убежищ.
— Годится. Показывай.
Ожил вспомогательный экран, и возник документ — первый лист какого-то Протокола.
Я стала читать.
«28 мая 20… года. Протокол № 1/28 заседания экстренной Комиссии по обеспечению Возмездия. Присутствуют… На повестке дня…» — я пробежала список фамилий и имён, которые ничего мне не говорили. И обсуждение поставок цемента и щебня. И доставки запасных долот…
Нет, мне нужно другое.
Мне нужно знать, почему и как возникла необходимость в строительстве Убежищ!
Как пытались справиться с Коконом, и почему никто и ничем так и не смог пробить его! И почему нельзя было оставить дежурить в Убежищах побольше людей…
Одиночество.
Теперь-то я отлично понимала, каким грузом оно лежали на плечах папы. И мамы. И какую они должны были чувствовать ответственность за всё, что делали.
Я торопливо крутила колёсико мыши, пробегая мельком то, что говорили выступающие — оно касалось только технических сторон строительства: объём бетона, сортаменты арматуры, сколько и каких подъёмных кранов, буровых установок, и прочей техники доставили на рабочую площадку, а сколько — не смогли, и почему… И какой объём скального грунта уже извлечён из подземелья.
Ответ нашёлся в Приложении № 1, где описывалось, какими оказались результаты попыток воздействия на Кокон.
А никакими.
Зато я узнала, когда он появился.
За пять с половиной лет