почему, продрог. То ли его испугал этот взгляд, всегда радостный, но теперь наполненный агонией и тяжелым безумием, то ли своя же фамилия, первый раз звучащая так нервно и с такой ненавистью. Сехинов мягко улыбнулся.
— Полно, Миша! Я же знаю, ты шутишь!
Болдин крупно задрожал от усталости и чувств, захлестывающих его, и отвернулся. Теперь и Алексей начал раздражаться, первый раз не контролируя эмоции.
— Да что за цирк ты устроил, в конце концов? — не стерпев, Алексей повысил голос, — Это уже слишком далеко зашло! Зачем рояль-то прячешь? Ты мне не проймешь, я и так все понял, сразу понял! — Сехинов, сказав все это, быстро направился к прикрытому роялю, чем Болдин даже слегка заинтересовался, подняв глаза на друга, который тем временем что есть силы дернул ткань, служившую пока что единственным доказательством игры Михаила.
Однако вместо ожидаемого инструмента взору Алексея предстала обычная швейная машинка, именно та, которую он видел раньше. Просто удачно падал свет, казалось, под скатертью что-то большое. Алексей перевел широко открытые от шока глаза на мужчину и, в один прыжок оказавшись рядом с Михаилом, закричал во все горло:
— Ты совсем спятил, Скалровский?! Какого же черта ты!?..
— А что могу я сделать?! — вскричал в отчаянной агонии Болдин, резко встав со стула и повернувшись к Сехинову, тут же инстинктивно отшагнувшему от мужчины в страхе: перед Алексеем предстало раскрасневшееся от слез лицо и почти такие же красные, отдающие желтым цветом широко раскрытые и воспалённые глаза Михаила, в яростном отчаяньи глядящие на юношу. Тяжело дыша и вздрагивая, Михаил заговорил дрожащим голосом:
— Ты же мне выбора не оставил… Все опорочил… Все, чем я жил, опорочил!! — Миша сорвался на крик, но упал на колени, опираясь рукой о табуретку, на которой до этого сидел, истерически хватая ртом недостающий воздух. Опустив растрепанную голову, он пытался дышать, дрожа и держась за часто вздымающуюся грудь. Алексей, оцепенев, молча наблюдал за происходящим. Возможно, он знал бы, что ему сделать, если бы решил «оценить ситуацию» трезвым умом, как он обычно старался делать всегда, чтобы не терять репутации, но сейчас Сехинов не мог думать. Его теория о легком преодолении эмоций дала трещину, и он с ужасом осознавал это. Никто не может сказать, что стало бы с Болдиным, если бы не пришла жена мужчины. Вся бледная от страха, она подняла мужчину за локоть, усаживая на табурет еще не отдышавшегося Болдина, и тут же вновь убежала на кухню, возвращаясь со стаканом воды и незамедлительно помогая мужчине его выпить. Мария в гневе посмотрела на Сехинова, только стакан был выпит, а мужчина отдышался.
— Ты… Это все ты… — женщина пошла на юношу, надвигаясь медленно, будто кобра, гипнотизирующая свою добычу, пока Алексей стоял на месте — Тварь… Ты за все заплатишь…
— Маша… — послышался ослабший, хилый голос Михаила, пришедшего в себя.
— Я тебе больше не позволю отравлять жизнь ни мне, ни Мише…
— Маша, пожалуйста…
— Ты уйдешь отсюда сейчас же…
— Послушай… Послушай меня… Не нужно… — мужчина встал с табурета и осторожно уложил ладонь на плечо женщины со спины, на что та обернулась на Михаила, цедя скозь зубы:
— Тебя никто не спрашивал. Сядь обратно, я разберусь сама, — она сбросила его руку со своего плеча, снова оборачиваясь на Алексея, чему оба крайне удивились: Алексей поднял брови, а Михаил застыл, стоя позади женщины. К горлу поднялся гнев, все обиды, оставшиеся невысказанными, из-за чего накатили и слезы. На лице крайне опасно заиграли желваки, и мужчина шумно задышал, не предвещая ничего хорошего, сверля женщину яростным взглядом со спины. Пока со спины. Михаил вцепился сильными пальцами в плечо Марии, насильно оборачивая недоуменную жену к себе. Она подняла на Михаила возмущенный взгляд, но тут же изменила его на испуганный, стоило увидеть страшное, злое, но все еще любимое лицо.
— Я сказал послушать меня, — проговорил первый раз в жизни стальной голос.
— Миша…
— Заткнись.
Болдин долго смотрел на Марию, все еще держа её за плечо, не давая стоящим в глазах слезам глубокой обиды упасть на щеки. Он тихо заговорил.
— Ты никогда не думала о нас. Ты думала о себе. А я делал все. Ты знала, как сильно мне нужен был кабинет. Ты знала. Но у нас теперь там твоя мастерская, в которой ты нихрена не работаешь. Мне это конкретно надоело, — Михаил приблизился к испуганному лицу женщины, ни разу не моргнув, — Я ненавижу тебя.
В глазах женщины заблестели горькие слезы, но мужчина никак не среагировал на это. Он грубо посмотрел на Алексея.
— Вы оба друг друга стоите.
Сехинов в изумлении стоял за женой мужчины, которая, опустив глаза, бесшумно роняла слезы. «Нет-нет, этого не должно было произойти… Надо что-то сказать». Алексей начал тихо говорить:
— Миша, ты сейчас находишься в неуравновешенном состоянии… Пожалуйста, позволь нам…
— Ты вообще молчи, грязный червяк… — процедил сквозь зубы мужчина, снова начиная часто дышать. Болдин скривил губы в приступе подступающей истерики, — Я искренне жалею, что вообще разрешил тебе остаться.
Дыхание вновь участилось, готовя Михаила к новой волне слез, и он, не желая никого больше видеть, в три шага оказался в мастерской жены и, зайдя внутрь, запер дверь, но не на замок, понимая, что к нему и так никто не заявится. Мария закрыла глаза и прислонила ладони к лицу, тоже тихо плача, после чего быстро ушла в спальню.
Сехинов проводил её взглядом, отчего-то чувствуя, что его сердце сжимается в жалости к этому неопределенному существу. Он понимал, что каждый сейчас думал о своем. И он тоже. Сев на диван, юноша уперся локтями в колени, чтобы уложить подбородок на ладони.
«Да… Я совсем такого не ожидал. Думал, что победил, а оказалось, что все это время сам себе рыл могилу, — думал юноша. Он вздохнул, — Я понял свою ошибку. Никого нельзя перевоспитать, даже если очень хочется. Можно вложить новое ребенку или собаке, но не человеку. Иначе будет одна, а то и больше искалеченных жизней». Алексей долго сидел так, рассуждая. Он думал и о Марии, и о Мише, даже затронул свою теорию, но вскользь. Сейчас не хочется разбираться, в чем был его просчет. Сехинов понимал, что должен будет очень скоро уехать из этого дома и больше никогда не возращаться обратно, но для начала ему следует поговорить со своими сожителями. Этой ночью юноша первый раз лег спать в домашней, а не в ночной одежде.
VIII
Сехинов медленно открыл глаза, чувствуя, что кто-то крайне активно пытается