Изабо и Клариса хихикнули, нисколько не обижаясь на мать. Они были рады, что им всем, и особенно их любимому брату и его прекрасной жене, выпало такое счастье. Сестры побежали в спальню и раскрыли давно приготовленную постель со свежими простынями, надушенными лавандой.
Адам осторожно приподнял Скай и перенес ее на руках в постель. Потом натянул на нее покрывало. Глаза у Скай, изможденной ожиданием последних месяцев и родами, начали сами собой закрываться. Она заснула, едва его губы коснулись ее губ.
— Все в порядке? — спросил Адам у Эйбхлин.
— О да, — кивнула та, мягко улыбаясь. — Она просто очень устала. Я бы так не волновалась, будь она помоложе, но все же ей больше тридцати, а это не самое лучшее время для таких тяжелых родов.
— А что, была какая-то опасность?
— Не думаю, Скай всегда была здорова, но все же осторожность не мешала.
Эйбхлин вывела всех из спальни и затворила за собой дверь.
— Ну, отправляйтесь в постель, дочки, — приказала Габи. — И я пойду спать, и вы, сестра, заслужили отдых. Я пошлю няньку, чтобы она присмотрела за младенцем, пока мы спим.
Клариса и Изабо обняли брата и отправились к себе, за ними вышли Эйбхлин и Габи. Последняя еще раз повторила:
— Это чудо! Когда они исчезли, Адам снова прокрался в комнату Скай и несколько минут стоял, пристально глядя на закутанного ребенка. Его дочь! У него есть дочь! Вовсе не королевский ублюдок, к чему он был уже готов, а его собственная дочь! Да, это чудо! Ему хотелось снова вынуть ребенка и рассмотреть его, но он побоялся. Хоть они и говорили, что это крупная девочка, но ему она казалась крошкой. завтра. Завтра будет много времени, чтобы познакомиться с ней, с этой новой девочкой. Он подошел к большой кровати, на которой спала Скай, и его сердце захлебнулось от нежности к жене. У нее был такой усталый вид! Теперь он был в долгу у нее — ведь она родила ему дочь. Нужно найти способ вернуться в Англию. Ирландия исключается — это Скай сама понимает. Если уже сейчас там волнения, то через несколько лет они перерастут в войну. Наклонившись, он нежно поцеловал жену и отправился в свою комнату.
Его сон прервало хныканье ребенка, и он, насторожившись, прокрался назад к колыбели. К его радости и облегчению, там уже была нянька. Она сделала реверанс:
— Все в порядке, монсеньор. Спите спокойно. Он с радостью вернулся в постель и снова проснулся только тогда, когда солнце над Аршамбо было уже в зените. Он лежал в кровати, даже не раздевшись, хотя сапоги он вроде снимал. Взглянув в комнату Скай, он увидел, что та сидит в постели и завтракает яйцом. Адам быстро привел себя в приличный вид. Скинув одежду, он крикнул Гийому, чтобы тот принес воды для умывания, и, пока он мылся и брился, старый слуга принес свежую одежду.
Ее глаза озарились, когда он вошел в комнату, и, протянув к нему руки, она весело сказала:
— Здравствуй, дорогой!
Сев на край постели, он поцеловал ее.
— Дорогая, я люблю тебя, — пробормотал он. — Ты самая замечательная женщина на свете!
— Что-то вы сегодня так счастливо выглядите, лорд! — поддразнила она его, но, не в силах больше притворяться, позвала няньку:
— Ия, принеси ребенка, чтобы мой муж посмотрел. Ты должен видеть ее, Адам, она совершенна! — Ее глаза тоже сияли от счастья, и он, взяв ее за руку, поцеловал ее.
— Спасибо, любимая, — сказал он. — От всего сердца — спасибо!
Ия принесла ребенка из колыбели. Осторожно положив его на постель, она сказала:
— Мне нужны новые пеленки, мадам, если позволите, я схожу за ними.
— Конечно, конечно, — одобрила ее Скай и повернулась к мужу. — Посмотри же, Адам, это просто чудо!
Адам посмотрел на маленький сверток, откуда виднелось только крошечное личико в виде сердца.
— Трудно сказать, — честно ответил он. — А нельзя ее развернуть?
Скай развернула одеяло и осторожно сняла с девочки крошечную рубашку и пеленки. Потом посмотрела на мужа:
— Ну?
Адам де Мариско пристально рассматривал девочку. Да, это было совершенство — пухленькие маленькие ручки и ножки, маленький толстый животик. Она была розовой, с клочком черных волос на головке, а когда открывала глазки, было видно, что они голубые. Она смотрела прямо на него, и, усмехнувшись, Адам пощекотал ее пальцем. Ее кожа на ощупь была такой нежной!
— Она сделана из роз и слоновой кости, белого бархата, — тихо сказал он.
Скай гордо улыбнулась и снова одела малышку. Та запищала, а мать расстегнула рубашку и поднесла младенца к груди. Молоко должно было появиться лишь на следующий день, и в груди было только молозиво — все, что она пока могла предложить дочери. Адам восхищенно наблюдал за этой мирной картиной.
— А как мы назовем ее? — спросил он жену. Пока Скай считала, что у нее будет ребенок от Генриха Наваррского, она даже не могла помыслить о его имени.
— Может быть, в честь твоей матери и добавим имя Мари, ведь май — месяц Богоматери? — посмотрела на мужа Скай.
— Это так мило с твоей стороны, дорогая, — ответил он, — но у Кларисы есть дочь Мари-Габриэла, а у Александра — Габриэла-Мари. Конечно, у нашей дочери могут быть эти имена, но только у нее должно быть и свое, чтобы отличить ее от кузин. — Он еще раз взглянул на свою дочь, которая была всецело занята материнской грудью. Снова ему захотелось прикоснуться к ней, и он погладил пальцем ее сморщенную щечку. Тут его опять поразило ощущение бархатистости ее кожицы, и его глаза вспыхнули.
— Велвет — «бархат», — сказал он. — Велвет Габриэла-Мари.
Велвет де Мариско! Велвет де Мариско же в этот самый момент вдруг начала икать, к восторгу родителей, а потом, нисколько не обращая внимания на важность момента, когда из безымянного младенца она превратилась в Велвет де Мариско, мирно заснула. Скай любящим взором посмотрела на мужа, и Адам де Мариско улыбнулся в ответ. Им теперь не нужны были слова.
Глава 16
На третий день Велвет де Мариско была крещена в замковой капелле. Ко всеобщему удивлению, из Шенонсо, где они отмечали Первое мая, прибыли королева Екатерина и Маргарита. Принцесса захотела стать крестной матерью ребенка.
— Это не дочь Генриха Наваррского, — откровенно объявила Скай. — Мне не хочется, чтобы у нас было недопонимание, ваше высочество.
— Она слишком красива для дочери Генриха, мадам, — рассмеялась принцесса. — Нет, я решила стать ее крестной матерью просто потому, что, будь я хорошей женой, мне самой сейчас следовало бы родить. Но я не такая уж хорошая, да и Генрих совсем не образцовый муж. Сделайте милость, мадам, я буду добра к ребенку.
Скай вежливо поклонилась:
— Вы делаете честь моей дочери, ваше высочество.