— Сегодня тебе нужна храбрость, — сказала Эдх. — Там богиня.
— Найэрда… она… вернулась?
— Да, прибыла в мою башню, а оттуда перенесла меня сюда. Пошли.
Эдх решительно двинулась дальше. Ее плащ трепетал на ветру, распущенные волосы развевались вокруг гордо поднятой головы. Хайдхин покрепче ухватил древко копья и последовал за ней.
Едва заметные в слабом сиянии, широко раскинулись кривые ветви дуба. Ветер со стуком сталкивал их друг с другом. Хлюпали под ногами мокрые опавшие листья. Они обошли ствол и увидели ее рядом с покрытым железным панцирем то ли быком, то ли конем.
— Богиня, — вымолвил Хайдхин и, упав на одно колено, склонил голову. Но, когда он снова поднял ее, лицо выражало твердость. Если копье Хайдхина и дрожало, то лишь от дикой радости, рвущейся из груди.
— Теперь ты сама поведешь нас в бой?
Флорис устремила взгляд поверх его головы. Он стоял, гибкий и сильный, в темной одежде, с суровым и замкнутым лицом, несущим отметины долгих лет походной жизни; стальной наконечник его оружия сверкал в луче прожектора. Тень Хайдхина падала на Эдх.
— Нет, — произнесла Флорис. — Время войны миновало.
— Все римляне мертвы? Ты всех поразила? — Его голос дрожал от волнения.
Эдх отступила в сторону.
— Они живы, — ответила Флорис, — как будет жить и твой народ. Слишком много погибших в каждом племени, и у них тоже. Они хотят мира.
Левая рука Хайдхина присоединилась к правой, держащей копье.
— Я не хочу, — прохрипел он. — Богиня слышала мою клятву на берегу. Когда они будут убегать, я стану кусать их за пятки. Не будет им покоя ни днем, ни ночью. Должен ли я посвящать тебе смерти моих врагов?
— Римляне останутся. Но они вернут народу его права. Этого будет достаточно.
Как громом пораженный, Хайдхин тряхнул головой. Он переводил взгляд с одной женщины на другую, затем прошептал:
— Богиня, Эдх, неужели вы обе отступаетесь? Не могу поверить.
Он словно бы не заметил, как Эдх потянулась к нему через разделяющий их ветреный мрак. Ее голос умолял:
— Батавы и остальные, они ведь не нашего племени. Мы уже достаточно для них сделали.
— Уверяю тебя, условия будут почетными, — сказала Флорис. — Твоя работа окончена. Ты получишь то, чему будет рад и сам Берманд. А Веледа должна известить всех, что боги требуют сложить оружие.
— Я и ты… мы клялись, Эдх. — В голосе Хайдхина слышалось удивление. — Никогда ни ты, ни я не прекратим войну, пока я жив, а римляне у власти. Мы поклялись и отдали земле нашу единую кровь.
— Ты освободишь ее от клятвы, — требовательно сказала Флорис. — Как это уже сделала я.
— Не могу. И не стану. — Пронизанные болью, его слова внезапно обрушились на Эдх. — Ты забыла, как эти собаки сделали тебя своей сучкой? Тебя больше не заботит собственная честь?
Эдх упала на колени, закрывшись руками.
— Нет! — закричала она. — Не надо, нет, нет!
Флорис шагнула к мужчине. В ночи над ними Эверард нацелил парализатор.
— Имей совесть, — произнесла она. — Не волк же ты, чтобы рвать зубами ту, кого любишь?
Хайдхин рванул одежду в стороны, обнажив грудь.
— Любовь, ненависть… Я человек и дал клятву асам.
— Поступай как знаешь, — сказала Флорис. — Только оставь мою Эдх. Помни, ты обязан мне жизнью.
Хайдхин поник. Привалясь к древку копья, Эдх скорчилась у его ног, а ветер бушевал вокруг, и, как под веревкой висельника, скрипело дерево.
Однако он тут же рассмеялся, расправил плечи и взглянул прямо в глаза Флорис.
— Ты права, богиня, — сказал он. — Да, я должен уйти.
Он опустил копье, схватил его обеими руками чуть ниже наконечника, всадил острие себе в горло и одним резким движением качнул лезвие из стороны в сторону.
Вопль Эдх перекрыл вскрик Флорис. Хайдхин рухнул на землю. Заблестела черная в ночи кровь. В предсмертной агонии он продолжал корчиться, из последних сил вцепившись пальцами в траву.
— Стой! — рявкнул Эверард. — Не пытайся спасти его. Эта проклятая воинственная культура — у него оставался только один выход.
Флорис не позаботилась ответить субголосом. Богиня вполне может петь на неизвестном языке, сопровождая душу в царство мертвых:
— Какой ужас…
— Да, но подумай о каждом, кто останется жив, если мы все сделаем верно.
— Сможем ли мы теперь? Что подумает Берманд?
— Пускай думает. Прикажи Эдх не отвечать ни на какие вопросы. Ее появление здесь, за десяток миль от башни, этот человек, не захотевший положить конец жестокости, но убивший себя, Веледа, говорящая о мире, — вся эта таинственность прибавит ей весомости, скажется на убедительности ее речей, хотя, я думаю, люди и так придут к правильным выводам.
Хайдхин затих. Он словно даже стал меньше. Кровь растеклась вокруг и пропитала землю.
— Сначала нужно помочь Эдх, — сказала Флорис.
Она подошла к женщине, та поднялась и стояла, будто окаменев. Платье и плащ Эдх были залиты кровью. Не обращая на это внимания, Флорис обняла ее.
— Ты свободна, — пробормотала она. — Он ценой своей жизни дал тебе свободу. Помни об этом.
— Да, — вымолвила Эдх, глядя в темноту.
— Теперь ты можешь провозглашать мир на земле. Ты должна.
— Да.
Флорис все не отпускала ее, отдавая свое тепло.
— Скажи мне, как, — проговорила Эдх. — Объясни мне, что говорить. Мир опустел.
— Ох, дитя мое, — дыхание Флорис терялось в седеющих волосах Веледы. — Храни добро в сердце. Я обещаю тебе новый дом, новую надежду. Хочешь услышать об этом? Это небольшой зеленый остров в море.
Жизнь понемногу возвращалась к Эдх.
— Спасибо. Ты так добра. Я сделаю все, что смогу… во имя Найэрды.
— Теперь пойдем, — предложила Флорис. — Я доставлю тебя обратно в твою башню. Усни. Сон облегчит твое горе. Потом подумай над тем, что ты будешь говорить вождям и королям. Когда они придут к тебе, передай им слово мира.
Глава 19
Свежий снег укрыл пепелища, служившие когда-то пристанищем людям. Там, где можжевельник сумел удержать снег в своей темной зелени, он и сам казался белым. Солнце, висящее над южным краем земли, отбрасывало на снег небесно-голубые тени. Тонкий лед на реке с наступлением дня таял, но все еще держался коркой в тростниковых зарослях по берегам, а отдельные льдинки не спеша плыли по течению в сторону севера. Темная полоска на восточном горизонте отмечала границу дикой местности.
Берманд со своими людьми ехал на запад. Копыта глухо стучали по промерзшей земле, восстанавливая старую дорожную колею. Дыхание паром вырывалось из ноздрей и окаймляло изморозью бороды. Морозно поблескивал металл. Всадники лишь изредка обменивались словами. Лохматые, в мехах и войлочных одеждах, они выбрались из леса и направились к реке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});