в буквальном смысле многих тысяч миль, преодоленных на испытаниях. Сильной стороной Тамбэ было как раз умение много трудиться в процессе доработки техники, тогда как Арну и Альборето таких талантов были лишены и чурались столь тяжелой и нудной работы на полигонах.
Многие приводят увольнение Тамбэ в качестве аргумента в пользу того, что Феррари начал утрачивать адекватность по части принятия решений. Он становился все более изолированным от каждодневной работы предприятия и с каждым днем все больше полагался на глаза и уши своего доверенного агента, Пиччинини. Однако он по-прежнему оставался краеугольным камнем всей команды, последней инстанцией при выборе каждого нюанса внутренней политики и мистической фигурой лидера в восприятии внешнего мира. Каждый день за появлением его у ворот завода наблюдали преданные поклонники, стекавшиеся в Маранелло для того, чтобы хоть одним глазком взглянуть на великого человека. Доктора, политики и самоуверенные магнаты мялись у обочины дороги на Абетоне словно кентерберийские пилигримы с потными ладонями и выпученными от предвкушения глазами. Все они собирались там в надежде увидеть человека, который в их восприятии наивных и доверчивых людей, достиг уровня квазибожества. Он проходил мимо них, усаживался рядом со своим водителем и вознаграждал их царственным взмахом руки, но лицо его при этом оставалось бесстрастным — никакой улыбки, глаза скрыты под непроницаемыми очками. Для собравшихся просителей даже это было сродни дарам небесным.
Внутри гудящего завода, не сбавляя своего маниакального темпа, по-прежнему шла ожесточенная политическая борьба. Пиччинини был эмиссаром Феррари в войнах FOCA-FISA, которые к тому моменту вошли в такую деструктивную фазу, что обе стороны активно искали перемирия. Монсиньор работал идеально, ужом пролезая на встречи и совещания по всему континенту, неизменно облаченный в свое длинное двубортное шерстяное пальто синего цвета — в нем он появлялся даже в летнюю жару. Он ловко балансировал на грани пересечения интересов противоборствующих сторон, умудряясь одновременно заключать для Ferrari союзы как с Экклстоуном, так и с Балестром. «Он был выдающимся, — вспоминал один из участников тех изнурительных баталий. — Пиччинини был одновременно другом всем. Каждый принимал чью-то сторону, но только Пиччинини и Феррари занимали обе стороны одновременно».
Как всегда, в gestione sportiva царила враждебная атмосфера. Форгьери открыто выражал презрение в отношении Пиччинини и ощущал дискомфорт от присутствия Постлтуэйта, очевидно угрожавшего его позиции лидера технического департамента. Пьеро Ларди Феррари маячил где-то на заднем плане — разумеется, именно в его руках оказалось бы громадное влияние в случае внезапной смерти его отца, здоровье которого явно ухудшалось.
Однако Ingegnere, в прошлом «Коммендаторе», по-прежнему руководил всем лично. Свой 85-й день рождения он встретил с новыми титулами, подарками, наградами, представлениями к наградам и приторно-льстивыми посвящениями его гению. За ним давным-давно уже закрепилось положение международного патриарха автоспорта, но это почетное звание ничего не значило в сравнении с ухудшавшимся положением дел его конюшни. Именно на успехах своих гоночных машин он, словно лазер, фокусировал энергию всего своего сознания и именно в этом деле все еще мог оказывать колоссальное давление на своих прислужников, призывая их к forza! перед лицом новых непростых вызовов, которые бросала им Англия.
В 1984 году команда выиграла всего одну-единственную гонку — Альборето одержал победу в Бельгии. Арну же выступал в лучшем случае очень неровно. Новой звездой на трассах Формулы-1 стал TAG McLaren: спроектированный Porsche мотор на английском шасси и деньгах саудовских богатеев. Двигатель был примером реализации новой сложной технологии, обеспечивавшей мотору одновременно и мощность, и экономичный расход топлива. Новый договор между воюющими фракциями FISA и FOCA постановлял, что за гонку болид Формулы-1 может расходовать максимум 220 литров топлива, что, в свою очередь, породило спрос на экзотические системы мониторинга расхода топлива, которые могли бы обеспечить максимальную производительность при минимальном потреблении бензина. Тот факт, что именно спроектированный Porsche двигатель добился лучших результатов в этом деле, особенно сильно раздражал Феррари. Дерзкая штутгартская фирма заняла место Гарцующего жеребца из Маранелло в международных соревнованиях на выносливость, и многие эксперты утверждали, что ее высокопроизводительные турбированные «911-е» и «928-е» превосходят дорожные машины «Ferrari» если не по чистой производительности, то как минимум по качеству и уровню инженерии. Хуже того, напряжение в отношениях между Форгьери и Пьеро Ларди Феррари уже давно достигло невыносимого уровня. Более молодого Пьеро повысили до должности генерального менеджера команды, и теперь он регулярно сталкивался лбами с эмоциональным и целиком преданным общему делу Форгьери. Инженера возмущало присутствие в компании человека, которого он считал дилетантом. Это впечатление Форгьери усиливал тот факт, что Пьеро регулярно отсутствовал на работе, отлучаясь в свой роскошный дом в Кортине. В конце 1984 года инженера «повысили» до директорской должности в новом, научно-исследовательском отделе компании (ufficio ricerche studi avanzati), где он должен был придумывать экзотические дизайны будущих автомобилей, в то время как Постлтуэйту — близкому другу Пьеро — было поручено контролировать все инженерные процессы, связанные с Формулой-1. Горделивый Форгьери счел это решение непростительным оскорблением.
В 1985 году ситуация лишь ухудшилась. Теперь быстрее Ferrari были не только болиды TAG Porsche: на авансцену вышла Honda в партнерстве с британской командой Williams. Японская компания, не снискавшая успеха в первой своей попытке прорваться в Формулу-1 в середине 1960-х, вернулась вершить возмездие. Запустив масштабную кампанию, по слухам, обошедшуюся бюджету компании в 300 миллионов долларов, Honda представила миру двигатель V12 громадной мощности и притом куда более надежный, чем любая силовая установка из Маранелло. Арну продержался в команде всего одну гонку, после чего Рене списали, заменив шведским наемником по имени Стефан Йоханссон. Альборето удались победы на канадском и немецком Гран-при (прошедшем на укороченном и «стерилизованном» новом Нюрбургринге, незамедлительно прозванном Green Party Ring), но после этого команду ждал затяжной спад, включивший в себя 34 этапа без единой победы.
Весь 1986-й Альборето и Йоханссон откровенно мучились, не в силах добиться хоть каких-нибудь результатов. Разочарованный Феррари стал искать помощи на стороне и шокировал весь спортивный мир, наняв многоуважаемого и весьма почитаемого британского дизайнера Джона Барнарда. Этот довольно молчаливый инженер-механик впервые обрел известность в гоночном мире, когда в 1980 году спроектировал Chaparral, одержавший победу в 500 милях Индианаполиса (что, впрочем, не принесло ему общественного признания), а затем создал потрясающие TAG Porsche-McLaren. Не было никаких сомнений в том, что Барнард входил в число самых креативных и изобретательных гоночных инженеров и что его помощь могла очень пригодиться стагнирующей Ferrari. Но Барнард отклонил первые приглашения Пиччинини и других, наотрез отказавшись покидать Англию и перебираться в Маранелло. Тогда компания предприняла совершенно изумительный стратегический ход, который наверняка одобрил лично Энцо Феррари: Барнарду был выдан полный карт-бланш на создание дизайнерского цеха Ferrari рядом с его собственным домом