кутерьмы выделялись два «джойстика» — один между ногами, второй — справа под креслом. Как и ожидалось, средний отвечал за направление, а боковой — за высоту. Но когда я попытался взлететь, катер приподнялся над палубой где-то на полметра, после чего шлепнулся вниз.
— Зараза… Похоже, что-то все же повредили.
— Да неужели? — фыркнула Маша. — С чего бы это? Может с того, что тут дыр больше, чем в сыре?
— Ничего. Сейчас подпитаем стержень.
Эромантическое усиление сработало и с техникой. Выползшие из рук щупальца обхватили рычаги и скользнули куда-то под кресло. Спутница взвизгнула, и миг спустя пол задрожал от мерного гула, а стрелки в датчиках пришли в движение.
Мне удалось оторваться от досок и стабилизировать полет, причем очень вовремя — начался очередной обстрел. И с высоты прекрасно видел, как на стальных плитах вспыхивают огненно-черные цветы, и мощь их такова, что громадные корпуса вздрагивают от носа до кормы.
Один снаряд взорвался совсем рядом, и я решил, что с осмотром пора заканчивать. Опустился ниже и вырулил к носовому орудию «Союза», маневрируя с грацией безногой собаки, но кое-как уходя из зоны поражения.
Сев, выбрался из кокпита, распахнул люк соседнего отсека и протянул подруге руку. И как только та вцепилась в ладонь, я ощутил на коже скользкую влагу.
— Маша?
— Обожди…
Она пьяно шагнула на доски, чуть не поскользнулась и привалилась спиной к обшивке, тяжело дыша и мотая головой.
— Врача! — заорал я выглянувшим на шум канонирам и рванул на девушке китель. — Надо посмотреть, куда тебя ра…
Долго искать не пришлось — на белоснежной блузке расползалось алое пятно. Я рывком расстегнул пуговицы и увидел меж грудей темные подтеки — совсем как от вина, что Мария пролила на себя перед нашей первой страстью. Все же то был дурной знак. Очень дурной.
— Держись, — зажал рану, чувствуя ладонью слабеющую пульсацию — похоже, осколок задел сердце. — Ты сильная. Ты справишься.
Морячка сползла на палубу и криво улыбнулась, пустив струйку уголком рта — судя по всему, шрапнель пробила спину в нескольких местах, поразив при том и легкие. Плохо… но не смертельно. Добрый лекарь ее вытащит. Такой, как Ирина.
— Медик! — рявкнул пуще прежнего, но тут дали новый залп, по ушам резанул свист, а крейсер закачался от частых прилетов.
Эвакуационная команда смело бросилась к нам на выручку, но близкий взрыв скосил почти весь отряд. Я хотел взять девушку и отнести в безопасный трюм, но тут ощутил на щеке теплое мокрое касание:
— Вот и все, старший помощник, — хрипло процедила блондинка. — За мечту пришлось… дорого заплатить. Но я жалею лишь об одном… что больше не увижу тебя…
— Увидишь, — подхватил ее и ринулся к распахнутой переборке. — Врача, мать вашу!!
— Сюда, ваша светлость! — канонир указал на подъемник. — Внизу вас встретят.
В трюме уже ждали люди в белых халатах. Проследовал за ними по мрачному узкому коридору, подсвеченными лампами аварийной подсветки.
— В операционную! — медик открыл нужную дверь. — Скорее!
Я уложил подругу на койку и отступил, лишь тогда заметив, что руки трясутся от страха и напряжения. Врачи склонились над девушкой, споро орудуя скальпелями и зажимами, но все вмешательство заняло чуть больше минуты. Затем троица докторов положила окровавленные инструменты в лотки, повернулась ко мне и склонила головы.
— Что? — голос сорвался на предательский фальцет. — Вы уже помогли ей? Уже залатали?
— Нам очень жаль, ваша светлость. Раны слишком серьезные. Мы ничего не смогли бы сделать.
— Нет… — растолкал их и склонился над бездыханным телом. — Машка, очнись. Ты не можешь умереть вот так! Маша!
Тряхнул ее за плечи — раз, другой. Врачи не мешали, лишь тихо вздыхали под стенкой. Я прильнул к груди и тут же отпрянул с поцарапанным ухом — последние сокращения вытолкнули острый край шрапнели, и та пронзила пламенное сердце насквозь и навсегда остановила. И теперь княжна лежала с широко распахнутыми глазами, на которых таяли последние снежинки, и улыбалась, глядя в вечность.
— Суки! — я рубанул кулаком в стену и опрокинул стойку для капельниц.
Дыхание перехватило, в голове потемнело, а ярость всколыхнулась, как вулкан. Но быстро пришел в себя — не хватало еще разгромить лазарет в припадке гнева, от этого лучше никому не станет. Есть еще одна пушка и один стержень — а значит, звездато-полосатые не станутся без ответа.
Поцеловал на прощанье холодеющие губы, закрыл глаза и поднялся в башню. Выгнал всех, кроме наводчика, и насытил орудие силой — темной, как вишневый сироп, в которой поровну смешались любовь, боль утраты и непреодолимая жажда мести.
— В кого целить, ваша светлость? — спросил офицер.
— Как говорил один мой товарищ, — смахнул рукавом колючие слезы, — надо минусовать стволы. Цель — «Каратель».
— Есть! — мужчина завертел ручками и шестернями. — Как раз повернут бортом. В носовую башню бить — али в корму?
— Наводись на реактор.
— Реактор? — офицер поднял голову от пульта и с удивлением посмотрел на меня. — Но ведь он в цитадели. Там броня толщиной как три меня.
— Цель — реактор, — процедил таким тоном, что спорить уже не осмелились.
Щелчки, жужжание, гул гидроусилителей…
— Готово!
— Прямая наводка?
— Так точно!
Рванул рычаг на себя, и пушка изрыгнула сплошной темно-розовый поток, что подобно лазерному лучу вонзился в борт крейсера и раскалил лист так, что клепки засияли, точно лампы, удобно отметив точку попадания.
Вот только дальше луч не шел, несмотря на срывающиеся вниз капли расплавленного металла. Летучее чудище обильно роняло кровь, но рана оказалась поверхностной и вряд ли смогла бы его убить.
— Ну нет, гнида, — добела вцепился в рукоятку затвора. — Так дело не пойдет.
Усилил нажим, волна за волной